Running (СИ)

- Может быть ты что-нибудь уже скажешь? – я пытаюсь произносить предложения как можно безразличнее, но мой голос все равно меня предает, немного ломаясь на последнем слоге.

- Что ты хочешь от меня услышать? – еще один вздох, более тяжелый, наполненный бóльшими эмоциями, чем все мои вместе взятые.

- Дело не в том, что я хочу услышать, а в том, что ты хочешь мне рассказать, – я слишком резко и сильно отбиваю мячик на этот раз. Я бы даже собой гордилась, если бы так не боялась, что сейчас он вылетит за пределы стола и я проиграю. Я боялась проиграть, и всеми силами надеялась, что Том отобьёт мой удар, даст объяснение, тем самым продолжив нашу совместную игру.

- Боже, какая же это глупость, – шепчет себе под нос парень, даже не осознавая, что сейчас открыл все шлюзы, позволив последним запасам моего терпения испариться.

- Глупость?! Значит я по-твоему глупая? – я чувствовала, как внутри меня шевелиться Шекспировское чудовище, и если бы не видела на экране свое отражение, могла бы поспорить, что глаза мои из серо-голубых превратились в изумрудно зеленые. – Ты издеваешься?!

- Зачем ты так? Зачем переворачиваешь мои слова? Зачем ищешь подтекст? – такое ощущение, что у Тома совсем не было сил на этот разговор. Он выглядел очень усталым и не был готов к тому, что нас ожидало. Мне было все равно. Видит бог, я тоже не ожидала, что закончу один из самых приятных вечеров в этом году, перетиранием столь мерзкой темы.

- Если не хочешь, чтобы я искала подтекст, начни разговаривать нормально, а не как двухлетний ребенок, что трех слов связать не может, – я злилась, и имела на это полное право. Какого хрена он делает вид, что ничего не случилось? Зачем ведет себя так, словно я идиотка? Он должен был первым делом, вместо пустого, никому ненужного обмена любезностями, сказать мне, что я ошибаюсь. По крайней мере он должен понимать, почему я вообще переживаю. Это должно быть очевидно. – Что это за «где ты» и «как дела»? Или может до тебя не дошел мой принтскрин?

- Мэри... – начинает он, но его время на слова вышло, так как плотину прорвало:

- Томас, честное слово, я правда не хочу сейчас звучать, как истеричка. Мне самой от этого противно, но ты никак не способствуешь улучшению ситуации. Я в растерянности, Том, понимаешь? Сбита с толку. Пожалуйста, предоставь мне контекст, чтобы я перестала... – не в силах произнести нужного слова, я почти умоляю его. – ... чтобы мне было понятно.

- Мэри, это была деловая встреча. Я снимался в социальной рекламе против насилия над детьми. Зендая... – на ее имени его голос надламывается, а мои внутренности стягиваются в тугой узел, пока я жадно хватаю каждое слово. – Она организовала кампанию по борьбе с домашним насилием. Ее агенты попросили меня поучаствовать, и я согласился. Потому что, во-первых, это дети, а во-вторых, это только работа. Она ничего не значит. Я знаю, что все это может звучать, как оправдание, и как что-то притянутое за уши. Но это правда, в Лос-Анджелесе я занимался только работой, ничего больше, – слова даются ему с трудом. Он хочет звучать серьезно и убедительно, но и его эмоциональная шкала сейчас была на пределе. Проговаривать это все – тяжело, неприятно и непривычно.

- Только работа? – шепотом выдаю я, но в этих двух словах столько надежды, что они почти оглушают.

- Только работа, – кивает он.

Ему неприятно. Неприятно так же, как и мне. Я вижу, что он и представить себе не мог, что ему когда-нибудь придется вести со мной подобный разговор. Несмотря на то, что вся эта ситуация слишком эмоциональная, слишком необычная, граничащая с абсурдом, после его слов я чувствую, как когти ревности, сжимавшие мое сердце, ослабили хватку. Тем не менее, расслабиться до конца я не могла.

