Пусть ему будет стыдно (ЛП)

 — Ты бредишь.

 — А ты не способна справиться с этим. Возвращайся в зал суда, и перестань строить из себя кого-то еще, — говорит он.

 Я так устала от людей, которые знают гораздо лучше меня, что я могу, а чего не могу. Все смотрящие на меня видят всего лишь деловой костюм и мозги, а не ту, кто может раскрыть убийство и дать самоуверенному Далласу Осборну пинок под зад.

 — Ты понятия не имеешь, на что я способна, идиот.

 Пулей пронесшись мимо него, я сажусь в машину и захлопываю дверцу. И позволяю себе взять минутку слабости, наблюдая, как Даллас уже не смотрит в мою сторону и звонит в дверь. У меня трясутся руки, я сглатываю застрявший комок в горле. Всю свою жизнь кто-то пытался сказать мне, что я должна делать, я так устала от этого. Сначала мои родители, сейчас Даллас. Мне надоело быть женщиной, которая делает то, что ей говорят. И самое главное, что теперь мне не придется беспокоиться о Теде, которого Даллас явно поставит в известность, что я выдавала себя за репортера, чтобы подобраться к подозреваемой.

 Вытащив мобильник из сумочки, я звоню своей секретарше юридической фирмы.

 — Кэндис, ты мне нужна, найти дело, которое было около десяти лет назад по Bay Corporation. Мне нужен адрес одного из верхушки управления, подаваший групповой иск. Его зовут Эндрю Джеймсон.

 Я жду на линии, пока Кэндис ищет архивы на компьютере, стараясь не думать, что я явно совершаю незаконные действия в данный момент, которые могут поставить под угрозу все, над чем я работала в течение семнадцати лет. Я однозначно перешла грань.

  Кэндис сообщает, что перезвонит, поскольку ей требуется больше времени, чтобы найти этот файл.

 Мой следующий звонок — Пейдж. Сейчас ее помощь мне очень важна.

 — Я приеду. Мне нужно одолжить у тебя одежду.

 Я игнорирую ее восторженный визг и напоминаю себе, что делаю это исключительно для своего имиджа, как частного детектива.

 Надеюсь, я не пожалею об этом.

 Глава 6

 — Ты можешь не дергаться? Я не могу сделать подводку на правом глазу, если ты шевелишься, — сетует Пейдж, проходясь черным карандашом для глаз.

 — Неужели все это так необходимо? Я всего лишь хотела одолжить джинсы и футболку, — говорю я.

 Пейдж игнорирует мои стенания и заканчивает подводить глаза, делает шаг назад, чтобы полюбоваться своей работой.

 — Даллас будет есть из твоих рук, когда увидит тебя такой.

 Я закатываю глаза и встаю с края кровати, направляясь к зеркалу в полный рост, которое висит за дверью.

 — Он что, лошадь? Я не хочу, чтобы Даллас ел из моих рук. Меня меньше всего беспокоит этот придурок.

 — Да, удачи тебе с этим. Я думала то же самое про Мэтта, до того, как встретилась с ним, — отвечает Пейдж с улыбкой.

 Я останавливаюсь перед зеркалом и у меня отпадает челюсть.

 — Хорошо, ты можешь меня не благодарить. Одного твоего взгляда будет вполне достаточно. Тебе стоит отправиться на ужин с родителями именно в таком виде. Возможно, тогда они наконец-то будут воспринимать тебя всерьез, и поймут, что ты не хочешь быть юристом.

 Я не могу произнести ни звука. Я похожа на Кеннеди… могу избить незнакомца на улице и даже не беспокоиться об этом. Я с Пэйдж примерно одного роста, ее джинсы седьмого размера сидят на мне как влитые. Она дала мне высокие по колено черные сапоги от Гуччи с серебряными пряжками по бокам, обтягивающую футболка с V-образным вырезом и черную кожаную куртку.

 Мои прямые каштановые волосы завиты в мягкие волны, обрамляя лицо, и карие глаза стали более выразительными, за счет макияжа, который она сделала.

 Самое удивительное, я не чувствую, что это образ мне не подходит, наоборот, я чувствую себя более уверенно и сексуально, словно весь мир лежит у моих ног. И весь мир, я имею в виду и своих родителей тоже.

 — Представляешь, если я приду так на ужин? У них будет инфаркт, — шепчу я ей.

 — Сейчас тебе осталось сделать всего лишь несколько татуировок и пирсинг в нос, — подшучивает Пейдж.

