Суши для начинающих

57

Эшлин заворочалась в постели, достала из-под себя телефон. Уже четыре дня она спала с ним. В миллионный раз она набрала домашний номер Маркуса. Автоответчик. Потом рабочий. Голосовая почта. И, наконец, мобильный.

– Опять не берет? – сочувственно спросила Джой, вместе с Тедом дежурившая у постели подруги.

– Нет. Господи, хоть бы взял уже! Хочу получить какие-нибудь разъяснения.

– Трус паршивый! Звони, звони ему на работу. И на концерты, по мобильному. Пусть подергается, – кровожадно посоветовала Джой. – Говори в трубку всякие гадости, чтоб мало не показалось. Например, что в постели он полный ноль и член у него…

– …крохотный, – устало закончила за нее Эшлин.

– Весь конопатый, хотела сказать я, – возразила подруга. – Но «крохотный» тоже нормально.

– Нет. Не надо.

– Ладно, по телефону доставать не будем. Тогда почему бы не прийти к нему домой? Если хочешь его вернуть, надо бороться.

– Не уверена, хочу ли я его возвращать. Да и все равно шансов у меня нет. Против Клоды…

– Не такая уж она и красавица, – фыркнула Джой.

И обе как по команде повернулись к Теду. Тот залился краской и мужественно соврал:

– Точно, точно.

Медленно, скорее себе самой, чем Джой и Теду, Эшлин сказала:

– Никак не могу понять, где я поступила неправильно. Я всегда выслушивала его новые шутки. Я ходила на все его выступления. Ну, почти на все. – Один раз не пошла, и вот вам пожалуйста: он тут же подцепил ее лучшую подругу. – Я по десять раз на дню повторяла ему, что он лучше всех, а остальные юмористы – бездари.

– Даже я? – робко уточнил Тед. – По его мнению, я – бездарь?

– Нет, ты – нет, – соврала Эшлин.

В тот вечер, когда они познакомились, Маркус шумно восторгался Тедом, но лишь потому – как она теперь понимала, – что не принимал его всерьез. Когда стало ясно, что у Теда появилась своя публика, немногочисленная, но преданная ему, Маркус начал подрывную кампанию. Ему хватало ума не поливать грязью друга Эшлин, и он ограничивался замечаниями типа: «Молодчина Тед Маллинс. Игроки в легком весе нам тоже пригодятся». А когда до Эшлин дошло, что на самом деле Теда чернят и принижают, она уже окончательно вошла в роль музы-утешительницы, чтобы возражать.

– Тот еще тип твой Маркус Валентайн, – заметила Джой. – Эгоист несчастный.

– Да нет, неправда. Мне было интересно помогать ему. Мы были очень близки духовно, мы дружили по-настоящему.

«Это-то и больнее всего, – подумала Эшлин. – Просто он нашел себе другую, которая ему больше нравится. Так случается сплошь и рядом».

– А ты чувствовала, что что-то происходит? – спросила Джой. – Он стал вести себя как-то иначе?

Вспоминать недавнее прошлое в свете последних событий было неприятно, однако Эшлин пришлось согласиться:

– Последние несколько недель, пока я работала как ненормальная, он так цеплялся ко мне по мелочам. Я думала, он просто скучает.

– А… гм… – Джой сделала вялую попытку сформулировать вопрос тактично и поняла, что не сможет. – А в постели у вас все было нормально?

Тед зажал уши ладонями.

– Нет, – вздохнула Эшлин. – Стало хуже. И опять-таки я думала, что по моей вине. Но после моего возвращения из Корка у нас было. Выходит, некоторое время он нас обеих трахал. Почему Клода с этим мирилась? – неожиданно вслух удивилась она.

– Может, просто не знала, – предположила Джой. – Должно быть, он и ее обманывал. Или, может, использовал тебя как средство давления, чтобы заставить ее бросить Дилана.

Джой не сразу сообразила, как жестоко прозвучали ее слова.

– Ой, прости… Я не подумала. А Клода что? Если б мне предложили выбирать между Маркусом и Диланом, уж я знаю, кого бы я выбрала! Слушай, может, жареной картошки хочешь?

Эшлин покачала головой.

– А вообще съесть чего-нибудь? Шоколада? Попкорна? Ну, чего?

Широким жестом Джой показала на заваленный лакомствами стол.

– Ничего, и не приноси больше.

