Суши для начинающих

Слишком резко отвернувшись от шкафа, она наступила Джой на ногу, отчего Джой подскочила и задела локтем портативный телевизор.

– Уф! Тебя эта теснота еще не достала? – потирая ушибленный локоть, вздохнула она.

Эшлин мотнула головой:

– Мне нравится жить в центре. А все хорошо не бывает.

И поспешно переоделась на выход.

– Я бы в таком прикиде выглядела как тряпичная кукла, – восхитилась Джой. – Ужасно, когда фигура как груша.

Но у Джой, по крайней мере, есть талия. Так, теперь надо что-нибудь сделать с волосами…

Увидев, какую красоту создает себе на голове Трикс, Эшлин тоже купила несколько разноцветных заколочек-крабов. Но, закрепив ими две прядки волос у висков, желаемого эффекта не добилась.

– Выгляжу по-дурацки!

– Да уж, – согласилась добрая Джой. – Слушай, как думаешь, человек-барсук будет на вечеринке после концерта?

– Может, ты ведь его встретила на той пьянке, куда ходила с Тедом, верно? Кажется, он дружит с кем-то из комиков?

– М-м-м, – мечтательно вздохнула Джой. – Но то было больше месяца назад, а с тех пор я его не видела. И куда он пропал, этот неуловимый человек-барсук? Дайка сюда карты Таро, посмотрим быстренько, что нас ждет.

Они перешли в игрушечную гостиную. Джой взяла со стола карту, показала ее Эшлин.

– Десятка пик. Фигово, да?

– Фигово, – согласилась Эшлин.

Джой схватила колоду и принялась быстро перебирать карты, пока не нашла, что хотела.

– Дама треф, вот это совсем другое дело! Теперь ты тяни.

– Тройка червей. Новое начинание.

– Значит, тоже встретишь кого-то. Эшлин рассмеялась.

– Фелим уже сто лет как уехал в Австралию, – не уступала Джой. – Давно пора его забыть.

– Я и забыла. Я же сама все это прекратила, помнишь?

– Только потому, что он вел себя по-свински. Хотя ты все равно молодец, потому что, когда они со мною ведут себя по-свински, мне все равно не хватает духу послать их подальше. Ты очень сильная.

– Дело не в силе. Я просто не могла больше ждать и мучиться, пока он что-то решит. Так и до нервного срыва недолго.

С Фелимом Эшлин пять лет с перерывами состояла в вялотекущем романе, бывая то счастлива, то не очень, потому что, когда их отношения становились более серьезными и определенными, Фелим всегда трусил и уходил в тень.

Чтобы направить отношения в нужное русло, Эшлин перешагивала через все трещинки в тротуаре, махала рукой одиноким сорокам, подбирала с дороги монетки и читала гороскопы на себя и на Фелима. Карманы ей вечно оттягивали счастливые камушки, розовый кварц на удачу, чудотворные образки, и она почти полностью стерла позолоту с живота статуэтки Будды.

С каждым новым воссоединением оставалось все меньше и меньше надежд, пока наконец от вечных сомнений любовь Эшлин совсем не погасла. Как и прежние разрывы, последний получился вполне спокойным. Эшлин сказала только: «Ты всегда говоришь, как ненавидишь сидеть, будто привязанный, в Дублине и как мечтаешь посмотреть мир? Давай, в добрый путь».

Но даже теперь, через двенадцать тысяч миль, некая тоненькая ниточка связывала их. В феврале Фелим приезжал на свадьбу брата, и первая, с кем он встретился, была Эшлин. Они обнялись и долго стояли так, сжимая друг друга, со слезами радости на глазах, ошеломленные чувством близости и всего такого.

– Паршивец! – с силой воскликнула Джой.

– Да нет, – возразила Эшлин. – Он не мог дать мне того, что я хотела, но это не значит, что я его ненавижу.

– А я всех своих бывших ненавижу, – похвасталась Джой. – Жду не дождусь, пока человек-барсук к ним присоединится, вот он тогда попрыгает. Так, а если он сегодня там будет? Нужно казаться недоступной. Разве что… нет, обручальное кольцо – это уж слишком. А вот засос – то, что надо.

– А кто его тебе поставит?

– Ты, конечно! Вот здесь. – Джой убрала с шеи пышную копну кудрей. – Поможешь?

– Да.

– Давай.

