Наследница

Тихий стук в дверь раздался довольно скоро. Вздохнув, Рене сполоснула лицо, вытерла и щелкнула задвижкой.

— Ну что еще?

— Извини... — Тед сказал это и осекся, вспомнив ее слова: «ударит, извинится...» — Давай не будем больше об этом говорить. Пойдем, — взял ее за руку и повел как маленькую обратно в комнату.

— У тебя ничего сладкого нет? — На ее удивленный сердитый взгляд пожал плечами. — Успокаивает хорошо.

— В шкафчике, справа, — вздохнула Рене.

В шкафчике оказался шоколадный ликер — густой и тягучий, как мед. Налив ей полную рюмку, он плеснул и себе, все в тот же неизменный круглый стакан.

Внезапное легкое прикосновение заставило его вздрогнуть. Это была желтая тощая собачонка. Она стояла на задних лапах, опираясь на его колено, и, вытянув длинный нос, принюхивалась, поводя узкой головкой.

Только усилием воли Тед сдержал желание смахнуть ее со своего колена. Очевидно, выражение легкой паники все же промелькнуло на его лице, потому что девушка улыбнулась.

— Она не кусается.

— А чего ей надо? — спросил он — собачонка упорно не уходила.

— Она шоколад любит.

Тед готов был отдать собаке хоть всю бутылку — лишь бы она отодвинулась. Или, может, налить ей в тарелку?

— Макни палец и дай ей облизать, — разрешила его сомнения Рене, — с нее хватит.

Это предложение не показалось ему привлекательным. Судя по всему, она поняла это, потому что сама макнула палец в рюмку и опустила вниз, позвав: «Нелли!» Собачонка бросилась к ней и торопливо, трясясь от волнения, заработала языком.

— Ты не любишь собак? — спросила Рене, поворачивая палец так, чтобы собачке было удобно.

— Да нет, не то чтобы не люблю, — Тед не знал, как ответить, чтобы не пасть слишком низко в ее глазах. Решил, что лучше сказать правду: — Меня в детстве собака... дог здоровенный... В общем, я их до сих пор немного... вроде как боюсь.

— Покусал, что ли? — в голосе Рене послышалось сочувствие.

— Да нет, — махнул он рукой. — Просто лапами по земле валял и встать не давал. И дышал прямо в лицо... пастью. Я потом заикался долго — даже в школе дразнили.

Тед не стал добавлять остальных пикантных подробностей: что этот огромный черный пес, судя по откровенным телодвижениям, принял его за сучку. И — самое неприятное — как он обделался со страху, а потом бежал домой, зареванный и в мокрых штанах, и старшеклассники, затеявшие всю эту забаву, хохотали ему вслед.

Наверное, не стоило вообще об этом рассказывать — теперь было жутко стыдно.

— А я змей боюсь, — неожиданно сказала Рене, — и угрей.

— Кого? — не понял он.

— Угрей... и миног тоже. У нас в Дерривале их очень много. Их там ловят и коптят. Так даже когда они копченые в кладовой висели, я туда заходить в детстве боялась.

— А Дерриваль — это где?

— Это наше поместье, недалеко от Ниццы. Раньше я туда каждый год ездила на каникулы.

— А теперь?

Тед пожалел, что спросил — ее лицо, только украсившееся теплой улыбкой, снова помрачнело.

— А теперь... я не знаю, что будет. Виктор никуда меня одну не отпускает.

Это имя, сорвавшееся с ее губ, заставило их обоих обрести чувство реальности. Только что они мирно болтали — два человека, которые, возможно, при других обстоятельствах могли бы стать друзьями. Но теперь они вспомнили, что свело их вместе в этой комнате.

Рене взглянула на часы.

— Минут через двадцать я схожу посмотрю... —встала, подошла к бюро и, вернувшись, положила на стол пузырек.

— Возьми. Тут еще несколько таблеток. Одной хватает часов на восемь.

— Спасибо, — он сунул таблетки в карман — от этого движения успокоившиеся было ребра опять заныли.

Она снова отошла к бюро и нерешительно спросила:

— Может, тебе деньги нужны?

— Перестань!

— Извини... — вздохнула и вернулась в кресло.

Несколько минут они сидели молча.

— Рене! — наконец решился он прервать эту давящую тишину.

— Не надо... Если ты снова об этом — то не надо!

