Порода. The breed

- Известно, кто там лежит?

- Одна норвежская принцесса. В незапамятные времена она держала переправу. Мы сейчас на вершине самой высокой горы на Острове. They've put a cairn for her here. ¹Мерди, сейчас мы выходим – как обычно. Дункан любил постоять на этом месте. Если повезет, увидим golden eagles ². В первый раз мы с Дунканом видели их перед свадьбой – когда он привез меня в Лохэлш знакомиться с родными - помнишь, Мерди? Как мы радовались – решили, что это счастливый знак. – Мэй отряхнула ресницы пальцами, как тогда, на песчаной дороге в Стрэдхолл. И снова слезы разлетелись сверкающими брызгами. – Что ж, ведь не ошиблись. Были счастливы, и так долго. Редко с кем это бывает. Орлы предсказали верно. Но ведь должно же было это когда-то кончиться. Вот и кончилось, что ж теперь. А орлы – да, это знак. Смотри, Анна, может, увидишь их. Я тогда увидела первой.

Я подняла голову. Ричард встал рядом. Мэй покосилась, но сразу перевела взгляд на горы. Мерди, облокотившись на свою машину, покусывал травинку.

Был полдень, солнце поднялось так высоко, как только могло в этих северных краях, не добравшись и до середины черных вершин. Но небо снова сияло.

В синеве зенита от мириада точек, сотканных корпускулами света, одна отделилась и стала расти и темнеть.

- Вот он, - закричала я по-русски. – Смотри, Мэй! Вон там!

Следуя по своему невидимому пути, плавно совершал круг черный крест. Он плыл куда выше солнца, так что оно озаряло его снизу, все ярче окрашивая золотом. Еще миг – и стали видны мощные распростертые крылья и короткий, широкий треугольник хвоста. Золотой орел поймал восходящий воздушный поток и через несколько мгновений вновь превратился в свет. Небо над черными гнейсами казалось белым.

- О! – Мэй перевела дух. – Анна, ты видела! – И повернулась к Ричарду, взглядом указывая на его руку. Тут и я заметила, что он держит меня за плечо. – Ричард, вас можно поздравить! – Улыбнулась, закурила «Silk Cut», снова смахнула слезы. И улыбнулась еще шире. – Ну что ж, счастья вам. Теперь ваше время.

Я промолчала. Ричард обнял меня за плечи – осторожно, будто фарфоровую, но почти властно.

И тут в безлюдных горах, на пустынной серой дороге, раздался странный звук. Если бы это было не на Острове Туманов, я сказала бы, что зазвонил телефон. Однако Мерди сел в машину, и послышался его быстрый, хрипловатый, резкий говор.

- Боже, - тихо ахнула Мэй, - неужели что-нибудь с моими собачками? Когда мы уезжали, я заметила, что с Водкой не все в порядке! Господи помилуй!

- Ну же, Мэй, дорогая, - Ричард хотел, чтобы все были так же счастливы, - зачем так волноваться? Наверняка это кто-нибудь Мерди по делу. Мало ли в бизнесе бывает?

Но Мерди высунулся из машины и кивком подозвал Мэй. Она бросилась к нему и села, оставив дверь открытой. Мы с Ричардом переглянулись: что-то и вправду случилось.

Наконец Мэй повернулась к нам на сиденье, все еще держа Мерди за руку, потом вышла – устало, опустив голову. Но тут же выпрямилась и быстро пошла к нам, и черные камни, которые она задевала по дороге, перекатывались с глухим стуком.

Она подходила, смотря мне прямо в глаза, и лицо ее было строго.

- Анна, дорогая. – Мэй подошла совсем близко и положила руки мне на плечи. – Это звонили тебе. Из Москвы. – И обняла меня, не отводя своих синих глаз. – Анна, мы с тобой. Будь мужественна. Это звонила твоя мать. Твой отец… Он был очень болен в последние дни – сердце. И сегодня… Его больше нет. – Мэй все обнимала меня, поглаживала по спине.

Как странно, - думала я. Вот оно и случилось. Случилось… Его не было со мной, но он был. А теперь его нет, но он со мной. В один миг все стало, как прежде – до того лета, до того июня восемнадцать лет назад, когда я видела его в последний раз. Теперь уж навсегда – в последний. Больше я его не увижу. Никогда. И в гробу – ни за что.

Я отстранилась от Мэй, голова моя опустилась, и я увидела черные камни чужой земли у себя под ногами. Камни стали расплываться, туманиться, и, чтобы не вытирать слезы, я посмотрела вверх.