Отказывать и спорить Эшлин не любила, а потому, преодолев внутреннее сопротивление, без особого энтузиазма закусила зубами шею Джой и аккуратно присосалась, выполняя просьбу подруги.

Посреди этого процесса кто-то сказал «ой». Обе встрепенулись и замерли в виноватых позах. На пороге, глядя на них во все глаза, стоял Тед. Вид у него был ошеломленный.

– Дверь была открыта… Я не знал… – Тед наконец собрался с духом. – Надеюсь, вдвоем вы будете счастливы.

Эшлин и Джой переглянулись и начали хохотать и хохотали до тех пор, пока Эшлин не сжалилась и не объяснила ситуацию.

Тед увидел на столе карты Таро и вытянул себе одну.

– Восьмерка треф. Эшлин, что это значит?

– Успех в делах, – ответила Эшлин. – Твое выступление сегодня потонет в шквале аплодисментов.

– А как насчет успеха у девушек?

Карьера юмориста привлекала Теда по одной-единственной причине: он хотел найти себе подружку.

Стоит парню, даже если он страшен, как смертный грех, появиться на сцене – с гитарой ли, комическими куплетами, в шутовском наряде, с монологом о перебоях в работе городского транспорта, – можно смело гарантировать, что женщины найдут его привлекательным. Пусть размер зрительного зала – десять квадратных метров, а сцена – всего лишь пыльный помост высотой в тридцать сантиметров, стоя на ней, человек излучает необъяснимое обаяние. Тед не раз видел, как женщины кидаются на шею комикам, работающим на дублинских сценах, и полагал, что здесь его шансы встретить свою половинку намного выше, чем в службе знакомств. Нет, в настоящую службу знакомств он никогда не обращался. Единственная служба, к услугам которой прибегал Тед, была брачная контора Эшлин Кеннеди: Эшлин с завидным постоянством пыталась поженить всех своих одиноких друзей. Но из всех подруг Эшлин Теду нравилась только Клода, а она, к несчастью, была недоступна. Абсолютно.

– Возьми еще карту, – предложила Эшлин. На сей раз Тед вытянул Висельника.

– Тебе сегодня определенно повезет, – одобрила Теда Эшлин.

– Но ведь это Висельник!

– Ну и что?! Вот увидишь, все будет хорошо!

Концерт проходил в шумном людном клубе. Тед выступал где-то в середине программы, и, хотя другие, настоящие комики смешили народ вполне остроумно, Эшлин никак не могла расслабиться и получать удовольствие. Ей казалось, что Теда ждет неминуемый провал, если только выступление другого дебютанта будет мало-мальски успешным.

Дебютант номер один оказался нестриженым юнцом, отработавшим свой номер под Бивиса и Батхеда. Публика была безжалостна. Пока несчастному кричали: «Проваливай, козел!», у Эшлин щемило сердце за Теда.

И вот настал его выход. Под лучом прожектора Тед казался хрупким и беззащитным. Он рассеянно почесал живот, задрал футболку, продемонстрировав резинку трусов и темную поросль на груди. Эшлин одобрительно кивнула. Правильно, может, девушки заинтересуются.

– Входит сова в бар, – начал Тед. Зрители подняли лица. – Заказывает пинту молока, пакет чипсов и десять сигарет. Бармен говорит своему товарищу: «Смотри, говорящая сова».

Раздались редкие смешки, но все по-прежнему ждали развязки.

Тед занервничал и перешел к следующей шутке.

– У моей совы нет носа, – объявил он. Молчание. От напряжения Эшлин чуть не до крови впилась ногтями в ладони.

– У моей совы нет носа, – с легким отчаянием повторил Тед.

И тут Эшлин осенило.

– Как у нее с запахом? – севшим вдруг голосом спросила она.

– Ужасно!

Воздух сгустился от эмоций. Люди оглядывались друг на друга с искаженными мучительным недоумением лицами.

А Тед упрямо продолжал:

– Я встретил друга, а он мне и говорит: «Кто та дама, с которой я видел тебя на Грэфтон-стрит?» А я ему: «Это не дама, это моя сова!»

Вдруг до всех дошло. Смех, сначала тихий, становился все громче, набирал силу, гремел раскатами, и наконец зрительный зал просто лег. Справедливости ради надо отметить: была суббота, и все были пьяны.

Эшлин слышала, как за ее спиной громко шептались: