В обятьях зверя (СИ)

— Малыш, — тихо проговорил Деймон и погладил девушку по волосам. — Это, правда, сложный диагноз. Но врачи уже составили план лечения. Они дают хорошие прогнозы. Мы справимся с этой дрянью.

— Деймон, пожалуйста, — Кэтрин как-то неловко вдохнула и кашлянула. — Пообещай мне… Пообещай, что все будет хорошо. Что мы будем счастливы.

Деймон взял ладонь Кэтрин в свою, переплетя ее ледяные пальцы со своими, и крепко сжал, внимательно посмотрев ей в глаза.

— Все будет хорошо. Я обещаю тебе. Ты веришь мне?

— Я верю только тебе.

— Несколько дней я не расставался с ноутбуком и искал в интернете любые источники об этом заболевании, читал научные статьи и новости о продвижении в лечении онкологии… Голова пухла от потока информации, которая порой была очень противоречивой. Мы с родителями Кэтрин сразу начали поиск клиники, где могли бы продолжить лечение, и остановились на Cedars-Sinai**. Ты, наверное, знаешь, у них один из лучших онкологических центров на континенте, — пробормотал Деймон, и Елена обессиленно кивнула. — Курс химиотерапии начали практически сразу же. Врачи предупреждали, что переносить его будет тяжело, не один раз говорили о возможных побочных эффектах… Но все равно сложно было смотреть на то, как Кэтрин постоянно знобило по ночам. Вскоре у нее совсем пропал аппетит. Врачи рекомендовали есть небольшими порциями, но Кэт не съедала даже их. Она очень любила вареную рыбу, я приносил ее ей, но она к ней не притрагивалась. Я ходил в ближайший магазин и приносил ее любимые испанские апельсины, когда разрешали доктора, но и они тоже оставались нетронутыми. Кэтрин сильно потеряла в весе, но курс был доведен до конца, и это было нашей маленькой, общей победой. Врачи дали три недели на то, чтобы восстановить силы, а после — начали второй. Он проходил чуть легче, и мы даже ненадолго выходили на улицу. Постепенно Кэтрин начала оживать, и я сам увидел, что лечение дает результаты. К ней в госпиталь часто приезжали друзья, мы подолгу болтали ни о чем, смотрели какие-то фильмы. Я по большей части приезжал к Кэтрин по вечерам — мне нужно было работать, чтобы оплачивать лечение. И у нас появилась маленькая традиция: каждый раз, встречаясь вечером, мы смотрели «Друзей». Так получилось, что мы оба ни разу не смотрели этот сериал, и, узнав об этом, наши друзья все уши прожужжали нам о том, что мы обязаны это исправить. Мы по вечерам садились, включали ноутбук и погружались в этот мир. Но при этом очень часто на ум приходили истории из собственного опыта, мы вспоминали их, смеялись и подкалывали друг друга. И в такие моменты страх уходил.

На губах Деймона появилась улыбка.

— Знаешь, когда Кэтрин только начинала лечение, я думал, что постепенно превращусь в какого-то робота, который начнет говорить исключительно медицинскими терминами, но… Я сам никогда не мог подумать об этом, но именно в это время я ощущал жизнь как никогда сильно. Наверное, чтобы это случилось, мне нужно было почувствовать, как она утекает сквозь пальцы. Чтобы я понял ее ценность и начал ее беречь. Чтобы научился радоваться тому, на что раньше даже не обращал внимание. Потому, что из таких мелочей и состоит жизнь, и, забывая о них, можно упустить что-то очень важное. Я это очень хорошо уяснил тогда.

Деймон сделал небольшую паузу, а затем продолжил.

— После того, как был завершен второй курс «химии», врачи еще раз взяли все необходимые анализы и были очень довольны и их результатами, и состоянием Кэтрин, но говорить о чем-либо было еще рано. Они прописали еще три высокодозных курса, чтобы «добить» эту дрянь и достичь ремиссии, которая позволила бы провести трансплантацию костного мозга. Мы начали искать донора… И тогда я понял, что нас окружают просто удивительные люди.

Голос Деймона стал тише, и в нем зазвучало удивительное благоговение.

