Сердце и душа

Празднование было в разгаре.

Речей и торта не предполагалось. Розмари сказала, что это вульгарно и свойственно только внезапно разбогатевшим выскочкам. Бобби хотел рассказать гостям, как они счастливы вместе, но сражение выиграла Розмари. Гораздо мудрее позволить людям увидеть их счастье своими глазами, чем громко хвастаться на словах.

— Чем могу помочь? — Сперва Кэти понравился этот юноша, но теперь она испытывала к нему только презрение.

— Я ищу друга.

— Аню?

— Да-да, — быстро ответил он. — С ней все в порядке?

— Думаю, да.

— Но где она? Я ищу ее повсюду.

— Она уехала домой, — сказал Том.

— Она заболела? Что с ней?

Кэти пожала плечами.

— Ничего особенного. Она испортила платье, пока мыла посуду.

— Какого черта она мыла посуду? — На лице у Карла отразилась злость.

— Ваша мать попросила ее помочь нам. Это было необязательно, но потом такси привезло лед, и мы отправили ее домой.

— Нет-нет. Она не могла уехать домой! Моя мать, разумеется, ни в коем случае не попросила бы ее…

— Еще как попросила, мистер Уолш. И кстати, Аня запретила нам искать вас, — добавила Кэти.

— Сейчас я пойду в гостиную и дам Розмари в глаз! — сказала Фиона. — Да, Карл, я знаю, она твоя мать, но это переходит все возможные границы.

Лицо Карла буквально окаменело.

— Не нужно. Я сам, — твердо сказал он.

— Карл? — теперь забеспокоилась Фиона.

— Не бойся, я ее пальцем не трону.

— Гости еще не разошлись. Может, стоит все же подождать.

— Иди домой и забери Деклана. Пошумите как следует в прихожей, что уже ужасно поздно. Это должно помочь.

— Не забудь, что твой отец…

— Не забуду. Пожалуйста, Фиона, иди.

Они с Декланом громко прощались со всеми, стоя в коридоре, пока наконец самые последние гости не сообразили, что прием окончен.

Фургоны “Алого пера” загрузили, и завели двигатели. Мод и Саймон взволнованно махали всем руками с переднего сиденья. Деклана ждало такси.

— Хороший был вечер? — спросил водитель.

— Честно говоря, полное дерьмо, — ответила Фиона.

— О, ну что же, всякое бывает, — пожал плечами он.

Модная молодая парочка, выходят с вечеринки из дома стоимостью по меньшей мере три миллиона и при этом все равно недовольны. Такова она, жизнь в современной Ирландии.

Аня была очень благодарна добрым людям из ресторанной службы, которые так быстро и без всякого шума забрали ее с черного хода. Очевидно, возникло какое-то недоразумение: они считали, что лед организуют Уолши, а Уолши понадеялись на “Алое перо”. Кэти решила проблему, заказав доставку четырех пакетов льда на такси.

Впрочем, это было не единственное недоразумение за вечер.

Сидя на заднем сиденье такси, Аня пыталась понять, как могла она так опростоволоситься. Карл вручил ей приглашение просто из вежливости. Изначально подразумевалось, что она придет помогать. Ее лицо горело от стыда.

Такси остановилось на ее улице, и Аня вышла.

— Вы уверены, что вам не нужно заплатить? — испуганно уточнила она.

— Нет, нам платят сразу за месяц. Все в порядке.

“Пожалуйста, пусть я никого не встречу!” — взмолилась Аня. В кафе знали, что она уехала на вечеринку. Всего несколько часов назад она хвасталась новым платьем. Ей удалось проскользнуть в дверь и подняться по лестнице, не попавшись никому на глаза. В квартире было темно и тихо. Аня легла на кровать и позволила себе заплакать. Она рыдала, пока у нее не заболели ребра. Потом она встала, сняла новое платье и повесила его на плечики. Рукава, конечно, были безнадежно испорчены. Когда у нее будет достаточно сил, она отпорет их, но сейчас есть дела поважнее.

Она надела джинсы, свитер и анорак, вытащила из-под матраса большой пластиковый кошелек и замерла. Невидящими глазами она смотрела на пачки евро.

Последние гости ушли. Карл помог отцу встать из кресла и поднял глаза на длинную спиральную лестницу. Это будет непросто.

