Люси Салливан выходит замуж

Ключ я Гасу не давала потому, что боялась напугать его: вдруг он воспримет этот жест как приглашение жить вместе.

Карен я успокаивала тем, что указывала на ужасный беспорядок в нашей квартире. Даже если какой-нибудь взломщик и забредет к нам, то решит, что здесь уже побывал его конкурент. Более того, я предположила, что в один прекрасный день мы можем прийти домой и обнаружить в гостиной новый телевизор и стерео, но Карен лишь скептически подняла брови.

Итак, в то утро Гас поднялся до меня. В моем мозгу зазвенел сигнал тревоги.

Сидя на краю кровати и завязывая шнурки на ботинках, он небрежно заметил:

— Знаешь, Люси, как-то мне все надоело.

— М-м, да? — пробормотала я, в полусне не замечая собственной обеспокоенности, хотя по периметру ограждения овчарки залились лаем.

Но уже через миг я осознала, что за его словами скрывается нечто очень серьезное, особенно после того, как он добавил:

— Я думаю, нам надо немного отдохнуть друг от друга.

Завыли сирены, и территорию прорезали лучи прожекторов.

Пока я выпутывалась из одеяла, пытаясь сесть, в голове моей оглушительно ревела система оповещения: «Чрезвычайная ситуация! Бойфренд намерен осуществить побег! Повторяю: бойфренд намерен осуществить побег!»

У меня возникло ощущение, что я нахожусь в лифте, который стремительно падает куда-то вниз. Как всякая женщина, я отлично знала, что мужские фразы типа «нам надо отдохнуть друг от друга» переводились на общечеловеческий язык как: «Посмотри на меня как следует — больше мы никогда не увидимся».

Я надеялась понять, что происходит, по выражению его лица, но он не смотрел на меня. Нагнувшись и спрятавшись от меня под шапкой черных кудрей, Гас с беспрецедентной тщательностью продолжал завязывать шнурки.

— Гас, что ты хочешь этим сказать?

— Давай сделаем перерыв, — донеслось до меня.

— Но почему? — в ужасе воскликнула я. — Что случилось? Что не так?

— Ничего.

Наконец Гас поднял голову. Должно быть, он завязал и развязал свои ботинки раз сорок.

Когда его взгляд встретился с моим, на долю секунду на его лице показалось виноватое выражение. Но потом он взорвался:

— Это все из-за тебя! Не надо было так привязываться ко мне! Зачем ты воспринимаешь наши отношения так серьезно?

Раньше я бы предположила, что Гас из тех, кто в случае чего тихо сбегает, а оказалось, что он избрал тактику «нападение — лучшая защита».

Я была слишком ошеломлена, чтобы напомнить ему, что это именно он не желал расставаться со мной даже на день, что я не могла даже побрить ноги без того, чтобы он не разбил лагерь под дверью в ванную и не спрашивал каждые две минуты, когда я выйду.

К тому же у меня не было времени на то, чтобы рассердиться на Гаса. Я еще путалась в постельных принадлежностях, а он уже махал мне рукой от двери.

— Я ухожу, Люси. Удачи.

Казалось, с каждым дюймом, увеличивавшим расстояние между нами, он становился все жизнерадостнее.

— Нет, Гас, подожди, пожалуйста. Давай поговорим. Прошу тебя, Гас.

— Мне пора.

— Но почему, куда ты торопишься?

— Тороплюсь, и все.

— Ну, тогда давай встретимся попозже. Я не понимаю, Гас, объясни, что случилось!

Гас насупился.

— Пожалуйста, Гас, — умоляла я.

— Ладно, — пробормотал он и выскользнул из комнаты.

Хлопнула входная дверь. Он ушел, а я еще толком не проснулась. Я даже подозревала, что просто вижу страшный сон.

Еще не было восьми часов.

Каким-то образом я добралась до работы, хотя толку от меня там было мало. Мне казалось, что я нахожусь под водой — очертания предметов и людей были смазанными, расплывчатыми; голоса, измененные до неузнаваемости, доносились откуда-то издалека, я их едва слышала и не могла сосредоточиться на том, чего они хотели от меня.

День мучительно медленно полз к пяти часам.

