Зеркало для двоих (СИ)

— Посмотри, пожалуйста, — он горько усмехнулся. — И предупреждаю заранее, паспорт я не крал…

Таня открыла первую страничку, чувствуя на себе его странный взгляд, и обмерла. В графе «фамилия» четким и красивым почерком паспортистки было написано «Селезнев»…

Они сидели в гостиной втроем и мрачно курили, когда в дверном проеме появился Михаил.

— Ну, что, други мои, все не так уж плохо, — сообщил он, барабаня пальцами по косяку. — Телефонный номер принадлежит Коваленко Андрею Евгеньевичу, проживающему, согласно прописке, в гордом одиночестве, работающему в товариществе с ограниченной ответственностью «Статус». В явной уголовщине гражданин Коваленко не замечен, и вообще, похоже, не особенно крут. Я тут попросил у ребят, чтобы его телефончик послушали, но по идее надо бы посадить «клопа» на одежду…

— Миша работает в ФСБ, — сдержанно пояснил Тане Селезнев и снова отвернулся. Она все еще избегала встречаться с ним взглядом, хотя и не чувствовала за собой никакой вины. Сергей кинул в пепельницу незатушенный окурок и откинулся на спинку кресла, не обращая внимания на то, что по комнате пополз противный, лезущий в глаза дым. Здесь и так было ужасно накурено, но эта вьющаяся сизая змейка раздражала не столько запахом, сколько видом. Олег, вздохнув, подвинулся на край дивана и двумя пальцами выловил дымящийся «бычок».

— Не дергайся, — он посмотрел на Селезнева и неодобрительно покачал головой. — Ты же слышал: телефон прослушивается, осталось только прицепить «жучок», и мы сможем проследить за большинством его контактов…

— Да, но когда это делать? Когда цеплять «клопа», когда организовывать слежку? У нас осталось два дня, всего два дня! И столько денег я за это время найти не смогу.

Часы все тикали и тикали. Таня даже удивилась, почему не заметила их просто непристойной навязчивости еще в тот раз, когда приходила сюда с Коротецким. Теперь они монотонно нагнетали напряжение. Миша отлепился от двери, подошел к шкафу и, повертев в руках бронзовую статуэтку, тоже посмотрел на белый циферблат с простыми прямоугольными коричневыми стрелками. Тане вдруг показалось, что и его раздражает бесконечное тиканье, а статуэтку он в ладони взвесил так, словно прикинул: что будет, если запустить ею в эти часы и заставить их заткнуться? Она откусила загнувшийся заусенец у ногтя большого пальца, поморщилась и помотала в воздухе кистью. Курить больше не хотелось, да и сигарет осталось мало, пусть уж достаются мужчинам…

— Знаете, Миша, — Таня произнесла это, не оборачиваясь, но чувствуя, что он оставил в покое статуэтку и теперь внимательно ее слушает, — у меня к вам два… нет, три вопроса. Во-первых, как быстро вы можете достать «клопа», во-вторых, насколько трудно его устанавливать. Ну, и в-третьих, дома ли сейчас Коваленко?

— Установить «клопа» просто, достать я его смогу примерно часа через полтора, а Коваленко еще пятнадцать минут назад снимал трубку… Это все, что вас интересует?

— Да, — она спокойно кивнула. — Просто у меня появилась одна интересная идея…

Юлька проснулась и резко села на кровати. Голова тяжело гудела, на смятой правой щеке залегли красные полоски. Она разгладила ладонью сбившееся покрывало и подошла к окну. Ну, конечно, небо уже совсем темное, и ни звездочки! Только луна, обгрызенная с одного края, унылая и глупая, да кое-где на внутренней стороне забора горят непонятные красные лампочки… Говорят же умные люди: нельзя спать на закате — нет, решила все-таки проверить на собственном опыте! Юля энергично помассировала корни волос, стараясь вызвать прилив крови к голове, поправила перекосившийся ремень на джинсах и с размаху плюхнулась в мягкое белоснежное кресло, затаившееся в углу. Кресло только тихо вздохнуло, покорно принимая ее в свои объятия. Она, не глядя, взяла с подноса, стоящего на журнальном столике, блестящее зеленое яблоко, ну прямо, как из рекламы зубной пасты, задумчиво повертела его в руке и в конце концов уронила на ковер. Оно упало с глухим стуком и тяжело покатилось к ножке кровати, преодолевая сопротивление длинного, мягкого ворса.