— Может, ты хочешь лечь на первом этаже, пап, и не предпринимать путешествия наверх?

— Ты же знаешь, сын, я буду только рад.

Бобби Уолш иногда спал на диване-кровати в маленьком кабинете рядом с кухней. Сейчас эта мысль представлялась исключительно соблазнительной.

— Я сбегаю наверх за пижамой и халатом для тебя.

Розмари Уолш обходила дом. Она заглянула за кресла и диваны: не проглядели ли уборщики упавшие бокалы или столовые приборы. Она внимательно осмотрела кухню. Надо признать, сотрудники этой ресторанной службы оказались на высоте, как и было обещано: дом выглядел идеально. Оставшуюся еду упаковали, подписали и убрали в холодильник и морозильную камеру. Карл подошел так тихо, что, когда он заговорил, Розмари подскочила.

— Мама, не могла бы ты пройти в гостиную, будь так добра. Нам нужно поговорить.

— Почему не здесь?

— Папа спит в кабинете, я не хочу его тревожить.

— Ты не должен позволять ему выбирать легкий путь. Он никогда не поправится, если не будет прилагать усилий.

— В гостиную, мама.

Розмари пожала плечами.

Карл сел на барный стул.

— Тебе же неудобно.

— Да, мама, мне на самом деле неудобно, — заметил он.

— В чем дело, Карл? Мы все устали. Твой разговор не подождет до завтра? Прием удался, не правда ли?

Он ничего не сказал.

— Я хочу сказать, это “Алое перо” стоит недешево, но, честное слово, они обслуживают клиентов по высшему разряду. И мне кажется, с гостями они вели себя очень вежливо, даже если при общении с собственно работодателями проявили чуть меньше такта, чем хотелось бы.

— Так персонала было достаточно?

— Да, кроме того, двое молодых людей — очевидно, стажеры — достались нам бесплатно. И представь себе, оказалось, что они родственники Митчеллов, семьи юристов.

— Значит, людей хватало?

— Да. Мне кажется, все удалось прекрасно. А ты как считаешь?

— И дополнительные помощники были не нужны?

Розмари не понимала, куда он клонит.

— Нет. Почему ты спрашиваешь?

— Я просто хочу понять, почему ты попросила Аню пойти в кухню и вымыть посуду?

— О боже. Она что, нажаловалась тебе? Я всего лишь попросила ее слегка помочь.

— Зачем ты это сделала?

— Потому что на кухне ей привычнее, милый. Карл, я знаю, ты всячески ратуешь за равенство, но она — всего лишь маленькая полячка-посудомойка. Она приехала сюда на пару лет, чтобы заработать пару евро и потом вернуться обратно. Больше она ничего собой не представляет и сама это прекрасно знает. Она была совершенно счастлива помочь с мытьем посуды.

— Но тебе ведь не пришло в голову просить помочь на кухне других гостей?

— Карл, пожалуйста, будь благоразумен.

— Я благоразумен. Она была гостьей. Моей гостьей. Я так и не встретился с ней, потому что ты выставила ее, заставила работать на тебя, хотя — ты сама это признаешь — рабочих рук и так было вполне достаточно.

— Послушай, она чувствовала себя не в своей тарелке.

— Неправда. На ней было прекрасное платье. Она сделала новую прическу. Она истратила больше недельного заработка на подарок для тебя…

— О боже, она и правда дала мне какой-то сверток. Где он? Не знаю, куда он делся.

— И в качестве благодарности за все это ты отправила ее на кухню, потому что там она чувствует себя как дома.

— Хватит, Карл, я была добра к ней.

— Нет, мама. Ты никогда ни к кому не была добра. Ты никогда не была добра ни к отцу, ни ко мне и особенно ни к кому, кем, как тебе кажется, ты можешь помыкать.

— Я знаю, что ты испытываешь к ней теплые чувства, Карл, но это недопустимо. Она из другого мира. Я знаю, они усердно трудятся, но они не такие, как мы.

— Пожалуйста, немедленно прекрати!

— Я не шучу! У тебя так много друзей и могло бы быть еще больше. Эта девушка — просто никто.

— Я отношусь к ней очень нежно… Если подумать, я, пожалуй, люблю ее.