Изредка ко мне возвращалась способность мыслить ясно — так солнце пробивается сквозь облака в пасмурную погоду. И тогда случившееся вновь накрывало меня волной паники. «Что, если он не придет? Что мне тогда делать?» — спрашивала я себя, холодея от ужаса.

«Но он должен прийти, — цеплялась я за подобие здравого смысла. — Мне необходимо встретиться с ним и выяснить, что не так».

Хуже всего, что я не смогла бы объяснить случившееся Мередии, Меган и Джеду. Ведь Гас бросил не только меня, но и их, и я боялась, что они обидятся. И еще я боялась, что они во всем обвинят меня.

День я провела в полубессознательном состоянии. Вместо того чтобы звонить клиентам и угрожать им судебным преследованием, если они немедленно не заплатят нам, я погрузилась в мир, где единственно значимым человеком был Гас.

Почему он решил, что наши отношения стали слишком серьезными? Ну да, мы практически не расставались друг с другом, но ведь это ничего не значило!

Из чувства долга я попыталась сделать хоть что-нибудь по работе, но накопившиеся проблемы нашего отдела потеряли для меня всякую актуальность. Ну и что, если корпорация «Запасные шины» просрочила свой трехмесячный кредит на два года? Мне лично на это было наплевать. У меня имелись другие, куда более серьезные причины волноваться. Ну и что, если компания «Мы встретимся снова» свернула дело, задолжав нам тысячи фунтов? Разве все это имело хоть какое-нибудь значение, когда сердце мое разрывалось от боли?

Бессмысленность моих должностных обязанностей становилась особенно очевидной для меня именно в те периоды моей жизни, когда я переживала неудачи на любовном фронте. Брошенные девушки проявляют большую склонность к нигилизму.

Погруженная в свои мысли, я звонила провинившимся клиентам и вяло сулила, что мы подадим на них в суд и приведем к банкротству. Хотя я знала, что через сто лет все это не будет иметь никакого значения.

Прошло несколько тысячелетий, прежде чем рабочий день лениво подошел к концу. В пять часов Гас не пришел встречать меня.

Я тупо прождала его до половины седьмого — потому что не знала, что мне делать с собой, со своим временем, со своей жизнью. Все, на что я была способна, это ждать Гаса.

Но он так и не появился.

Естественно, он не появился. И пока я обдумывала свое следующее действие, смутная мысль, зловеще маячившая где-то на задворках моего мозга, выкристаллизовалась в осознанный страх.

Я не знала адреса Гаса.

Он не пришел ко мне, но, в отличие от Магомета, я не могла пойти к своей горе — к Гасу. И у меня по-прежнему не было номера его телефона.

Он никогда не приглашал меня к себе — все, что мы делали вместе, от секса до сидения у телевизора, мы делали у меня дома. Я и раньше чувствовала, что это неправильно, но каждый раз, когда я предлагала Гасу пойти к нему, он отказывался под самыми невероятными предлогами. Теперь меня коробило от того, с какой готовностью я проглатывала их.

Мне не следовало уступать. Я должна была быть настойчивее. Если бы я вела себя тверже, то не оказалась бы сейчас в такой ситуации. По крайней мере, я бы знала, где его искать.

Я не могла поверить собственной покорности. Неужели даже малейшее подозрение не закрадывалось в мою душу?

На самом деле у меня возникали подозрения. Но я изгоняла их, боясь нарушить безмятежную гладь своего счастья.

Я прощала Гасу многое, говоря в его оправдание всегда одно и то же: что он необычный и эксцентричный человек. И теперь мне оставалось только ругать себя за наивность.

Если бы я прочитала в журнале историю о девушке, которая встречалась с молодым человеком пять месяцев (почти пять месяцев, если считать те три недели в мае, когда он пропал) и которая за это время не сумела узнать, где этот молодой человек живет, то я сочла бы ее безмозглой тряпкой, заслуживающей того, чтобы ее бросили.

Невозможность связаться с Гасом причиняла мне невыносимые страдания. Особенно потому, что я сама была виновата в этом.

Миновало еще несколько нескончаемых, адских дней. Гас так и не появился, и я потеряла всякую надежду на то, что когда-нибудь увижу его.