Спальня, которую ей любезно предоставили, была рассчитана на супругов. Широкая черная кровать с огромным овальным зеркалом в изголовье, две черные тумбочки с белой отделкой, на одной из них — белая фарфоровая ваза с хризантемами, на другой — яркие и бестолковые журналы, да еще пульты от телевизора и видеомагнитофона. Черная подставка для телевизора, черные дверцы встроенного шкафа, черный журнальный столик на тонких, похожих на стебли, ножках, и, по контрасту, ослепительно белая обивка кресел, белоснежный ворс ковра и белое покрывало на кровати, сшитое из какой-то удивительной ткани, мягкой и нежно-пушистой, как листья фиалки. Сейчас оба бра над тумбочками были включены, и от них по стене разбегались пучки света, по форме похожие на песочные часы. Верхний конус «часов» золотил тяжелую раму картины в духе Матисса…

Когда Алексей привел Юльку в эту комнату, она сразу же, с вожделением давно не спавшего человека, покосилась на кровать. После ночевки у дедушки-сторожа на узком деревянном топчане это произведение мебельного искусства манило с неимоверной силой. Алексей еще что-то рассказывал ей о ванной комнате в конце коридора, о бассейне в противоположном крыле дома, об ужине, который он просит разделить с ним, а Юлька уже чувствовала, как глаза ее неумолимо закрываются. Она с усилием разлепляла веки, но понимала, что ответы ее становятся формальными и невнятными, а взгляд все более затуманенным. Видимо, это понял и Алексей, потому что предложив ей как следует отдохнуть, вскоре ушел. Юлька, как сомнамбула, добралась до двери, закрылась на защелку, стянула с себя джинсы и бирюзовую шерстяную кофту на металлической «молнии» и, в одной маечке и трусиках, забралась в постель. Проснулась она часа через три, веселая и посвежевшая. Жизнь снова начинала казаться ей прекрасной. Наверное, Алексей уже позвонил Сереже. Значит, через пару часов он привезет деньги и заберет ее отсюда, и все, абсолютно все у них будет хорошо. Она потихоньку отдаст доллары Краснову, попросит его не поднимать шума, но, самое главное, она поговорит с Сергеем…

«Господи! — подумала Юлька, с наслаждением потягиваясь в кровати и сбрасывая с себя одеяло. — Я ведь ни разу не говорила ему, что люблю его! Ни разу! Надо будет объяснить Сереже, что он на самом деле лучше умнее, да просто в тысячу раз прекраснее этого Селезнева. Только как сделать так, чтобы он понял, что это не пустой треп? Как дать ему взглянуть на Селезнева моими глазами, почувствовать то, что я чувствую?.. Может быть, для начала, процитировать эту фразу про модные тусовки, которых стало модным избегать? Ну, да, старт хороший, от нее так и веет самолюбованием и выпендрежем. Только где я ее слышала?.. Ах да, это же Андрей говорил со мной о Селезневе в тот ужасно далекий вечер! Как странно все: сейчас мне помог Андрей, который еще тысячу лет назад принес в мой дом газету с объявлением о конкурсе двойников. Такое ощущение, что мы все бредем по замкнутому кругу, в центре которого восседает эта самая «звезда российского кинематографа»… Ну, ладно, хватит валяться, надо вставать и приводить себя в порядок. Скоро уже ехать домой».

Она заправила кровать, снова облачилась в кофту и джинсы, провела по волосам маленькой пластмассовой расчесочкой, как нельзя более кстати забытой в кармане, и, сев в кресло, стала ждать дальнейшего развития событий. Примерно через полчаса в дверь осторожно постучали. Юлька открыла защелку. В комнату заглянул улыбающийся Алексей. Он уже успел переодеться, и теперь на нем были темные брюки, белоснежная рубаха и надетый сверху мышиного цвета джемпер с у-образным вырезом.

— Надеюсь, вы хорошо отдохнули, Юлечка? — поинтересовался он тоном радушного хозяина.

— Да, спасибо, — она сделала шаг назад, пропуская его в комнату, но Алексей отрицательно помотал головой.

— Нет-нет, сейчас мы с вами будем ужинать, в столовой уже накрыт стол. Так что приводите себя в порядок и спускайтесь.