– Ты вообще вставать с кровати собираешься?

– Нет, – буркнула Эшлин. – Я чувствую себя такой… униженной, просто уничтоженной.

– Не доставляй им этого удовольствия, – строго сказала Джой.

– По-моему, все меня ненавидят.

– За что? Ты же ничего плохого не сделала!

– Я чувствую, что весь мир против меня, и мне очень грустно, – добавила Эшлин.

– Конечно, тебе грустно, кто ж этого не понимает?!

– Нет, я не о том грущу. Я все думаю про Бу, и как грустно, что у него нет дома. И об остальных бездомных, которым голодно и холодно. Потеря достоинства, это так страшно!

Она замолчала, перехватив многозначительный взгляд, которым обменялись Джой и Тед. Они явно считали, что она двинулась умом от потрясения. Как можно горевать о каких-то бездомных, совершенно незнакомых людях, когда у нее своих, настоящих бед хватает? Они не понимали. А вот один человек в мире понял бы. Ее собственная мать!

«Так чувствовала себя моя мама, – подумала Эшлин, вторая ее мысль была: – Ах ты, черт, да у меня, кажется, нервный срыв».

Цветы цветами, но стоило Лизе прийти на работу и увидеть Джека, как в ней снова вспыхнула злая обида на его равнодушие.

– Как дела? – внимательно глядя на Лизу, спросил Джек.

– Прекрасно, – язвительно бросила она.

– Мы скучали без тебя!

Взгляд у него был добрый, сочувствующий – и весь Лизин гнев испарился. Глупости, обиделась, как маленькая.

– Хочешь взглянуть на мой опус по уходу за кожей? – Он протянул ей распечатку, где говорилось, что «Аведа» выпускает «хорошие» средства, и «Киль» – тоже «хорошие», и у «Иссеи Мияке» тоже вся продукция «хорошая».

Лиза положила листок обратно на стол, покровительственно подмигнула Джеку:

– Занимайся своим делом, ладно?

Наверно, они тут и впрямь запаниковали, если даже Джек стал писать статьи.

– Эшлин все еще нет? – спросила она, не скрывая самодовольства. Вот она разводится, а сумела справиться с собой и на работу вышла.

Только теперь, по возвращении, Лиза поняла, какой фурор произвел выход журнала и какими плодами вознаграждены ее старания. Покуда она валялась в постели, убежденная, что большей неудачницы, чем она, свет не видывал, она стала почти звездой – разумеется, в пределах Ирландии, но и это кое-что…

Конкурирующее издание попыталось переманить ее, в редакцию звонили журналисты, некоторые – с целью сделать большое интервью с главным редактором «Колин», а по большей части – с дурацкими вопросами типа «Ваш любимый праздник?» или «Ваш идеал мужчины?».

Лиза в глубине души порадовалась этим новостям и немного оттаяла, но гораздо больше успеха «Колин» ее волновала предстоящая в выходные встреча с Оливером. Выглядеть нужно будет умопомрачительно; добыть каких-нибудь сногсшибательных тряпок, привести в порядок волосы. И ногти. И ноги. И есть она, разумеется, до конца недели не будет, чтобы потом нормально пообедать с ним…

– Из «Санди таймс» звонят, – протянула ей трубку Трикс. – Хотят знать, какого цвета на вас трусики.

– Белые, – рассеянно отозвалась Лиза, и Келвин чуть не упал в обморок.

– Я пошутила, – опешила Трикс. – Они только спрашивают, как вы ухаживаете за волосами…

Лиза уже не слушала. Она звонила в Лондон, в пресс-службу дома Донны Каран.

– Мы хотим сделать фоторепортаж о зимней коллекции в рождественский номер, но платья нужны нам срочно – к пятнице.

– Лиза, мы можем обсудить, кого брать на место Мерседес? – спросил Джек.

При упоминании о бегстве Мерседес у Лизы внутри опять вспыхнул целый фейерверк ярости, который пришлось срочно гасить.

– Трикс, звони в «Гхост», «Фенди», «Прада», «Пол Смит», «Гуччи»! Говори, что мы посвятим им несколько страниц в декабрьском номере, но только если они пришлют нам тряпки до пятницы. Вперед!

И вслед за Джеком она умчалась в кабинет.

– Она что-то задумала, – изрекла в пространство Трикс. Трикс скучала по Эшлин и Мерседес; плохо, когда не с кем играть.