Тариф На Счастье (СИ)

— Кэтрин не баба, прикуси язык.

— Ну да-да, хорошо, на девушку. Я и не думал даже. Да, она мне понравилась, красивая она у тебя, сексуальная… Повелся на поводу нехорошего влечения, но поверь, я бы не позволил ни ей, ни себе.

— Ей?! — удивился Чонгук. С зажатой между губ сигаретой Чон повернулся к Юнги и слабо улыбнулся. — Она ни в жизни мне не изменит. Знаешь, сколько я ее добивался? Она вообще мужиков не переносит, но меня подпустила к себе, потому что любит. Любит только меня, уловил?

— Уловил, — Юнги подарил брюнету улыбку в ответ. — Забыли?

— Забыли-забыли, — Чонгук хлопнул светловолосого по плечу и передал ему свою сигарету, — но больше так не делай, иначе я оторву тебе яйца.

Дверь снова открылась, и на балконе стало слишком тесно, но не настолько, чтобы хотелось уходить. Кэтрин, не находя в себе силы посмотреть на Чонгука, вторила неловкое топтание Мин Юнги возле стены, словно провинившаяся школьница, и ждала. Она ведь ни в чем не виновата, верно? Или все же виновата? За мысли пока еще никто не сажал, а на деле она невиновна, аки ангел, спустившийся с пушистого облака. Думать можно как угодно, никто не узнает, но поступки нужно совершать благородные, и Кэт решила, что лучше благородно втянет в себя качественную дорожку и займется любовью с Чонгуком, нежели позволит вогнать в себя иголку и кое-что еще — чужое и неприятное.

— И правда сексуальная, — хмыкнул Юнги, поглядывая на Чона, а затем переводя любопытные, подобревшие глаза на шатенку. — Прошу прощения за скверное поведение, мадемуазель.

Девушка промолчала. Она не видела смысла говорить пустые извинения, обещания или оправдания. Она ждала, когда сможет побыть с Чонгуком наедине, и поговорить с ним привычном образом — так, чтобы они поняли друг друга, и никто не смел вмешиваться в их кармическую связь нелепыми словечками. У них свои способы общения: колкие, душащие, но пряные и аппетитные. В их космосе не место мусору и метеоритам.

— Ладно-ладно, я понял, ухожу, — протискиваясь между Кэт и стеной, Юнги как бы случайно задел губами ее плечо и очень тихо, чтобы только она слышала, прошептал. — Еще увидимся.

Шатенка дрогнула, покрываясь мурашками, но быстро пришла в себя, отмахиваясь от нарастающего вожделения. Пора раздирать матовую пленку и смотреть на вещи трезвыми глазами. Вернее, смотреть на Чонгука, который продолжал наслаждаться ночной прохладой и едва заметно улыбаться. Кэтрин поймала себя на мысли, что именно такой Чонгук ей больше всего нравится: умиротворенный, с нотками романтики, мягкий и душевный, родной, уютный… По нему и не скажешь, что он полчаса назад дрался, как разъяренный зверь.

Девушка подошла к Чону сзади и обняла крепко-крепко, снова влюбляясь в него, снова падая в непроглядную бездну, где единственным лучком света были знакомые до боли карие глаза, и сейчас эти глаза пытались разглядеть шуршащего в кустах зверька. Снова кошки? На кошачьем свидании Чонгук еще не присутствовал. Очень романтично…

— У кошаков ночные потрахушки, — как бы между делом сказал парень, и фраза эта прозвучала настолько обыденно, как если бы он попросил стакан воды или сказал бы о хорошей погоде.

— Дурачок, — Кэтрин тихо засмеялась. — Ты не сердишься больше?

— Я испугался за тебя, детка.

Чонгук повернулся к девушке, чтобы обхватить ее лицо руками и нежно поцеловать в губы. Сейчас он действительно был похож на романтика и поэта. Чон редко был ласковым, поэтому Кэт хваталась за проявления любви с невероятной жадностью — как человек, вынырнувший из воды после долгого плавания, раскрывает рот и дышит быстро-быстро, боясь не успеть насытиться сполна.

— Почему? Думаешь, я за себя не постояла бы? Да и Юнги вроде бы не лез…

— Дело не в этом, — Чонгук мотнул головой, перемещая руки на изящную талию, чтобы прижать шатенку как можно ближе к себе. — Я видел иглу. Это… это слишком опасно, можно заразиться и поймать нехеровую зависимость. Если ты так хочешь уколоться, ну, попробовать что-то новенькое, то лучше попроси меня. Я сам вгоню тебе, только из моих рук, слышишь?

