От любви не убежишь

– Я просто хочу знать, отец, – требовательно спрашивал Стивен, – зачем тебе понадобилось покупать мои картины таким таинственным образом, если мы оба знаем, что ты ненавидишь их? Ты что, решил спрятать их, чтобы не пятнать великое имя Джулиуса Джилфилана?

Джулиус, тоже в халате, смотрел через кухонный стол на сына, молчаливый и злой, даже не пытаясь отрицать обвинение, которое он явно счел недостойным ответа.

Стивен заметил, каким худым и хрупким казался Джулиус без своей обычной мешковатой одежды, и почувствовал вдруг острую жалость. Но тут снова вспомнил, как часто обижал его Джулиус все эти годы, и вот сейчас – опять. Наконец Стелла, потеряв терпение, вмешалась:

– Пожалуйста, Стивен, пойдем со мной. – Она прошла по коридору в гостиную и распахнула двери. Там, в самой любимой комнате Джулиуса, висели картины, с которыми рос Стивен. Огастес Джон, Дункан Грей, даже крошечный рисунок Пикассо были перевешаны в новом порядке. И прямо в середине стены, на самом выгодном месте, висели пять его собственных морских пейзажей.

Стивен онемел. Джулиус не запер их где-то на чердаке, чтобы защитить честь фамилии. Они горделиво висели на самом видном месте. Он снова обернулся к Джулиусу, почувствовав, что отец последовал за ним.

– Но я не понимаю... Они же тебе не нравились. Единственная картина, которая пришлась тебе по душе, – это портрет Тесс с детьми...

– Твоя мать напала на меня в первый же вечер выставки и сказала, что я вел себя как эгоистичный мерзавец. – Он слегка улыбнулся Стеле. – Не могу понять, почему ей пришло в голову, будто твои работы угрожают мне. Ведь любому дураку ясно, что у тебя хорошие картины. Поэтому я вернулся на выставку и простоял больше часа, разглядывая эти пять картин. И она оказалась права. Я действительно почувствовал, что они мне угрожают. Они совсем не похожи на то, что делаю я. Мне кажется, я понял: я – это прошлое, а ты – это будущее. Поэтому я купил их, – он оскалился в бесовской улыбке, – то есть в качестве хорошего вложения. Ну, ты понимаешь?

Стивен стоял, охваченный бурей чувств, не способный пошевелиться или промолвить хотя бы слово.

Прервал молчание Джулиус:

– Прости меня, я был не лучшим из отцов. – К великому смущению Стивена, в голосе Джулиуса слышалось сильное волнение. – Может быть, не лучшим, но...

Джулиус крепко обнял сына. Впервые в жизни тот почувствовал тепло дыхания отца, покалывание его бороды.

– Я бы сказала, что вам обоим повезло, – раздался голос Стеллы, нарочито резкий, чтобы скрыть слезы. – Вам выпал шанс понять друг друга, пока вы еще живы. Большинство людей приходят к этому, когда один уже мертв.

– Вздор, женщина. – Джулиус немедленно вернулся к своей старой манере. – Стивен же не собирается умирать, правда, Стивен?

Стоя среди картин, Стивен громко рассмеялся. И его смех эхом разнесся по широким коридорам – он не сможет забыть прошлое ни на минуту, но, возможно, они смогут оставить прошлое позади и начать все сначала.

Наблюдая, как солнечный свет пробивается в огромную спальню с окнами, прикрытыми ставнями и богато украшенными тусклыми портьерами, Стивен не мог вспомнить, где он находится. Потом, вспомнив, выскользнул из кровати, как в детстве в первый день каникул. Он распахнул ставни и окна – перед ним раскрылся великолепный вид. Июнь перешел в июль, но в воздухе еще сохранялась свежесть раннего лета. Сад под неусыпным вниманием Стеллы пышно цвел. Миллионами старомодных роз он растянулся на целый акр в сторону моря.

Стивен схватил полотенце, надел вчерашнюю рубашку к боксерским штанам и побежал на пляж. Быстро убедившись, что, кроме него, никого нет, он скинул одежду и нырнул. Он поплыл прямо к горизонту, потом повернулся на спину и стал смотреть в небо. Солнце медленно поднималось к зениту. Было, наверное, десять утра. Внезапно почувствовав себя счастливым, он поплыл к берегу и пошел по гальке в сторону дома. Остановился, чтобы вынуть камешек, попавший в ботинок, и взгляд его упал на коттедж для гостей и тропинку, ведущую к Каури Бич. На смену радости вдруг прошло острое чувство утраты – воспоминание о том, как они занимались там с Тесс любовью. С тех пор прошла, кажется, целая жизнь, а ведь было это всего год назад.

