Лабиринты судьбы

Мы вошли в дом. Речи о вечеринке быть не могло. Друзей и родных здесь у нас не было, а идти и просить помощи у незнакомых или малознакомых американцев мы не могли.

Я посидела в кресле, походила из угла в угол, подошла к холодильнику и зачем-то заглянула в его пустое чрево. Все, что в нем было, мы съели на завтрак. Есть мне не хотелось, но я была жутко расстроена и утешала себя одной-единственной мыслью, что завтра мы улетим домой. В самолете нас покормят, а дома и стены помогают.

Я подошла к сумке и стала медленно складывать в нее вещи. Их было не так уж много. Лешины слаксы, мои джинсы, несколько рубашек, купленных Лешей уже здесь, и кое-что из моей мелочевки.

Укладывая одну шмотку за другой, я думала о чем-то своем, практически не обращая внимания на то, что у меня в руках.

— Леша, а как мы доедем до аэропорта? — поинтересовалась я.

— Ты когда-нибудь путешествовала автостопом?

— В школьные годы приходилось как-то.

— Попробуем и здесь, а нет, так пешком дойдем.

— Но это ведь далеко, — слабо возразила я, представляя себе, как буду идти по жаркой дороге со своей еще не окрепшей в полной мере ногой.

— Придумаем что-нибудь, — нехотя отозвался Леша.

Я взяла в руки какой-то пакет.

— Что там? — спросила я у Леши, прощупывая пальцами содержимое. — Бумаги какие-то… Документы? — Повернувшись в сторону Леши, я увидела его лежащим на диване в другой комнате, лицом к стене. Леша не отозвался. «Спит, наверно, — подумала я, — пусть спит…»

Я осторожно вынула бумаги из пакета и среди моих и Лешиных документов увидела стопку записок.

«Деминой» — прочитала я на одном сложенном вдвое листе.

Я развернула лист и села в кресло. Глаза мои побежали по торопливым строчкам:

«Здравствуй, Ирочка! Меня к тебе так и не пропустили. Вчера вечером, когда Серж был у тебя и дождался твоего приезда от брата, я все время думал о тебе. Едва он сообщил мне, что ты дома, я сразу собрался и поехал к тебе в гости. Но уже не застал.

Ирочка, я верю, что очень скоро ты сможешь сама читать это письмо, и даже надеюсь, что придешь к нам на свадьбу».

Я вспомнила Антошку и улыбнулась.

«Антошечка, Пушистенький, — подумала я. — Как ты там? Счастлив?» Я ведь за все это время ни разу не подумала о нем. А сколько хороших минут мы провели вместе. Я снова опустила глаза на лист и стала читать дальше:

«…И даже надеюсь, что ты придешь к нам на свадьбу. У нас в общежитии масса новостей. Этот извращенец, я думаю, ты понимаешь, что речь идет о красномордом, попал на скамью подсудимых. Он снова сделал попытку поиметь одну девочку, а у нее дядюшка в Москве… В общем, он влип, чего и следовало ожидать.

Марта Петровна развелась со своим мужем и вышла замуж за Петруню, если ты помнишь, был у нас такой доктор в общежитии».

Я снова прикрыла глаза, и образ молодого врача, перед которым я разделась догола, а потом чуть не сгорела со стыда, вынырнул из памяти яркой картинкой. «Марта! Мои проблемы не должны касаться твоих. Ваших… И наоборот».

Да, они уже тогда любили друг друга, и это было видно с первого взгляда, стоило лишь посмотреть на них, когда они разговаривали. Хм, Петр, как его, а — Александрович…

«…такой доктор в общежитии. Алена, твоя бывшая соседка и моя будущая жена, стала чинить вдруг замолчавший радиоприемник, висевший у вас на кухне, и обнаружила там твой талисманчик. Я принес его и передал врачу еще вчера, а сегодня встретил на выходе из больницы твоего парня и поинтересовался, получил ли он его. Теперь твой талисманчик вернулся к тебе, я надеюсь, он принесет вам счастье. Обнимаю тебя, всегда твой друг Антон Хусаинов».

Последние строки запрыгали перед моими глазами, словно дикие необъезженные мустанги. Я пыталась сфокусировать взгляд на размашистом автографе Антона, но видела филина.

Сердце мое обожгло огнем. Я не соображала, что мне сейчас делать. Меня затрясло от нервного напряжения, и все бумаги посыпались с моих колен на пол.

