История одной любви. В обятиях льда(СИ)

– Родители для своих детей стараются быть лучшими. Наверно именно поэтому я считаю, что Лана единственная, кто еще верит в совершающие мной поступки.

«А Катя?»

– Она ненавидит меня.

«Ты этого не знаешь. Помнишь, как надо делать? Подошел в лоб и спросил. Мы же всегда так делали».

– После твоей смерти все изменилось.

«Настоящие чувства не меняются» – говорит его портрет.

– Она… Холодная, словно лед, – я сжимаю переносицу от бессилия.

«Ну так растопи».

– Как все просто, – смеюсь, закрывая лицо руками.

«А вот вы взрослые всё любите усложнять. Только я не понимаю зачем».

– Я тоже.

Вся могила Кости поросла травой. Мне нужно обязательно прийти сюда в сухой день и навести порядок. Его родители после смерти улетели в Париж. Как они сказали: «Мы хотим избавиться от всего дурного, и начать жизнь с чистого листа».

Вы идиоты, – думал я.

Поднявшись с лавочки, я дал себе обещание прибраться. Лавирую между другими оградами, иногда заглядывая в лица умерших. На моем пути попадается, по-видимому, семейная пара. Памятник был сделан в форме сердца. Они выглядели молодо, и я, бурча о том, что все умирают так рано, прошел дальше.

Я где-то их уже видел. Их лица казались мне знакомыми, и я решил вернуться назад, посмотреть на их имена. Я вернулся назад к ограде, и почему-то мне казалось, что эти два человека внимательно за мной наблюдают. Их глаза светятся счастьем. Даже у мертвых они выглядят ярче, чем у меня. Опустив глаза чуть вниз, я прочитал их инициалы: «Муромские Андрей Владиславович и Оксана Александровна».

Мне показалось, что в какой-то момент я начал выть.

Глава 5. Не вернуть

Здесь очень громко и весело. И я не знаю, что из этого хуже. Огромные тарелки закусок, море различных напитков, народ, громко хохочущий и веселящийся, яркие и с тем же темные цвета повсюду – я до сих пор не могу к этому привыкнуть. Хотя когда-то я был постоянным жильцом в таких тусовках.

Мне 28 лет, а я все еще шляюсь на вечеринках. Убийственно смешно, по крайней мере, для меня. Была б моя воля – сейчас сидел бы дома с Ланой, попивая при этом ее любимый какао. Но я здесь только ради одной цели – Катя. Аня пригласила ее на свой День рождения.

Что я скажу, что я сделаю, когда она придет – не знаю. Это, наверное, единственный случай, когда мне приходится думать над тем, чтобы хоть как-то обратить девичье внимание на себя. Раньше я никогда не думал об этом потому, что у меня был четкий план: парочка комплиментов, два-три коктейля, небрежное касание моей руки об ее тело, и все – секс на ночь мне точно обеспечен. А сейчас что? Возраст, – скажите вы. Нет, это моральное уничтожение.

В Америке я не пытался завести новые отношения. Во-первых, я не хотел. А во-вторых, у вас было такое чувство, когда «это не то» или «она делала/говорила/мыслила/ела/одевалась по-другому»? Оно преследует меня на протяжении долгого времени.

Впрочем, откуда мне знать придет она или нет? В любом случае у нас опять не получится нормального разговора.

Прошлый я, который до сих пор сидел где-то в укромном местечке моего разума, говорил: «Как эта сука может так с тобой обходиться? Ты тоже страдал и сейчас страдаешь. Она эгоистка». Катя далеко не эгоистка, просто привыкла переживать моральные травмы одна.

Другой я, более мягкий, справедливый и терпеливый (появился после рождения Ланы) шептал: «Тебе лучше оставить ее в покое. Для тебя и для нее так будет лучше».

Оба приказывали мне, чтобы я отрекся от Кати, но, просто огромное «но», я не хочу. Мне нужно узнать, что с ней случилось помимо нашей ситуации. Откуда я знаю? Ответ довольно-таки прост – я вижу. Вы наверняка подумаете, что я – чокнутый, но можно привести очень легкий пример: приходя домой, вы застаете маму, сидящую на кухне. И что-то невольно вам подсказывает, что что-то случилось, ибо ее взгляд какой-то не такой, чуть изменившийся. И поведение немного поменялось. А откуда вы знаете? Ну, я же вижу! – ответите вы. Вот и у меня так же. Я вижу. Я чувствую это, как никто другой.

