Похищенная (СИ)

К сожалению, в этом тоже не было смысла, разве что я продлила бы свои страдания и умерла уже голодной, мучительной смертью, а не быстрой и безболезненной. Так что, если подумать, пуля в голову, ну или в сердце, не самая страшная смерть.

Спасибо, Николас, низкий тебе поклон.

— Я спать, — прошипел он сквозь зубы, взяв со стойки пистолет и, не оборачиваясь, направившись в сторону спальни.

Я изумленно подняла голову и, как идиотка, уставилась ему между лопаток. Его действия шли в разрез со всеми мыслимыми законами логики, кодексом убийц, если таковой вообще имелся, и я начала сомневаться в его адекватности, напрасно надеясь сдержать свой непослушный язык.

— А я? Разве ты не хочешь как можно быстрее получить свои деньги?

— Так не терпится умереть, Лалит? — Неправильное ударение резануло по ушам, и я закатила глаза, подгребая бумаги, лежащие на стойке, ближе к себе. Всё же интересно узнать, что они на меня накопали.

— Я Лалит, Ла-лит, ударение на букву “и”.

— Неважно, не вздумай шуметь, — он уже дошёл до комнаты, и с моего места я могла видеть как поднялась его рука, чтобы схватиться за ручку двери.

— И ещё, можно я воспользуюсь твоим душем? После таких снов я до сих пор влажная, если ты понимаешь, о чём я.

Его пальцы сжались в кулак, замерев в нескольких дюймах от ручки.

Я услышала тихие ругательства и прикусила язык.

Рука до сих пор не двигалась, словно мистер сама привлекательность раздумывал над тем, а не убить ли меня прямо сейчас, тем самым избавив себя от глупых вопросов и интимных подробностей.

Я напряглась, прислушиваясь к наступившей тишине, а потом вздрогнула, когда он быстро зашёл в свою спальню и громко хлопнул дверью. Раздался характерный звук брошенного в стену предмета, и я вспомнила о его многострадальном пистолете, с ничуть не завидной участью, чем у меня.

Разрешения он мне, кстати, так и не дал.

Но это вряд ли остановит меня в последний раз насладиться душем.

— Спокойной ночи… Николас.

***

На самом деле всё это было довольно-таки нелепо, до смешного нелепо, вся эта ситуация с заказом, поведение мистера сама привлекательность, да и моё тоже. Было странно раздеваться в его ванной и рассматривать себя в зеркале, ненакрашенную, бледную, так не похожую на меня, словно там, в отражении, и была настоящая я, всё это время ищущая своё место в жизни, и наконец нашедшая, как это не прискорбно звучало, в смерти. Будто все мои попытки убежать от себя за последние два года и должны были привести меня сюда, в это жуткое место без окон, без выхода, с хозяином-мудаком, в руках которого была моя жизнь. И всё же это не делало его злодеем-социапатом в моих глазах, ведь это была всего лишь его работа, скорее главным злодеем во всей этой истории был заказчик, по каким-то причинам решивший от меня избавиться.

Впрочем, даже это меня мало интересовало.

Время шло, досье, оставленное на стойке, уже было прочитано, фотографии просмотрены. Ничего нового: основные факты, номер машины, место жительства, напечатанные мелким официальным шрифтом на трех страницах, вместивших всю мою жизнь.

Оказывается, она была довольно скучна, не считая двух приводов в полицию за нарушение общественного порядка. Внутренний бунтарь во мне иногда срывался.

Сейчас он подозрительно молчал. Рассматривал себя в зеркало и молчал.

Снятая одежда валялась на полу, трусики, уже выстиранные мною, висели на краю раковины, а я всё не могла оторваться от своего отражения, словно пытаясь на себя насмотреться. За спиной слышался звук льющейся воды, помещение медленно наполнялось влажностью, я попыталась улыбнуться, но вышло как-то натянуто-криво, губы, как будто сведенные судорогой, растянулись в некрасивую, наигранную ухмылку.

Моё собственное отражение издевалось надо мной, а мне, если честно, было не до смеха. Зато я наконец смогла отвернуться и, вступив в душевую кабинку, закрыть за собой створку.