Я стала лихорадочно собирать их, придумывая, что бы такое сказать Леше в свое оправдание. Меня удивило, что за все это время он ни разу не обмолвился о филине, напичканном бриллиантами, из-за которых убили Папаню и Раша.

Неожиданно из комнаты раздался скрип дивана, и я вздрогнула от этого звука так, будто у меня над ухом взвыла пожарная сирена или корабельный «ревун». Я подпрыгнула и даже вскрикнула, тут же зажав рукой рот.

— Ты чего? — Леша приподнял голову и удивленно посмотрел на меня.

— Я… Я… Ничего… — стала заикаться я, и, вероятно, так захлопала ресницами, что Леша подумал, все ли в порядке с моей головой.

— Ты что делаешь? — Леша присел на диване.

— С-с-собираю.

— Грибы? — улыбнулся Леша, но его улыбка погасла, когда, подойдя поближе, он обнаружил рассыпанные документы. Я держала в руках авиабилет, зажав его в кулаке так крепко, будто боясь, что его вырвут из моих пальцев.

— Сбежать решила? — Он провел руками по лицу на азиатский манер, словно воздавая хвалу Аллаху.

Я чувствовала себя пришибленной и униженной.

— Это очень хладнокровное решение и, главное, своевременное. — Он набрал полную грудь воздуха и медленно через ноздри выпустил его.

— Мне нравятся люди, способные вовремя принимать правильные решения. Далеко пойдешь, — безо всяких эмоций констатировал Леша, подводя итог монотонного, короткого, но емкого монолога.

Он взглянул на меня отрешенным пустым взглядом:

— Я не держу тебя… Иди… Ты свободна. Я даже могу перенести на другое время свой полет. Наверное, это возможно…

«Интересно, — подумала я, — он намеренно таким образом интерпретировал ситуацию? Может быть, у него уже был такой план: остаться с бриллиантами, а меня отправить в Москву. Может, он только искал подходящего случая? К чему тогда вся эта бутафория?»

— Я не собиралась удирать, — произнесла я тихим, но ровным голосом, — но если тебе удобно представить это именно так, то не стоит напрягаться.

— Тогда объясни вот это. — Он вырвал из моих рук билет с написанной фамилией, и я, скользя взглядом по латинским буквам, из которых складывалось русское «Демина», только и сказала:

— Тут нечего объяснять, — и подняла на него глаза.

Он просто кивнул:

— Конечно, нечего. — Неожиданно он в раздражении бросил мой скомканный билет на пол, взял лежащий сверху паспорт, открыл его, удостоверился, что это именно его, прихватил записную книжку и порывисто встал.

Он поднялся надо мной, и я почувствовала себя маленьким, беззащитным ребенком перед монстром из фильма ужасов. Сверху его взгляд вспыхнул безжалостным пламенем, и я еще больше съежилась.

— Ты свободна, — сказал он.

«Господи, — с отчаянием думала я, — что делают деньги с людьми. Сейчас он широким жестом отпускает меня на свободу, как тот из анекдота, держа за шиворот человека за окном, разжимает кулак и произносит: я отпускаю тебя на все четыре стороны».

— Мне не нужна свобода, — пробормотала я, — но если она нужна тебе, то я не в силах препятствовать.

В дверь позвонили. Леша пошел открывать, а я склонилась над бумагами и стала складывать их в аккуратную стопку, чтобы вложить обратно в пакет.

— О! Вы уже собираетесь? — Я невольно повела плечами, услышав голос Дории.

— Да, — ответил Леша, и я с болью в сердце заметила, как подобрел его голос.

— Джанет, это не очень прилично… — сказала миссис Юсти.

— Ничего, — успокоил Леша, и тут же в соседней комнате прозвенел радостный детский смех. Наверное, Леша поднял девочку на руки и подкинул до потолка.

— Простите, мы не будем вам мешать. Это от нас в знак благодарности за вчерашнее спасение дочери.

— Дочери? А это ваша дочь? — Леша, кажется, был удивлен. Он поставил девочку на пол, та забежала ко мне в комнату и со свойственной всем детям непосредственностью стала рыться в разбросанных на полу вещах.

Я с любопытством рассматривала девочку. Белокожая Джанет явно не производила впечатления кровного родства с Дорией.