Записки одиноких сердец, или Дневник красной туфельки (СИ)

- У вас ещё какие-то вопросы? - поторопила Хейворт учителя.

Он явно был погружен в свои мысли. Алексия отметила, что у него на редкость задумчивый вид.

Хотелось прекратить этот разговор, как можно скорее, чтобы не чувствовать себя лягушкой, которую вот-вот начнут препарировать. Причем, лягушка эта не помещена в формалин, и потому прекрасно понимает, что сейчас случится нечто ужасное, но сделать ничего не может.

- Да. И немало.

- Тогда, пожалуйста, не молчите. Уроки никто не отменял. Я не хочу опоздать.

- Этот ключик... Тебе, действительно, подарил его Локруа?

- Почему вас это волнует?

- Тебе сложно ответить?

- Не хочу откровенничать.

- А почему?

- Вы не тот человек, которому я могу открыть душу.

- А он - тот?

- Кто именно?

- Ты прекрасно знаешь, о ком я.

- Локруа? - невинно поинтересовалась Алексия.

- Да, Локруа.

- Он больше, чем просто слушатель.

- Неужели?

- Кристально-чистая правда. Он для меня значит намного больше, что кто-либо другой. После мамы, конечно.

- И ты его любишь?

- Послушайте, что за допрос? Вас не касается моя личная жизнь.

- Почему же? Я вполне мог стать твоим отчимом, и тогда нам пришлось бы жить под одной крышей. Неизбежно пересекаться в течение дня и даже время от времени разговаривать, чтобы не расстраивать Викторию.

- Но это время в прошлом. Сейчас подобная перспектива перед нами не стоит.

- Так ключик подарил тебе Локруа?

- Да, - бросила Алексия гневно. - Естественно. Он - единственный человек, от которого я могу принять столь ценный подарок. И, предвосхищая следующий вопрос... Да, я люблю Патрика. Но не из-за подарков и материальных ценностей. Он может мне вообще ничего не дарить, но я буду любить его. Довольны? Это хотели услышать?

- Нет, - честно признался Кингстон, поднимаясь с места.

- А какого ответа ожидали?

Алексия замерла, когда учитель остановился напротив нее и осторожно убрал несколько прядей волос, выбившихся из прически. При этом ладонь его задержалась на щеке девушки. А вторая рука скользнула на талию.

- Что вы делаете? - грубо спросила Алексия, убирая от себя чужие руки.

- Ты ведь спросила, доволен ли я твоим ответом. И я честно говорю, что нет. Мне неприятно слышать о любви к Локруа. К тому же, это неправда. Я не верю в искренность твоих чувств к нему. Да и что он может тебе дать? Хотя... Да, понимаю. Он может подарить тебе роскошную жизнь. Вот этот ключик - первый шаг на пути к светлому будущему. Ведь, если говорить Локруа о своей любви постоянно, он может поверить. И подаренный ключик - только начало. Он может подарить ещё множество украшений...

- Что за чушь вы несёте? - прошипела Хейворт. - Если хотите оскорбить, оскорбляйте открытым текстом, а не пытайтесь донести до меня свои мысли иносказаниями. Намекаете на то, что я продаюсь Патрику? Так вот, смею вас заверить, что ничего подобного и в помине нет. Я, действительно, люблю его. Безумно. Так, как никогда прежде не любила.

- Тогда ты сбежала к нему?

- А должна была остаться с вами?

- Должна была.

- Вы - псих, - нервно засмеялась Алексия.

Она схватила сумку со стола и собиралась покинуть кабинет, когда почувствовала, как её вновь хватают за руку. Кингстон дернул девушку за руку. Не удержав равновесие, Алексия всё же оказалась в его объятиях, вновь почувствовала чужое дыхание на своей коже. Услышала шепот у самого уха:

- Прости. В тот раз я был излишне груб... И меня взбесило, что ты идёшь к Локруа.

- С чего бы это?

- Может, ревность? - предположил Томас.

Алексия вытаращила глаза. Такого ответа она не ожидала.

- На что вы намекаете?

- Хочу, чтобы ты принадлежала мне.

- Но я не вещь. Я никому не принадлежу.

- Я просто неправильно выразился, - тут же пошел на попятный мистер Кингстон. - Я хочу быть с тобой. Ты такая... Даже не знаю, как сказать, чтобы не скатиться в банальность.

- Если не находите нужных слов, значит, я - банальная, - произнесла Алексия, стараясь высвободиться из чужих объятий. - И, подтверждая этот статус, я сейчас поступлю вполне предсказуемо. Скажу, что вы мне отвратительны. Хотя бы потому, что столько времени обманывали мою мать, старательно рассказывая ей о своей неземной любви, которой не было.

- Виктория мила, но с тобой всё равно не сравнится.

- Отпустите меня, а то закричу.

- Не закричишь.

- Вы сомневались, что я вас ударю, но я ударила. И сейчас отчего-то сомневаетесь, а ведь я закричу.

- Кричи, - усмехнулся он.

Алексия открыла рот, чтобы закричать, но в тот же момент Кингстон прижался к её губам своими губами.

И вновь с головой накрыло отвращение. На сей раз это был только поцелуй, ничего больше, но Хейворт все равно чувствовала себя отвратительно. У неё сам человек вызывал отторжение.

Сильнее сжав ручки сумки, он оттолкнула от себя Кингстона, вырвалась из его объятий и выскочила в коридор. Она знала, что никто её не догоняет, но все равно бежала. Только не останавливаться. Не останавливаться. Потому что стоит только притормозить, как отвращение ко всему происходящему и к самой себе зашкалит, и хорошо, если прямо сейчас её не вырвет.

Алексия проскочила мимо нужного кабинета и рванула в туалет. Её всё-таки стошнило. Именно от отвращения...

Она сидела на полу, на холодном кафеле, нелепо поджав ноги. Прислонившись спиной к перегородке, она пыталась восстановить сбившееся дыхание, которое то и дело срывалось то в хрипы, как у больного, мучающегося с легкими, то в свист. Никак не получалось взять себя в руки. Хоть пощечину самой себе отвешивай.

Удивительное дело. Всего один разговор, и хорошего настроения, как ни бывало. Всего одно прикосновение, и, кажется, что жизнь сломана. Все вновь приняло гротескные формы, мир потерял свою привлекательность, а страх стал основой всего. Как тогда, так и сейчас. Алексия ничего не могла с собой поделать, не могла успокоиться. У нее начиналась самая настоящая истерика, и в таком виде показываться кому-либо на глаза - не самая лучшая идея. Хейворт не хотелось заставлять нервничать своих друзей и близких. И в то же время отчаянно хотелось получить подтверждение тому, что она - не одна. Есть рядом люди, способные оградить её от неприятностей.

Но она не могла себя заставить даже подняться, дойти до кабинета и с невозмутимым видом занять своё место. Её трясло и колотило, и слова совсем не давались. Алексия даже двух слов связать не могла. Не говоря уже о том, чтобы рассказать всё обстоятельно, в подробностях. Шок и отвращение. Отвращение и шок - вот всё, что она чувствовала на тот момент. Девушка обхватила себя руками и прикусила губу.

Она же сильная. Она многое может пережить. Со многими проблемами справиться. Так почему же сейчас ведет себя так нелепо, как неразумное дитя? Почему оправдания её звучат так глупо? Почему её никто не слушает и, главное, не слышит? Почему полоса только-только начавшегося счастья вновь омрачается?

Хотелось закричать во все горло. Так, чтобы у самой уши заложило от этого крика. Дать выход своим эмоциям. Разреветься и одновременно захохотать от абсурдности той ситуации, в которой она оказалась, но Алексия ничего подобного не сделала.

В голове вдруг образовался вакуум. Сплошная пустота, ни одной дельной мысли. И только голос Кингстона в ушах, не позволявший забыть о недавних событиях. Он ревнует. Он не равнодушен к ней. Он хотел бы отношений с ней... Выходит, одноклассницы, говорившие о симпатии Кингстона к ней - не ошиблись. Они разгадали ту загадку на самой ранней стадии, не требуя подсказок. А она, глупая, считала, что это всё выдумки.

И сама себе внушала мысль об ответном чувстве. Из разряда: "а что, если...". Она никогда не думала, что может влюбиться во взрослого мужчину. И, на самом деле, не влюбилась. Лишь внушила себе мысль, что любит. Заставила себя поверить в придуманную сказку, не имеющую ничего общего с реальностью.