Черный оксюморон (СИ)

Чимин стоял рядом и молча наблюдал за своим рассвирепевшим другом. Он сам был готов сорваться и закричать в любую минуту, но сдерживался. Он пытался найти оправдание Йоко, но так и не смог. Единственное, что напрашивалось на ум, — просто ей плевать. Она никогда не показывала свои симпатии, чувства, коих, наверное, и вовсе не было. Девушка практиковалась и рассматривала детективов именно как детективов, а не как привлекательных мужчин. Такие мысли ранили Пака, нанося глубокие удары по внезапно заболевшему сердцу, но он привык сминать свои печали и обиды, как клочок бумаги, и выбрасывать в мусорное ведро. Он считал, что жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на негатив, но разве можно оставаться веселым, когда любимая девушка так спокойно закрывает перед твоим лицом дверь, уходит и не желает возвращаться обратно?

— Может, нам заехать к ней после работы? Поговорить? — предложил Чимин, когда они с напарником зашли в лифт.

— Нет, — почти рявкнул Чонгук. — Раз это ее решение, то ради Бога. Я не собираюсь прыгать перед ней на задних лапках. Значит, так ей хочется с нами общаться дальше.

— Но она же девушка, — настоял детектив Пак, — с ними не бывает просто, и ты это знаешь. Мы либо потеряем ее, либо…

— Хён, я не хочу это обсуждать. Если хочешь, поезжай к ней один, я не собираюсь этого делать, — Чон вышел из кабины лифта, когда тот остановился на нужном этаже, и пошел по коридору в сторону кабинета, но его резко перехватил Чимин, заставляя остановиться.

— Ты же знаешь, один я к ней не поеду, — парень еле сдерживался. Он тоже хотел злиться и кричать, но кому от этого станет лучше? — Можешь обманывать себя сколько угодно, но меня ты не обманешь. Мы оба влюбились в нее, Гук, смирись, и если сейчас не сделаем что-то, то потеряем ее.

— Да, может, я и полюбил ее, — согласился Чонгук, — но себя я люблю больше.

Парни стояли друг напротив друга, взволнованно дышали и не разрывали зрительный контакт. Им обоим было неприятно, они оба хотели приехать к Йоко, чтобы выяснить все лично, но вместо этого, злые и совершенно без настроения, все-таки вернулись к себе в кабинет и занялись делами… теперь уже вдвоем.

За весь день Йоко не получила ни звонка, ни сообщения. Она пыталась отвлечь себя посторонними делами: убралась дома, сходила в магазин за продуктами, приняла ванну, даже приготовила ручки, тетради и методички для академии, в которую она решила пойти завтра, а не сегодня, но все это не помогло ей избавиться от навязчивых мыслей. В голове как нечто обыденное сидели детективы и не хотели исчезать. Девушка терзала себя вопросами и догадками, сама же усугубляла ситуацию, накручивая себя вплоть до желания сорваться в омут истерики, и отказывалась верить в происходящее. Она думала, что хотя бы ради уважения они позвонят ей, хотя бы ради того, чтобы попрощаться, но увы и ах. Но ведь и Йоко им не звонила тоже. Получался совершенно глупый и замкнутый круг: парни думали, что плевать она хотела на них, поэтому не звонит; девушка думала то же самое и отказывалась брать в руки телефон, чтобы набрать один из двух знакомых до боли номеров и услышать почти что родной голос либо Чимина, либо Чонгука.