Мне нужно это выяснить. И я это сделаю.

– Прошло всего сорок минут, а эти малолетки уже накидались, – прокомментировал Максим.

И еще одно, к чему я не могу привыкнуть – все в шортах и майках. Я чаще всего находился в «высшем обществе» в строгих костюмах, что просто ужасно неудобно.

Какая-то девчонка заверещала, когда ее бойфренд на ночь закинул ту на плечо. Парень понес ее на второй этаж. Теперь можно смело сказать, чем они, от силы 10 минут, будут заниматься. Да-а, а в наше время такого не было… Что ты сейчас сказал?

Гребанный старикашка.

Но ведь в действительности, 5 лет назад я наслаждался тем, как соблазнял девушек. Для них это было жутко, но мне нравилось смотреть, как они, мучаясь от сладкой пытки, стонали мое имя и просили действовать быстрее. Я был для них Богом, но одна девушка, в один миг, заставила меня почувствовать себя полным ничтожеством.

А вот как раз и она. В легком желтом сарафане что-то держит в руках, мечется туда-сюда, выискивая нашу компанию среди других людей. Ее волосы заплетены в легкую косу, на ногах светлые балетки. Но это не ее образ. Катя всегда одевалась во что-то простое, что не мешало бы ей двигаться свободно.

– Катя! – сквозь громкую музыку кричит Аня. Попытки оказались тщетными до того момента, пока Олег не подошел к ней.

Он взял ее за локоть, поворачивая к себе лицом. На секунду в ее глазах застыло недоумение, но потом, когда она увидела, кто был перед ней, ласково улыбнулась. «Привет» – прочитал я на ее губах. Олег взял Катю за руку и повел к нам.

Пришло время волноваться, но я хорошенько хлебнул какого-то напитка, чтобы скрыть это. Я почувствовал на своем плече прикосновение и обернулся.

– Все нормально? – спросила Соня.

Я хочу напиться. Снова.

– Да, все отлично, – легко ответил ей.

– Просто ты так смотришь… Я подумала, что что-то случилось.

Мне нужна машина времени, чтобы исправить то дерьмо, которое я натворил.

– Может, прогуляемся? – предложил я Соне. Она не отстанет от меня, пока не скажет то, что хочет.

– Давай.

Соня повела меня через толпу, где я заметил Катю. Они шли с Олегом рука об руку. Мы приближались друг к другу с каждым шагом. Мурашки хотели покрыть мое тело, но я не позволил им сделать это. Я задерживаю дыхание, когда мы проходим через них. Соня кидает какую-то реплику, но из-за своих мыслей, которые полностью окутали мою голову, я не слышу ее. В ответ Катя улыбается в своей этой новой манере, и мы проходим дальше. Я быстро выдохнул.

Оказавшись на улице, я невольно окунаюсь в ночную атмосферу – теплую и свободную. Музыку почти не слышно, когда мы зашли в какой-то угол дома.

– Так о чем ты хотел поговорить? – спрашивается Соня и оборачивается ко мне, сложив руки на груди.

– Я? Мне показалось, это ты что-то хочешь мне сказать.

Она закусывает нижнюю губу и нервно постукивает ногой по земле, повернув голову в сторону.

– Я прекрасно знаю, что ты бы не хотел обсуждать это со мной, – выдает она после недолгой паузы.

Ну, в принципе, я уже немного пьян, поэтому могу говорить и делать что угодно. Но я все также продолжал стоять молча, смотря на носки своих сланцев.

– Недавно я брала интервью у Кати и… Хотя это не относится к тому, что я хотела сказать. Мне просто нужно знать, что ты будешь делать.

Все.

– Ничего, – ответил я, поднимая свою голову. Наши взгляды встретились, и я надеялся, что она мне поверит. – Соня, это было столько лет назад… – руками я закрыл глаза, после провел ими по волосам. – Не нужно это трогать. У нее теперь своя жизнь, у меня – своя.

– Отлично, – она бурно выдыхает. – Я хотела это услышать. Но…

Соня снова закусывают губу, и продолжает молчать.

– Что «но»?

Она смотрит мне в глаза как-то жалостливо и с приговором. Словно хирург сообщает родственникам, что пациент умер во время операции, и никто в силах им помочь. Этого я и боюсь – что нам уже не помочь.