- Том, – я обращаюсь к нему по имени, стараясь привлечь его внимание, которое кажется уже немного рассеялось. Парень пустым взглядом смотрел куда-то сквозь экран, и бог знает, какие мысли крутились в его голове. – Поклянись, что между тобой и Зендаей ничего не было с момента вашего расставания в сентябре! Я не хочу драматизировать, но для меня это важно, – мой голос звучал уже намного мягче, но все также был полон надежды. Мне нужно было убедиться еще один раз, чтобы окончательно закрыть эту тему и забыть о столь нелепом инциденте.

Я жадно всматриваюсь в экран, надеясь уловить в выражении его лица понимание насколько для меня это важно. Я хотела, чтобы он понимал, что дело совсем не в измене, не в допросе, не в ревности. Ох, нет, то, что творилось сейчас в моей душе было намного выше всех этих примитивных собственнических эмоций. Сейчас я, словно канатоходец, шла по очень тонкой веревке, делящий мой мир на до и после. Мне было необходимо удостовериться, что я не выдумала себе текущую реальность. Два с половиной месяца Холланд кирпичик за кирпичиком выстраивал новую меня, вновь собирал по крупицам мой мир, пытаясь меня убедить, что то, во что я верила раньше – не приговор, и у меня может быть все по-другому. Тогда, спустя короткое время после нашего знакомства, он снял с меня страховку, протянул руку и попросил довериться, и вот уже столько времени я шла с ним по канату, не боясь упасть пока он меня держит. Я все больше получала удовольствие от процесса и мне казалось, что до цели, до того мира, о котором я когда-то мечтала, осталось буквально пару шагов. А сегодня, он как будто меня отпустил, да еще и в придачу раскачал эту чертову веревку, и я смотрела вниз, на эту бездонную пропасть подо мной, изо всех сил балансируя, стараясь не сорваться и вновь обрести равновесие, вновь вцепиться в его теплую ладонь и все-таки дойти до нашего общего места назначения.

Он опустил глаза. Опустил глаза и закрыл обеими руками лицо, сминая кожу под пальцами.

- Том... – из груди вырвался писк, а глаза до этого смотревшие с надеждой, постепенно теряли свой цвет. – Ну, же! Пожалуйста, скажи, что ничего не было, – я почувствовала, как где то в уголках глаз начало щипать, но задерживала дыхание, не позволяя себе сдаваться. Я верила, что это все еще окажется глупой шуткой, хотя взгляд затравленного человека по ту сторону экрана, кажется уже обрубал все канаты.

- Я не могу этого сказать, – сжав челюсть и шумно выдохнув, Томас дернулся на кресле в своем номере. Я даже слышала, как от этого резкого движения разбилась ваза на журнальном столике. Но меня больше ничего не волновало. В этот момент разбилась не только ваза. В этот момент я падала, падала в свою личную пропасть.

“Take My Heart” by Birdy

Fallen so far

Said you’d watch over my heart

Я упала так низко

Ты ведь говорил, что присмотришь за моим сердцем

Его голос, пропитанный чувством вины и стыда, пытался достучаться до моих барабанных перепонок, но я лишь качала головой, шепча себе под нос единственное слово: «нет».

- Милая, ну, пожалуйста, посмотри на меня. Мэри! – прилипнув к экрану чуть ли не носом, Холланд пытался до меня достучаться.

Your love was so real

Too late to forget how you made me feel

Твоя любовь казалась такой реальной,

И слишком поздно забывать о том, как ты заставил меня себя чувствовать

- Когда? – простой вопрос слетает моих губ, по которым стекали слезы, оставляя неприятный соленый вкус во рту.

- Мэри, это неважно! Я могу поклясться, что это ничего не значило. Да и ничего по сути и не было. Всего лишь поцелуй. Это была дурацкая ошибка, я не понимал, что творю.

- Когда? – я повторила вопрос, зная, что ответ на него сделает мне только больнее. Всего лишь поцелуй. Да... это совсем ничего не значит. Не в наше время, не в этом мире. Здесь вообще мало, что несет смысл и ценность. Ни слова, ни действия, все – фальшь. Он молчал, зная, что не имеет никакого права говорить мне о подробностях, тем самым втаптывая меня в грязь еще больше, но он также знал меня, знал, что я не успокоюсь, пока не услышу чертову дату.

- После викторины в пабе, ночью перед сочельником, – кажется он сам начинал задыхаться. Больно было обоим, а горячие слезы, стекающие по щекам, выбивали тяжелыми ударами воздух из легких парня.