 Я краснею от ее слов. Несколько недель назад, когда у меня был очередной момент жалости и презрения к себе, я сделала татуировку. Я никому не говорила об этом, даже своим лучшим подругам. Я возвращалась домой из суда, полностью вымотанная, испытывая разочарование и обиду, после телефонного звонка отца, когда он снова меня спросил, что я делаю настолько неправильно, что фирма снова не объявила меня своим партнером.

 Пережидая красный свет светофора, мне бросилась в глаза красная неоновая вывеска салона тату. Как только загорелся зеленый свет, я нажал на газ, пересекла три полосы движения и вошла внутрь помещения.

 Теперь настала очередь Пейдж смотреть на меня во все глаза, открыв рот.

 — О, Боже мой. Лорелей Уорнер сделала татуировку?

 Громко звонит мой мобильный на столике Пейдж, и я спешу к нему, спасаясь бегством от объяснений. Кэндис сообщает мне адрес Эндрю Джеймсона.

 — Мне нужно идти. У меня теперь имеется адрес, который мне был нужен, — говорю я Пейдж, засовывая телефон в сумку. И прежде чем я выхожу за дверь, быстро обнимаю ее.

 — Спасибо тебе, — негромко говорю я.

 — Немного макияжа и другая одежда. Это конечно же не означает, что ты уже выиграла дело, но стопроцентно приобрела больше самоуверенности. Ты выглядишь такой сексуальной. И если увидишь Далласа, скажи ему, чтобы отвалил, — говорит она со смехом.

 Даллас вызывает во мне чувство непригодности и никчемности, также как и мои родители. Мне наплевать в конце концов насколько он заставляет трепетать мои внутренности… я готова с ним вообще никогда не встречаться, хотя увижусь с ним походе довольно-таки скоро.

 Пэйдж останавливает меня, как только я хватаюсь за ручку входной двери.

 — Ох, и Лорелей, ты расскажешь мне про эту татуировку, когда все закончится.

 Дважды проверив адрес, который мне отправила Кэндис по смс и проверив свой GPS-навигатор, я осматриваю дом, напротив которого припарковалась.

 Это не может быть правдой. Эндрю Джеймсон был генеральным директором компании Ричарда. Этот дом, если его вообще можно так назвать, с заколоченными окнами, газоном, который не косили годами, брезентом, закрывающим дыры в крыше. Я достаю из бардачка шокер, проверяю полностью ли он заряжен.

 Выхожу из машины и нервно оглядываюсь по сторонам. Мне следовало взять другой автомобиль, прежде чем приехать сюда. Мерседес выглядит здесь как бельно на глазу, но я пытаюсь успокоить себя, что все будет хорошо и застану его на прежнем месте, когда вернусь.

 Я поднимаюсь по покосившимся ступенькам крыльца, забываю о своей машине, надеясь, что сама буду в полном порядке, когда выйду из этого дома.

 Постучав, быстро прячу шокер в карман. Это не лучший квартал, но Эндрю почему-то живет здесь, и если мне требуется, чтобы он ответил на мои вопросы, мне не хотелось бы обижать его, показывая, что я настолько беспокоюсь его местом жительства, что прихватила с собой оружие самообороны.

 Дверь распахивается и мужчина в рваных джинсах, заляпанной толстовке появляется передо мной, с сальными немытыми волосами и растительностью на лице, словно только что спустился с гор. Он совершенно не похож на бывшего генерального директора многомиллиардной компании.

 — Эндрю Джеймсон?

 Мужчина хрюкает и подносит банку пива ко рту, делая большой глоток прежде, чем отрыгнуть.

 — Кого это волнует?

 Я прочищаю горло и напоминаю себе, что на мне соответствующая одежда, и я должна докопаться до сути этого уголовного дела, поэтому распрямляю плечи и делаю глубокий вдох.

 — Меня зовут Лори Вагнер. Я пишу статью о недавно скончавшимся Ричарде Ковингтоне. Вы были друзьями и работали вместе с ним. Не найдется ли у вас несколько минут, чтобы ответить на мои вопросы?

 Эендрю сжимает пустую банку пива и кидает ее куда-то позади себя.

 — Мы никогда не были друзьями. И, насколько я могу судить, этот засранец получил по заслугам. Я был с ним с самого первого дня. Я помогал ему создавать его компанию и этот чертовый катетер для сердца, и после того, как он женился на этой шлюхе, он вдруг решает, что больше во мне не нуждается. С каждой идеей, приходившей мне в голову, пока я работал на него, Ричард получал прибыль. Тогда я зарабатывал хорошие деньги и ему было хорошо со мной. Тридцать лет своей жизни и все самые лучшие идеи я отдал ему, а какую благодарность получил? Двадцать тысяч долларов выходного пособия. Я сказал, что он может засунуть эти деньги себе в жопу.