Солнце – маленькая звезда с ослепительно острыми лучами – висело сбоку, будто в Планетарии около Зоопарка. Купол неба надо мной казался таким же, как там, как в детстве, - бархатно-синим. В небе не было ничего, кроме солнца.

Я отказалась звонить в Москву. Некому, да и незачем. Мать была замужем за любимым человеком. С прежней женой отца и своими старшими, по отцу, сестрами я ни разу не виделась.

- Вот, Ричард, - сказала я уже на обратном пути с острова Скай, в машине, - жизнь сама все решила. Не с кем теперь встречаться.

Он взглянул задумчиво, но взял мою руку, и лицо его тут же просветлело

Прощальный ланч, приготовленный для Мэй в ее гостинице, я плохо помню. Провожать хозяйку вышли все служащие. Дэнис старательно и с волнением произносил подобающую речь. Я стояла у машины чуть позади Мэй, рядом с Ричардом и Мерди, и не столько слушала, сколько сочувственно наблюдала. Хорошо бы Мэй забыла его уволить, - думала я. Да и за что? Разве только возраст… Но было почему-то ясно, что пожилой метрдотель поет сейчас свою лебединую песню. Господи, - думала я, - скорее бы все это кончилось. Что все это? Да все. Все вообще.

Речь, кажется, действительно близилась к концу.

- Трудно передать нашу общую радость от встречи с очаровательным другом миссис Макинрей – мисс Анной, - вдруг услышала я. – Надеемся, что приготовленный в отеле Лохэлш сувенир будет напоминать ей в Москве о Шотландии. – Дэнис тряхнул головой, и в руках у него очутился поднос. С поклоном он приблизился ко мне, и я взяла с подноса коробку, наискось покрытую узким клетчатым шарфом.

- Этот шарф, сотканный по обычаю шотландских горцев, несет боевые цвета клана Макинрей, - и Дэнис вновь тряхнул напомаженными, но непокорными каштановыми завитками. По этому знаку одна из девушек сняла шарф с коробки и накинула его мне через плечо, как перевязь, скрепив фибулой.

- Вот так, на белой рубашке или блузке, в торжественных случаях носят боевой шарф клана. У нас боевые цвета - украшение праздника. Потому что для шотландцев битва есть праздник и торжество.

Все захлопали. Я скосила глаза на фибулу.

- Это герб клана Макинрей! - возгласила Мэй. – На гербе – рука, поднявшая меч, и девиз – «Infortitudine», «Непобедимость». О, Дэнис! Спасибо, спасибо!

Дэнис взял у меня из рук коробку, открыл ее и снова вручил. В коробке, желто-рыжий, как цветы bonny broom на горах, лежал, плотно прижав к себе черные клешни, тот самый краб, сухой и легкий.

Глава 12

Как в людях жизнь по-разному мерцает…

А.Ф.Лосев

Как слит с прохладою растений аромат…

В.А.Жуковский

“Nay, since she is but a woman, and in distress,

save her, pilot, in God’s name!” said an old sea-

officer. “A woman, a child, and a fallen enemy,

are three persons that every true Briton should

scorn to misuse.”

Fanny Burney. “The Wanderer”. 1814 ¹

Я никак не могла заснуть. Кажется, и вина было выпито на ночь много, как всегда в Стрэдхолл Мэнор, а сон все не шел. Стоило закрыть глаза, и я видела то золотого орла над черными скалами Острова Туманов, то шахматную доску полей под крылом самолета, то синие глаза Мэй – вот она идет ко мне со строгим лицом, и черные камни перекатываются под ее ногами с шорохом и глухим стуком.

С тех пор, как я узнала, что отца я больше никогда не увижу – и не по своей воле, и не по его, - то есть что произошло нечто такое, с чем во взрослом состоянии я еще ни разу не сталкивалась, нечто необратимое, непоправимое и неизменное, нечто вечное, но притом только мое, личное, близкое, – я, закрыв за собой дверь спальни в Стрэдхолл, впервые осталась одна. После долгого пути на машине в Глазго через горы, прощанья с Мерди в аэропорту, где я, вовремя спохватившись, подарила ему на память гигантские ножницы, завалявшиеся в Валиной сумке, после перелета в Стэнстэд, переезда в Стрэдхолл и ужина с Мэй и Ричардом, - после всего этого я наконец впервые осталась одна.