— Нет. Я хотел тебе оставить свой телефон. Если тебе когда-нибудь потребуется помощь... любая помощь — позвони мне!

Не дожидаясь, пока она откажется, Тед вскочил и шагнул к бюро. Нашел какую-то тетрадь с формулами а на одной из страниц, прямо между ровными синими строчками, вписал карандашом несколько цифр.

— Это телефон в Париже. Там автоответчик. Я кажд ыйдень его проверяю, — он говорил быстро, не давая ей возможности вставить что-нибудь вроде «Ни к чему».

Но вместо этого Рене лишь спросила:

— Ты в Париже живешь?

— Да. Но если ты позвонишь — я приеду, очень скоро.

— Спасибо, — неожиданно она улыбнулась своей обычной, не очень веселой и немного виноватой, улыбкой. — А знаешь, если бы обстоятельства сложились иначе, я бы сейчас тоже жила в Париже и училась в Сорбонне, — вздохнула и решительно встала. — Ладно, я пойду проверять. А тебе придется... — кивнула на потайную дверь.

Опередив ее, Тед подошел к зеркалу и снова начал ощупывать раму, пытаясь все же разобраться в ее секрете.

Рене молча наблюдала за его действиями и улыбнулась, когда он, отступив от зеркала, вопросительно взглянул на нее.

— Никак?

Тед покачал головой.

— Смотри, — она протянула руку к одному из резных цветков, — нужно нажать серединку и двумя пальцами совместить вот эти два лепестка, — шевельнула левой рукой — дверь тут же приоткрылась.

— А обратно? — осмелился спросить он.

Она показала на почти незаметную выпуклость на стене проема.

— Это кнопка. Нажать — и откроется.

Дождалась, пока он влезет и усядется, прикрыла дверь, позвала одну из собачонок — черную, лохматую — и вместе с ней выскользнула из комнаты.

Отсутствовала она довольно долго — Тед уже начал беспокоиться. Но первыми ее шаги услышал не он, а собаки, которые насторожились, подбежали к двери — и через минуту еле слышно щелкнул замок.

Рене вошла с большой кружкой в руке и толстой книгой под мышкой. Поставила кружку на столик у двери, заперла задвижку и негромко сказала:

— Вылезай, все в порядке!

Выпрыгнув и скривившись от напомнивших о себе ребер, Тед закрыл за собой зеркало и попытался открыть его снова, нажав на цветок — дверь послушно распахнулась.

— Этому запору почти двести лет, и он до сих пор работает как часы! — похвасталась Рене.

— А Виктор про это не знает?

— Никто не знает. Мне бабушка показала и велела никому, дажемаме, не говорить. Мне тогда было лет тринадцать, — она улыбнулась, — и я страшно гордилась, что у нас с ней общая тайна есть. — Лицо ее стало серьезным, а тон — деловитым: — В доме все спят. Я походила по первому этажу, сварила на кухне какао, — кивнула на кружку, — зашла в библиотеку — везде все тихо.

— Тебя никто не заметил?

— Нет. А даже и заметили бы, так ничего — я часто поздно не сплю. Но там никого нет, я специально Тэвиша с собой взяла. Он бы точно услышал.

Тед понял, что под Тэвишем Рене подразумевала черную собачонку.

— Ну, и... что теперь?

— Сейчас мы спустимся вниз, в библиотеку. Крайнее правое окно не заперто. Вылезешь и прикроешь за собой створки, только быстро — дверь в коридор не запирается. А я, когда увижу, что все нормально, вернусь наверх, минуты через три уже открыто спущусь, как будто книгу не ту взяла, и запру окно.

— У вас ночью во дворе кто-нибудь дежурит?

— Обычно нет. Но сегодня... Виктор мог попросить Рейни.

— Ладно... справлюсь.

— Я пойду переодеваться, — не дожидаясь ответа, она встала и скрылась в спальне.

Тед подошел к окну и вгляделся в темноту, пытаясь еще раз прикинуть, нет ли каких-то пробелов в ее плане. Бросил взгляд на книгу, лежащую на столике. Агата Кристи... Похоже, девочка начиталась детективов и неплохо претворяет прочитанное в жизнь.

Наверное, Джеймс Бонд в такой ситуации не стал бы полагаться на план, придуманный молоденькой неопытной девчонкой. Хотя ни один супермен не стал бы и валиться, как кегля, под ударами Виктора — один-два приема, и этот самодовольный красавчик ползал бы по полу и просил пощады!