Прежняя любовь

В ту ночь, когда я выложила Джеку почти все, он пошел бегать и не возвращался несколько часов. Он ушел почти в полночь, а вернулся около четырех. Должно быть, в какой-то момент я задремала, хотя мне казалось, что заснуть я не смогу. Моя голова гудела от всего, что мне рассказали на похоронах. Оказывается, мама очень гордилась мной и тем, что я такая самостоятельная, что уехала в Лондон, выстояла, смогла устроиться в бухгалтерскую фирму, а потом перебралась в Брайтон, где начала работать делопроизводителем в одной из юридических фирм. Мама придумала мне целую жизнь, основываясь на письмах, которые она читала и хранила, хотя ни разу на них не ответила.

А когда я сообщила ей о помолвке, она страшно обрадовалась предстоящей свадьбе. Она всем рассказала, что свадьба состоится возле моря и она обязательно на нее поедет.

Би, мамина подруга, с которой она играла в бинго, после похорон отвела меня в сторонку. Она знала, из-за чего я ушла из дому. Она сказала мне, что мама вышвырнула Алана за дверь, как только получила мою первую открытку из Лондона. Видимо, тот факт, что я уехала так далеко, заставил ее поверить в правдивость моих слов. Мама знала, что я ни за что не уехала бы, если бы все это придумала или если бы, как убедил ее Алан, кое-что неправильно истолковала.

— Но я однажды позвонила, и он снял трубку, — возразила я.

— Значит, это действительно была ты. Она была в этом уверена, хотя мы убеждали ее не особо на это надеяться. Нет, милая, это был не он. Это был Мэтью, мой муж.

— Почему вы убеждали ее не особо на это надеяться? Она не отвечала на мои письма. Зачем бы она стала надеяться на то, что это звоню я?

— Понимаешь, милая, одно дело письмо, и совсем другое — возможность с кем-то поговорить. Есть такое ужасное чувство, как стыд. Твоей матери было очень стыдно, что она тебе не поверила, что она не замечала того, что происходило у нее под самым носом. Она так себя за это и не простила. Она часто плакала из-за того, что предала тебя, а я просто сидела, обняв ее, и молчала. Она твердила, что обязана была тебя защитить и что твоему отцу было бы за нее стыдно. Я пыталась убедить ее связаться с тобой, чтобы все исправить, но она и слушать не хотела. Ты же знаешь свою маму, она всегда была очень строга к себе. Но она не смогла бы сохранить эту дистанцию, если бы ты заговорила с ней по телефону или появилась на пороге.

«О боже, о боже! — думала я. — Если бы я просто подала голос…»

— Я вернулась бы, если бы знала, что его здесь больше нет.

— Я пыталась ей это объяснить, — вздохнула Би. — Я просила ее хотя бы отправить тебе открытку и поздравить тебя с днем рождения или Рождеством. Но твоя мама была уверена, что ты счастлива — это следовало из твоих писем, — и она считала, что ты в ней больше не нуждаешься.

У меня подкосились ноги, и я опустилась на землю.

— Это неправда, — прошептала я. — Это неправда. Я в ней нуждалась. Я так в ней нуждалась! Очень часто мне просто хотелось быть рядом с ней.

Я разрыдалась и долго не могла успокоиться. До этого момента мне все происходящее казалось чем-то нереальным, и я не осознавала, что больше никогда ее не увижу. Но все это не имело большого значения, потому что я думала, что она мне так и не поверила. Что она считала, будто я ей солгала. Но если бы я честно написала ей, как ужасна и невыносима моя жизнь и как я хочу, чтобы она помогла мне ее наладить…

Би меня обнимала и пыталась утешить. Вот почему я вернулась так поздно. Я просто не могла встать с того места, на которое рухнула. Я не могла успокоиться и из-за этого опоздала на поезд. С тех пор как я покинула Лидс, вся моя жизнь пошла вкривь и вкось. И теперь у меня уже нет ни единого шанса все исправить, потому что все, что я натворила, слишком ужасно, а теперь у меня нет и мамы, которая могла бы меня утешить и сказать, что все еще наладится.

— Я никогда не видела ее такой счастливой, как в тот день, когда она узнала, что ты помолвлена, — обнимая меня, повторяла Би. — Она была счастлива, что теперь у тебя есть человек, который сможет о тебе позаботиться.