Горячая вода приятно ласкала тело, а я искренне не понимала, зачем мне это — умирать можно и с влажными трусиками, зато с приятными образами мистера сама привлекательность, во сне на меня навалившегося. Я старательно мылилась гелем для душа, стащенным мною с полки, закрывала глаза, представляя себя дома, но насыщенный мужской аромат, наполнивший кабинку, то и дело напоминал мне о том, где я.

Дома всегда пахло грейпфрутом, в моей ванной всегда пахло грейпфрутом, а я любила грейпфрутовый сок, смешанный с водкой.

Наступившая после отключения воды тишина немного пугала, и я не нашла ничего лучше, чем напевать попсовую песню. На душе было хреново, и, скорее всего, это была попытка хоть как-то сдержать постепенно приходящее понимание — блядь, я ведь скоро умру, совсем скоро, как только мудак по имени Николас выспится, вполне возможно попьет кофе, проверит свой пистолет и решит прийти за мной.

Я могла бы закрыться и не выходить.

И это была чертовски глупая затея, потому что на одной воде я бы протянула не более двух недель, если не меньше, и потому что собственных запасов было катастрофически мало. Практически не было.

Всё ещё напевая мелодию, я открыла створку душевой кабинки, и тут же застыла, ошарашенно смотря на спину Николаса, поймавшего мой возмущенный взгляд в зеркале.

Рука инстинктивно прикрыла грудь, вторая легла на треугольник между ног, и я сделала шаг назад, не зная куда деться от столь пристального взгляда.

— Какого чёрта ты здесь делаешь?

— Это моя ванная.

— Но она занята, как видишь, ты мог бы проявить хоть каплю уважения. — Николас тяжело вздохнул и опустил голову, уставившись ровно на то место, где покоились мои мокрые, в прямом смысле слова, трусики.

Моя бледность сошла на нет.

— Мне нужно обезболивающее, — после этих слов он отвлекся от изучения моего нижнего белья и потянулся к шкафчику с препаратами, его взгляд в отражении мельком пробежался по моей фигуре, я сжалась ещё больше и вновь сделала шаг назад, ощутив лопатками влажную поверхность кабинки.

Дотянуться до полотенца не было никакой возможности, а попросить его не поворачивался язык.

Видимо, он прочёл это на моём лице, потому что, достав шприц и какую-то ампулу, взял полотенце и, повернувшись ко мне вполоборота, протянул его.

Я несмело вцепилась пальцами в махровую ткань, на миг оголив свой второй размер, и, повернувшись к мудаку спиной, обернула полотенце вокруг себя.

— Спасибо.

Руки мелко дрожали от ощущения скорой развязки.

Я не могла сосредоточиться и нервно сжимала края полотенца, прижимая его к груди, там, где так отчаянно билось сердце. Я представила себе как от его ударов ломаются ребра, как их острые осколки разрывают мышцы, кожу, как торчат белыми пятнами на окровавленном фоне. Как кровь от ран стекает по моему телу и скапливается под ногами, постепенно заполняя ванную.

Мне кажется, я чувствовала запах металла, и кровавая картина, воспроизведенная моим ненормальным мозгом, была до ужаса реалистичной.

Хотелось жить.

А я, как назло, не могла дышать от душившего меня отчаяния.

— У тебя есть успокоительное? — я посмотрела на него, слегка повернув голову и краем глаза наблюдая за тем, как он без заминки вводит иглу в плечо. Его палец, нажимающий на шприц, застыл, и Николас посмотрел на меня. Слишком проникновенно для убийцы, слишком понимающе для палача.

— Есть. Отличная водка.

— А грейпфрутовый сок?

Палец доделал свою работу, и шприц полетел в раковину.

— Считай это последним моим желанием, я ведь имею право на последнее желание? — мой голос был до неприличия тих, позорно затравлен, умоляюще плаксив, отчего мне стало до ужаса стыдно. Я прочистила горло и сказала уже громче: — Ведь имею, да? — для того, чтобы выйти из кабинки, мне потребовалось сделать три шага, три шага навстречу смерти, которые дались мне тяжелее трёх миль. Ещё тяжелее было подойти к нему и встать напротив.

Он смотрел на меня с высоты своего роста, позволяя по полной прочувствовать свою беззащитность и бессилие. Молчал, всё больше нагнетая обстановку и наверняка замечая, как бешенно бьется моё сердце в такт ему вторящей груди.