— Я что, похожа на дуру? — Кэтрин цокнула языком и удобно устроила голову на мощной, накаченной груди Чонгука, будто там ей и было самое место. — Чтобы колоться, нужно попрощаться с крышей окончательно, а я пока еще в своем уме.

— Так он приставал к тебе?

— Нет, Чонгук, все нормально, а вот если ты сейчас не начнешь приставать ко мне, я о-очень расстроюсь…

Коварная улыбка засияла на мужских губах. Разве можно отказать, когда дама просит? Чонгук не был бы Чонугком, если бы тут же не подхватил Кэтрин под ягодицы, чтобы прижать к стене с невероятным напором. Девушка ахнула, руками цепляясь за широкие плечи, и хотела сказать, чтобы он был осторожнее, но слишком глубокий поцелуй заткнул ее. Язык Чона целиком и полностью исследовал женский рот, стараясь проникнуть в самую глотку. Вот так он хотел свою Кэт, вот так он любил целоваться, а как трахаться любил…

— Значит, ты верна мне? — провокационно проникая сзади в хлопковые трусики Кэтрин, Чонгук упирался вставшим членом в ее промежность и с садистским наслаждением мял упругую задницу. — Любишь только меня? Скажи, малышка, я хочу услышать.

— Перехочешь, — Кэт пропустила руку между двух возбужденных тел и на ощупь стала расстегивать чонгуковские штаны, нарочито задевая его каменное возбуждение, образовавшее в районе ширинки объемный бугорок.

— Какая же ты сука.

Чонгук сказал это беззлобно, с улыбкой, зная, что Кэтрин поймет правильно, что ей нравится такое, ведь она сама испорчена, ведь она сама зовет его кретином и идиотом, а иногда даже мудаком, когда он действительно ведет себя как мудак. Они любили острые и щедро приправленные блюда.

Горячие мышцы плотно обхватывали твердый и большой (о-ля-ля) орган. В Кэт было так узко, горячо и просто «охуенно». Она медленно двигалась, опускаясь все ниже и ниже. Сначала было немного больно, все-таки это не скромный палец, но возбуждение приносило полезные плоды. Стало влажно и громко, стало очень хорошо…

— Знаешь, меня так бесят парни рядом с тобой, — судорожно прошептал Чонгук, плавно совершая поступательные движения. Он крепко держал девушку, чтобы она не упала, и жарко дышал в ее приятно пахнущую шею. — Блять… Уебу каждого, кто прикоснется к тебе.

— Не знала, что ты… можешь быть… таким… ревнивым… — прерывисто отвечала Кэтрин, царапая то шею Гука, то его плечи, то напряженную и влажную от испарины спину.

— Я вообще люблю удивлять, — Чон остановился, оставаясь в любимой девушке максимально глубоко, и страстно, как самый настоящий герой любовного романа, впился в желанные губы.

***

Шоу должно продолжаться, как завещал товарищ Меркьюри. Компания решила последовать дельному совету, и вечеринка продолжилась, словно ничего и не было. Когда Кэтрин и Чонгук вернулись в комнату, то застали странную, но привычную и веселую картину: Джин с повязкой на лице в одних штанах прыгал на одной ноге и ртом пытался поймать поп-корн, летевший в него со всех сторон. На полу валялись игральные карты, на диване валялся что-то бормотавший про смысл жизни и сладкую нирвану молодости Намджун, а на плечах Стейши валялись красивые руки Тэхена. Что-то (или кто-то) всегда должно где-то валяться ради гармонии и баланса вселенной.

— Помирились? — Анастейша, завидев друзей, подошла к ним. Тэхен же молча с широкой, счастливой улыбкой кивнул им и едва не завалился на пол, но был вовремя подхвачен таким же пьяным Юнги.

— Еще бы. Она снова не устояла передо мной, — Чонгук сжал задницу шатенки в руке, на что та ударила его по плечу.

— Значит, профилактическая беседа не прошла даром, — Стейша подмигнула подруге, намекая на их женский разговор, полный мата, слез и сигаретного дыма на лестничной клетке.

«Вспоминай, почему ты выбрала Чонгука. Нет, Кэт, он не мудак… И не козел… Ты любишь его. Любишь-любишь, не отрицай. Отдавай сигарету и иди на балкон, он там, считает пьяные звезды и роняет немые слезы. Знаем мы его, спящего романтика…».