***

Шли дни. Осень полноправно заняла лидирующие позиции и игралась с горожанами, то поливая землю обильными дождями, то радуя теплым солнцем, которое иногда выглядывало из-за серых облаков. Йоко ходила в академию, честно посещала пары, записывала лекции и старалась тем самым занять себя, чтобы перестать думать о парнях, которые, в свою очередь, взваливали на себя все больше дел, желая забыть практикантку как можно скорее. Они раскрывали преступления, выезжали на убийства и грабежи, обкладывали себя кипами бумаг и разноцветными папками, специально выпрашивали у Кроки дополнительные рабочие часы, чтобы лишний раз побыть в прокуратуре. Находиться дома было слишком грустно и тоскливо, даже ужастики перед сном и пиво не спасали от непреодолимого желания снова увидеть Йоко. Мираж спокойствия и мнимая радость порой всплывали в головах детективов, но это была лишь мимолетная бутафория, вызванная чрезмерной усталостью. Как-то раз Чонгук, когда Чимин повез машину в автосервис, совершил на фоне всех своих переживаний и псевдо-страданий глупость. Он никогда не делал этого ранее, но ему стало до того паршиво, что хотелось сдирать с себя кожу и орать благим матом. Парень не только напился, но и накурился. Позвонил старому знакомому, у которого за определенную плату взял волшебную травку, запасся приличным количеством алкоголя и, развалившись на собственной кровати, пустился во все тяжкие. Пак нашел его уже в отключке, и лишь пустые бутылки и характерный тяжелый запах марихуаны вещали о том, что здесь было пару часов назад. Как можно было догадаться, на следующий день Чонгук не смог выйти на работу — взял внеплановый отгул, потому что «отравился просроченным кимчи». Чимин, в свою очередь, держался и не позволял себе того, что мог сотворить его лучший друг, но в одну из ночей парень сорвался и ввязался в уличную драку возле одного из ночных клубов в центре Сеула. Чонгук еле оттащил его от двух здоровенных мужиков, которые уже были готовы проломить ему череп. Все кончилось вылитым на свежие раны спиртом и мирной совместной попойкой дома на диване.

Йоко тоже страдала, но не так отчаянно и открыто, как это делали детективы. В минуты особо сильной грусти, которая обычно нападала на нее по ночам, девушка курила прямо в постели, разместив между собой и подушкой стеклянную пепельницу, открывала настежь окно, чтобы осенняя прохлада освежила ее помутневший рассудок, и роняла молчаливые слезы, коих никто и никогда не видел, но она ведь дома, а перед стенами стесняться нечего. Они заберут все ее тайны и секреты, растворят в холодных кирпичах и похоронят их где-то снаружи — там, где всегда пусто и темно. Каждый день она проверяла телефон и скрытно надеялась увидеть пропущенный звонок или сообщение, но экран жестоко улыбался ей в лицо и отказывался показывать то, о чем она стыдливо мечтала. В один из тоскливых субботних вечеров Йоко впервые за всю свою жизнь купила в магазине мелодраму под названием «Помни меня», открыла бутылку красного вина и в растянутом домашнем свитере и лосинах устроилась перед маленьким, но пока еще работающим телевизором. Ей не доставляло удовольствия смотреть на лицо Паттинсона, но сюжет фильма был неплох, да и подходил под гадкое настроение. Правда, к середине девушка откинулась на подушку и уснула прямо с открытой бутылкой в руке.

Сентябрь вышел странным на погоду месяцем. Люди не успевали убирать теплые куртки обратно, чтобы заново достать ветровки, и так по кругу. Сегодня ты ежишься под зонтом в шерстяном свитере и теплом пальто, а завтра уже идешь в кедах и кожанке нараспашку. Тот загадочный убийца, преследующий Йоко и детективов, действительно залег на дно. От него не было вестей, и все преступления, происходящие в Сеуле, не имели с ним абсолютно никаких общих связей. Может, это он колдовал с погодой? Раз не мучает людей физически, то хотя бы морально сделает это с садистским наслаждением отчаявшегося психопата. Случилось еще одно значимое событие — Моён уволилась. В двадцатых числах сентября девушка принесла заявление, ссылаясь на то, что у нее нет времени, чтобы ухаживать за матерью, а здоровье близкого человека для нее важнее работы. Новую секретаршу быстро нашли, только вот было немного грустно от того, что Моён ушла. Прямо как Йоко. Теперь ни практикантки, ни уже полюбившейся и почти родной секретарши не было, и детективы окончательно сникли. Они, как запрограммированные роботы, приезжали на работу, жадно бросались на дела, зарываясь в них с головой, и по вечерам, снова грустные и уставшие, возвращались обратно домой. С грохотом наступил бесконечный день сурка.

Детективы стали свыкаться с мыслью, что Йоко больше нет рядом, что ей, откровенно говоря, плевать на них. Да, они могли приехать к ней и поговорить, не переехала же она в другую страну, но что-то останавливало их, и это что-то — мужское самолюбие, смешанное с режущей обидой. Но несмотря на то, что днем и даже вечером сохранялось адекватное понимание происходящего, с наступлением ночи чья-то невидимая рука открывала души Чимина и Чонгука нараспашку, заползала в них и нарочно пачкала светлые и воздушные стены чем-то черным и липким. Паку доставалось больше всего, ведь ему чаще снились сны, чем его другу, и поэтому он просыпался уже уставшим. Мешки под глазами стали чем-то привычным для него, как и легкие головные боли, которые он перестал замечать.