— Когда врачи сказали мне, что, вероятнее всего, после третьего курса можно будет провести ТКМ, Бонни и Кай были в Аргентине. Они звонили стабильно раз в два-три дня и спрашивали о самочувствии Кэтрин, хотя они очень близко не общались. Когда я им рассказал о поиске донора, они… Они прервали свою поездку и вернулись в Лос-Анджелес, чтобы пройти типирование. Эту процедуру прошли многие наши друзья. Они все объединились в борьбе против нашей беды. Это было просто невероятно, — прошептал Деймон. — К сожалению, подходящего донора среди нас не нашлось, поэтому нужно было искать дальше, но клиника быстро справилась с поисками. Главное было — достичь ремиссии. И у нас это получалось. После пяти курсов «химии» кровь была чиста, 0% бластов. И на фоне этой новости меркли те сумасшедшие месяцы, которые нам пришлось пережить перед этим. Мы жили в предвкушении и верили: нужно потерпеть еще чуть-чуть, и все будет по-старому. Раньше мы с Кэтрин любили фотографироваться, у нас была куча абсолютно разных фото. Но мы с ней договорились, что забудем про фотоаппарат на время лечения, и дело было не в том, что Кэтрин могла стесняться своего внешнего вида — такого не было. Она чувствовала себя уверенно. Просто мы верили, что настанет день, когда вся эта история станет для нас белым пятном, и о ней ничего не будет напоминать. Я не знаю, что со мной происходило, но я был абсолютно спокоен, когда Кэтрин проводили процедуру ТКМ. Я знал ее, знал лучше, чем себя. Она всегда привыкла бороться до последнего, и у меня в мыслях не было какого-то другого исхода, кроме положительного. С того дня началась новая жизнь. Кэтрин была совершенно обессилена после пятого курса, но после ТКМ многое изменилось. Едва врачи разрешили, мы начали выходить на улицу, она быстро начала ходить сама, чем удивила многих докторов. Мы гуляли, бывало, смотрели на небо и говорили, говорили, говорили… Мы считали дни после ТКМ, и чем больше становилась цифра, тем сильнее была уверенность в нашей победе. Когда врачи разрешили покинуть госпиталь и жить дома, мы просто кричали и обнимались, как дети, мы готовы были бегать по отделению, как сумасшедшие. Нужно было принимать кучу таблеток, носить защитную маску — но это все казалось такой ерундой… Ремиссия держалась на протяжении нескольких месяцев, и, предварительно поговорив с врачами, когда в честь какого-то праздника в США устроили три выходных, помимо основных — субботы и воскресенья, я увез Кэтрин в Санта-Монику.

— Деймон, ведь теперь так будет всегда? — с невероятной надеждой во взгляде спросила Кэтрин, когда они с Деймоном, обнявшись, стояли на берегу океана и слушали шум прибоя. Кожу обдувал приятный теплый августовский ветер, который приносил с океана соленый привкус.

Деймон взглянул на Кэтрин: она была очень похожа на ребенка, и такой он видел ее впервые. Но тем сильнее хотелось показать ей, что ее надежды не напрасны, что теперь все действительно будет хорошо.

— Да, — кивнул Деймон. — Нам с тобой столько еще предстоит всего сделать… Свадьба… Сумасшествие, — он улыбнулся, обняв девушку сзади, скрестив руки у нее на животе, и поцеловал в щеку.

Они стояли так около минуты, просто смотря вдаль, слушая крики чаек и думая каждый о своем.

— Кэтрин, — вдруг позвал Сальваторе. — Я хочу ребенка… — прошептал он ей на ухо.

Он не знал, как она отреагирует на эти слова: к детям Кэтрин никогда не питала особой нежности. Но что-то подсказывало ему, что теперь они в своих желаниях сходятся.

— Я знаю, что пока нам нужно будет подождать. Но, может быть, когда лечение закончится…

— А кого ты больше хочешь — мальчика или девочку? — вдруг спросила девушка, и Деймон не смог сдержаться от улыбки. Он на мгновение задумался.

— Пацана. Девочек я не умею воспитывать… Вообще никого пока не умею, — усмехнулся он. — Но мальчики как-то понятнее.

— А я бы хотела девочку, — сказала Кэтрин и повернулась к Деймону, внимательно посмотрев ему в глаза. — Чтобы у нее были такие же голубые глаза, как у тебя.

— Ты ведь понимаешь, что тебе придется забеременеть как минимум дважды, чтобы исполнить наши с тобой желания, м? — с заговорщицкой ухмылкой произнес Сальваторе, коснувшись лба любимой.