Непроизвольно он направился вдоль узкой тропы. Пляж был пустой и молчаливый, покрытый, как всегда, ковром из ракушек. Он наклонился, набрал пригоршню и пропустил сквозь пальцы. Крошечная каури застряла между указательным и средним пальцами, упрямо отказываясь падать вниз, к тысячам других. Стивен положил ее в карман и пошел к дому.

Входная дверь дома была, как всегда, распахнута, и в прихожей он почувствовал запах ирландского бекона, его любимого, и аромат тостов. Он пошел на запах. Стелла стояла у плиты и делала картофельные пирожки, а Джулиус, к его удивлению, сидел за столом. Стивен сел напротив отца с улыбкой и потянулся за чашечкой кофе:

– Я думал, что ты никогда не завтракаешь?

– Нет, если мне это удается. Если я все же решаюсь позавтракать, она пытается убить меня холестерином.

– Ты подвергался многим другим испытаниям в течение жизни! Выпивка, сифилис и бог знает что еще, – язвительно заметила Стела. – Думаю, тебе по силам справиться с небольшой порцией животного жира.

Джулиус не обратил на ее слова никакого внимания.

– Во всяком случае, я спустился, чтобы сказать тебе: если ты захочешь приехать сюда поработать, я смог бы отвести тебе место в моей мастерской.

Стивен замер, поднеся чашку ко рту. Он помнил, каким священным местом всегда считалась мастерская Джулиуса, как он раздражался, если Стелла пыталась там убирать.

– Знаешь, пап, – сказал отец, перехватив взгляд Джулиуса, – ловлю тебя на слове. Здесь действительно почти рай.

– Очень хорошо. – Стелла с грохотом поставила перед ним тарелку. – Хватит эмоций для одного дня, или вы кончите тем, что получите несварение.

После завтрака Стивен пошел на прогулку в сторону башни и вернулся только к позднему обеду. Если постараться, то можно успеть на вечерний рейс в Лондон.

Когда он шел в свою комнату за пиджаком, внимание его привлекли яркие краски в углу прихожей. Он замедлил шаг. Большая картина маслом, на которой была изображена женщина, сидящая на кровати, – немного в духе Матисса, но все-таки с печатью сильного оригинального стиля. Она, кажется, совсем не во вкусе Джулиуса, но ведь, как только что обнаружилось, вкус Джулиуса расширился и включал в себя весь спектр опасных разрушительных стилей живописи, даже его. Рядом стоял маленький пейзаж в голубых тонах, скорее чарующий, чем поражающий, исполненный сдержанности и чистоты. Перед ним на каменной полочке стояла каменная статуэтка обнаженного мужчины, держащего ребенка, которая отдаленно напомнила ему работы норвежского скульптора Вигелунда, заполнившего целый парк в Осло фигурами обнаженных людей, в разные моменты их жизненного цикла. Но это произведение было намного более тонким, чем у него. И, наконец, последний холст привлек его внимание. Огромный, возможно пять на шесть футов, абстрактный пейзаж, похожий на ирландское болото, бледно-желтый, с проблесками пурпурного. Стивен был в восторге. Он пытался разобрать подпись, неразборчиво петлявшую в правом нижнем углу.

– Ну и как? – раздался голос Джулиуса из-за его спины.

– Прекрасно, мне нравится эта абстракция и эти великолепные конкретные цвета. А кто художник?

– Не знаю. – Джулиус наклонился, чтобы рассмотреть подпись, так что Стивен не видел его лица, когда тот снова заговорил. – Тесс купила. Это все купила она. Они просто пока хранятся у меня.

– Тесс?

Удивленный возглас заставил Джулиуса улыбнуться, но ему хватило такта сдержать улыбку.

– Именно. У нее потрясающая интуиция. Но просто не хватает терпения разобраться с теорией. И нельзя упрекать ее за это, ведь критики так часто говорят ерунду.

– С каких это пор вы с Тесс ведете беседы о художественной критике? – с подозрением спросил Стивен.

– О, мы провели чудный денек, расхаживая по галереям, когда я приезжал к тебе на выставку. Я хотел, чтобы кто-нибудь заставил меня по-новому взглянуть на живопись. У Тесс чудесное свежее восприятие.