Лежа на кровати, я перебирала эпизоды прошлого и, как и в поезде, который увозил меня из Лидса, горько сожалела о том, что мама мне не позвонила, не поговорила со мной. В какой-то момент я, видимо, заснула.

Когда я проснулась, Джек стоял в дверях и смотрел на меня. Его одежда пропиталась потом и прилипла к телу, которое вдруг показалось мне измученным и съежившимся. От пота его волосы казались почти черными, тем более что лицо было очень бледным. Я не знала, как долго он там стоял, но, если учесть, какое потрясение ему пришлось испытать, он показался мне довольно спокойным.

— Джек! — позвала я.

Не говоря ни слова, он развернулся и зашагал по коридору в главную ванную. Через несколько секунд до меня донесся шум воды. Я сидела на кровати, не зная, что мне делать.

Наконец он вернулся, обмотанный полотенцем вокруг бедер. Он подошел к шкафу и извлек из него кипу одежды. Войдя в ванную, смежную с нашей спальней, он начал одеваться. Я подтянула колени к груди и обхватила ноги руками. Я все еще была одета в черное. В этой одежде я была на маминых похоронах. Она соответствовала этой ситуации, потому что мне предстояли похороны очередных отношений, убитых моими откровениями.

Когда Джек снова вошел в комнату, он выглядел намного лучше, чем несколько минут назад. Он был почти нормальным. Почти. Я поняла, что нормальнее он все равно уже никогда не будет. Во всяком случае, он успокоился и как будто посветлел… очистился.

Он осторожно присел на край кожаного кресла, стоявшего возле туалетного столика, потом протянул руку и включил светильник на стене, хотя сквозь приоткрытые шторы уже просачивался серый свет. Занималось субботнее утро.

— Расскажи мне, — попросил он. — Я должен знать все. Пожалуйста, расскажи мне. Я хочу знать. Я постараюсь выслушать, не осуждая. Но я думаю, что мне будет легче, если я узнаю все.

— Ты уверен, Джек?

— Да. Я не знаю, как мы с этим справимся, если ты не расскажешь мне всего. В противном случае я буду представлять то, что происходило с тобой, еще более ужасным, чем это было на самом деле.

— Значит, ты думаешь, что мы сможем с этим справиться?

Он медленно кивнул.

— Да, я очень на это надеюсь. Я хочу этого больше всего на свете. Поэтому, пожалуйста, расскажи мне.

И я ему рассказала. Я, как бы видя все со стороны, рассказала ему о стриптизе, об Эллиоте, о том, как я покинула Лондон, о том, как пыталась найти работу в Брайтоне, об агентстве, которое предоставляло девушек для сопровождения. Я рассказала ему о Цезаре, хотя и не назвала его имени. Я сказала, что познакомилась с мужчиной, который поначалу показался мне добрым, но со временем стал моим сутенером, не давал мне денег и заставлял спать с множеством мужчин. Я рассказала Джеку о том, как сбежала от своего сутенера, но умолчала о том, что потеряла ребенка.

— Я в первый и единственный раз восстала против него в тот день, когда мы с тобой были вместе. Я и представить себе не могла, что я подпущу к себе другого мужчину после того, как мы с тобой провели несколько самых лучших часов в моей жизни. Я надеюсь, ты мне веришь. Вот и все. Это действительно все.

Джек меня не перебивал. Он слушал. Он морщился и сглатывал комок в горле. Ему это далось нелегко, но он дослушал меня. Возможно, это и есть любовь? Когда ты делаешь что-то невероятное, потому что очень сильно любишь другого человека.

— Я и представить не могу, как ты все это пережила, — тихо произнес он. — Мне жаль, мне очень жаль, что тебе пришлось через такое пройти. Я не знаю, как ты выжила.

— Прости, что я ничего тебе не говорила.

— О таком говорить трудно. — Он встал. — Я буду с тобой откровенен. Мне очень тяжело, но я не хочу тебя терять. Сейчас мне нужно побыть одному. Я лягу спать в свободной комнате. Но только сегодня. Завтра, если только ты этого хочешь, мы вернемся к нормальной жизни. Хорошо?