Перекати-поле

— Что? Она назвала мое имя? Подумала, что ты — это я?

— Да. Совершенно отчетливо. Она ничего не понимала, поскольку была совершенно пьяна. Она любила тебя, ТД, и только тебя одного. Кэти никогда бы сознательно не стала спать с кем-то, кроме тебя. Как ты вообще мог в такое поверить?

Трей откинулся на спинку кресла, и на его лице смешались боль от этого ужасного открытия и боль от страшной опухоли.

— Кэтрин Энн, Кэтрин Энн… — простонал он, закрыв глаза. — Господи, Джон, если бы я только знал…

— Ты бы узнал, если бы не бросил ее.

— Я не смог… я ходил вокруг, Тигр. Но не смог. — Он поднял голову; глаза его лихорадочно блестели в потемневших глазницах. — А тебя никогда не удивляло, почему я… как с цепи сорвался в том «заповеднике», как ты выразился про Майами, во время нашего первого визита туда и почему так обошелся с Кэти?

— Но я же точно знаю, что это было!

— Я узнал о результатах своих анализов за день до нашего отъезда. Я не мог рассказать об этом Кэти, просто не мог. Она бы, невзирая ни на что, просто разбила бы палатку, чтобы только быть рядом со мной, и я подумал, что наступил прекрасный момент, чтобы нам расстаться. Было бы лучше уйти от нее, убедив, что я не могу хранить верность, а не что я не в состоянии быть отцом ее детей… Я думал, что так она легче переживет разрыв…

Джон сокрушенно покачал головой.

— Боже мой, ТД…

Приглушенный голос Трея едва доносился до него, как будто тот разговаривал через стекло. Он… отец Уилла? Как бы он хотел, чтобы это было правдой, но этого не может быть. Это просто невозможно.

— Ты сам знаешь, Тигр, что я никогда не мог действовать по шаблону, никогда не играл по правилам, действуя напрямую.

— Что ж, ты и на этот раз ошибся, ТД. Я не мог быть отцом Уилла. Я едва прикоснулся к Кэти.

— И все же ты оплодотворил ее, Тигр. Вы с Бебе могли заниматься всеми этими вещами, но в свои восемнадцать ты фактически был невинным ребенком. Ты даже не знал, что тебе необязательно входить в нее, чтобы она забеременела. Кэти тогда перестала принимать таблетки, и твоей сперме было достаточно только коснуться ее кожи…

— Но спермы не было!

Голос Трея обрел силу и стал громче.

— Этого и не нужно было. Уже одна только твоя жидкость могла сделать эту работу. Большинство парней не могут контролировать ее и вообще не чувствуют, когда она вытекает. Вот почему метод прерванного полового акта, который вы, католики, проповедуете как способ контроля рождаемости, срабатывает не всегда. Поэтому-то, думаю, в свое время когда-нибудь ты и сам увидишь, что этот парень может быть только твоим сыном.

— Откуда ты столько знаешь об этом предмете? — поинтересовался Джон.

Губы Трея скривились в печальной ухмылке.

— Можешь не сомневаться, я изучил все, что известно о сперме на сегодняшний день. — Он взглянул в глаза потрясенному другу. — Так что отец Уилла ты, Джон.

Перед мысленным взором Джона возник образ Уилла Бенсона, и в нем неожиданно стали проявляться некоторые черты, на которые они с Кэти не обращали внимания: косой наклон его правой брови, несколько более пологое левое плечо, легкое раскачивание при ходьбе, особенный звук его смеха… Все это было присуще ему, Джону Колдуэллу. Как они с Кэти могли не заметить этого раньше? Они искали только схожесть мальчика с Треем.

Джон услышал в голосе Трея нотки раскаяния.

— Прости меня, Джон. Я понимаю, что вам с Кэти от этого не легче и вы никогда не сможете простить мне, что я не рассказал вам все это сразу же. Я и не жду от вас прощения, но Бог свидетель, я действительно рассчитывал, что вы с ней поженитесь и оба приедете учиться в колледж. Я понятия не имел, что ты думаешь стать священником.

Ошеломленный, все еще пытаясь осознать реальность невозможного, Джон крикнул:

— Но потом, Трей? Почему ты не сказал нам правду потом? Почему ты допустил, чтобы мальчик рос, думая, что его отец отказался от него? Ты же по себе знаешь, каково это. Кэти и Уилл… Ты хотя бы представляешь, какой позор, какие трудности им пришлось пережить?

Эти вопросы застали Трея врасплох, словно неудобный мяч, брошенный слишком сильно на уровне пояса. Он обхватил себя руками, как будто хотел закрыться от них в своем убежище.

— Потому что я думал, что вы предали меня! — ответил он, и в глазах его неожиданно блеснули искры злости и неизлечимой болезни. — Вы были моей семьей, всем, что было у меня в этом мире. Всем, что имело для меня значение. А ты представляешь себе, каково это — считать, что друг, за которого я готов был отдать свою жизнь, трахнул любовь всей моей жизни — мое сердце! — да еще и сделал ей сына, которого я не в состоянии подарить ей! В тот момент я готов был послать вас ко всем чертям — мне было наплевать на все! Я хотел причинить тебе такую же боль, какую ты причинил мне. А потом, когда прошли годы… — голос его ослаб, глаза погасли, — было уже слишком поздно. У мальчика были мать и бабушка… и ты. Вы с Уиллом были так близки, как могут быть близки только отец с сыном. Ты шел по пути праведности, а Кэти… она устроилась как-то. Произошел бы скандал, в который были бы вовлечены все вы. Неужели было бы лучше, если бы мальчик, вместо того чтобы просто считать своего отца мерзавцем, узнал, что мать зачала его за спиной у воображаемого отца с его лучшим другом?

«Вот в этом он по-прежнему так же хорош», — подумал Джон. Трей мог найти россыпь стекляшек и продавать их как золотую жилу — и Джон бы это купил.

Все еще держась за свой живот, словно прижимая футбольный мяч, Трей поднял на него наполненные мукой глаза.

— Когда стало уже слишком поздно что-то менять, я поступил так, как считал лучшим для всех, — сказал он. — С моей стороны это было мерзко, но… я просто не знал, что еще можно сделать.

— Я иду! — сообщила Бетти, открывая дверь, и Джон, благодарный ей за эту паузу, поднялся, чтобы взять у нее поднос и поставить его на заранее накрытый для ленча стол. Когда он почувствовал запах еды, желудок его готов был вывернуться наизнанку. По изумленным глазам Бетти он догадался, что, видимо, лицо его стало белым, как скатерть на столе. Бросив быстрый недовольный взгляд на Трея, она нахмурилась и принялась молча выкладывать с подноса приготовленный ленч.

— Спасибо, Бетти. Все выглядит очень аппетитно, — сказал Джон. — Дальше мы сами разберемся, а когда закончим, я отнесу посуду в кухню.

— Хорошо, отче. — Она кивнула и перед уходом бросила на Трея еще один предостерегающий взгляд, которого тот не заметил.

Когда дверь за ней закрылась, Джон спросил:

— Когда ты планируешь рассказать обо всем этом Лу и Бетти?

Трей выпрямился.

— Это ты скажи мне, когда будет подходящий момент. Я вылетаю из Амарилло завтра в полдень, так что уезжать буду рано утром. Я не хочу, чтобы ты присутствовал при разговоре с ними. Начнешь переживать, будешь выглядеть виноватым, и этой проницательной старушке миссис Харбисон достаточно будет одного взгляда на тебя, чтобы догадаться, что ты тоже был замешан.

Джон чувствовал такую слабость в ногах, что вынужден был сесть на один из стульев у стола.

— Сегодня вечером, когда Лу вернется с детьми после мессы, — сказал он. — Бетти остается дома, чтобы приглядывать за теми, кто туда не поедет. Примерно в восемь они с Лу усаживаются в своей комнате смотреть телевизор. Я вернусь домой поздно. А теперь иди к столу и попробуй что-нибудь поесть. Пища придаст тебе сил.

С большим трудом Трей поднялся со своего кресла и занял место за столом.

— Я попаду в преисподнюю, Джон?

Самое тяжелое в его службе наступало как раз в такие моменты, когда он был призван заверить морально испорченного человека, стоящего на пороге смерти, что все его грехи будут прощены. Ему пришлось напомнить себе, что сейчас его устами говорит Бог, а не Джон Колдуэлл.

— Тот, кто по-настоящему раскаялся в своих грехах и попросил прощения у тех, кому он причинил горе, Трей, никогда не попадает в ад. Твое сердце знает истину, и именно там тебе следует искать ответ на твой вопрос.