В ожидании счастья

Она подумала о Джеймсе. Джеймс. Джеймс. Джеймс. Всякий раз, когда ей становилось одиноко, она вспоминала Джеймса и ту ночь. Всякий раз, когда казалась себе старой, некрасивой, никому не нужной, она вспоминала Джеймса. И ту ночь. И всякий раз, когда хотела напомнить себе как хорошо может быть с мужчиной, она вспоминала Джеймса и ту ночь.

Бернадин закрыла глаза и унеслась мыслями назад, словно снова прижимаясь спиной к его груди, вспоминая запах его одеколона, жар его рук, его смех, каждое сказанное им слово. Подушка за спиной становилась его плечами, телом, губами. Она глубоко зарылась в нее и едва не произнесла его имя вслух, когда услышала тихий стук в дверь.

Бернадин села, провела рукой по лицу, поморгала и сказала:

— Входи.

Вошла Оника, что-то пряча за спиной.

— Что у тебя там?

— Угадай, — радостно улыбаясь, сказала дочь. Волосы у нее торчали в разные стороны, как проволока, от чего личико казалось слишком маленьким.

— Даже не представляю, — улыбнулась в ответ Бернадин.

— Ну, мамочка, постарайся. Пожалуйста.

— Хорошо, хороша Газета?

— Не-а.

— Моя сумочка?

— Не-а.

— Картинка? Ты мне нарисовала?

— Не.

— А какого оно цвета?

Оника посмотрела в потолок.

— М-ммм… Белого и коричневого.

— Конфеты?

— Не, не угадала.

— Тогда сдаюсь. Скажи маме, что там у тебя. Ну, пожалуйста.

— Письма! — с триумфом сказала она вытягивая руки вперед. От резкого движения конверты разлетелись по всей комнате.

— Ой, я нечаянно, — смутилась Оника и принялась собирать их с пола. Потом отдала Бернадин. В основном это были счета. Отличить их было не трудно, и Бернадин решила что разберет позже. И письмо. На ее имя. Из „Риц-Карлтона". С чего бы это они стали ей писать? Бернадин поспешила вскрыть конверт. Внутри оказался другой. Письмо не из отеля. От Джеймса. Великая сила мысли, подумала Бернадин.

— Мама а „придурок" — плохое слово? — спросила Оника.

Милая Бернадин! Похоже, ты решила не писать и не звонить. Боюсь даже думать, что ты выбросила мою визитную карточку, а сам я не могу до тебя дозвониться — твоего номера нет в справочнике, а где работаешь, ты мне не говорила. (Карточку я, конечно, не выкинула но что мне было с ней делать? А свой номер мне пришлось сменить. Этот осел Герберт покоя мне не давал.)

— Придурок? Слово как слово.

Ждать я больше не мог, но ты не оставила адреса, а я не сразу сообразил написать на отель. Знаю, ты могла решить, что та ночь — так, нечто проходящее, но как я сказал перед отъездом, для меня она значила очень много. Очень.

— А Элизабет говорит, это плохое слово.

— Это не очень хорошее слово, но это не ругательство.

— А мне можно его говорить?

В августе я схоронил жену. И каким бы кощунством это не звучало, я рад, что она больше не страдает. Я продал дом и практически все, что в нем было. Ни к чему все эти воспоминания, а так много места мне тем более не нужно.

— Нет, тебе нельзя.

— Почему?

— Потому что это не очень хорошее слово.

Я хочу снова увидеть тебя, Бернадин. И не просто встретиться на одну ночь. Если родственные души действительно существуют, то ближе тебя у меня никого не было. Я пытался тебя забыть, поверь, очень старался. Но не смог. Одно это уже что-нибудь да значит. Я не люблю играть или начинать что-то без цели. Я играю всерьез, а не просто, чтобы поразвлечься. (Господи, он хочет со мной встретиться!)

— А что оно значит?

— Что „оно"?

— Слово „придурок"?

— Чудной.

Знаю, ты, наверное, думаешь, вот, мол, плачется, жалеет себя, и тут есть доля правды. Но я знаю, что полюбил тебя еще даже до того, как мы подошли к двери той комнаты в отеле. Я не прошу у тебя обещаний или обязательств. Единственное, о чем я прошу — не отталкивай меня, давай попробуем развить наши отношения (Развить? Мне нравится это слово. И „полюбил". Тоже хорошо звучит. Мамочки! Он и правда всерьез!)

— Мам, а почему „чудной" говорить можно, а „придурок" нельзя?

— Потому что я сказала — нельзя.

Я буду ждать твоего звонка. На всякий случай пишу снова мой номер. Надеюсь, у тебя и детей все в порядке, и что мы с ними как-нибудь встретимся. С любовью, Джеймс. P.S. Если что-нибудь нужно, сразу звони.

— Черт, — произнесла Бернадин и глубоко вздохнула.

— А ты сама только что сказала плохое слово, мама.

— Извини. Я нечаянно.

— Мам, а что ты читаешь?

— Письмо.

— От кого?

— От друга.

— А можно, я попробую почитать?

— Нет.

— Почему?

— Потому что это письмо мне, вот почему.

— Мам, а ты спала сейчас?

— Да.

— А зачем ты так улыбаешься?

— Не зачем, а почему.

— Почему ты так улыбаешься?

— Потому что мне хорошо.

— У тебя чудной вид.

— У тебя тоже, — сказала Бернадин и легонько дернула Онику за нос.

— А можно, я с тобой полежу? — спросила девочка.

— Я уже встаю, — сказала Бернадин.

Лежать больше не хотелось, но Бернадин все же похлопала рядом с собой по постели:

— Забирайся.

Оника залезла к матери под одеяло и так крепко прижалась, что книжка Бернадин соскользнула на пол.

— Боженька уже не плачет, — сказала Оника, глядя на алеющее солнце.

„С муссонами всегда так", — подумала Бернадин. Она поцеловала письмо, сложила и убрала в тумбочку рядом с кроватью. Глубоко вдохнула аромат дождя и взглянула на бирюзовое небо: в нем повисла двойная радуга. Бернадин обняла дочку и сказала:

— Не знаю, малыш, вряд ли это его слезы. Просто так Господь заботится о том, чтобы все, что он создал, росло.

* * *

Когда Оника заснула, Бернадин позвонила Саванне и прочитала ей письмо, до последней строчки.

— Замечательно! Я чуть не расплакалась, — сказала Саванна.

— Да, так вот. Неплохо, да?

— Ты ему позвонила?

— Нет еще. Я письмо-то только что получила.

— Ну, и чего ты ждешь? И попроси, чтобы он отправился к тебе факсом или, на худой конец, пневмопочтой.

— Не мели ерунды. Мне страшно, Саванна.

— Все стоящее в жизни немного пугает, Берни. Сама прекрасно знаешь. А что тебе терять? Это я от тебя чуть не каждый день слышу.

— Да но ведь была только одна ночь, Саванна понимаешь?

— И что? Я читала про людей, которые влюблялись с первого взгляда и некоторые счастливо прожили вместе тысячу лет. А что нам говорит интуиция?

— Не отказываться.

— Ну!

— Саванна! Я была замужем одиннадцать лет. Мне кажется, я совсем забыла что такое нормальная жизнь. Видела что произошла как только я развелась?

— Помешалась на самцах.

— Не совсем. Я хотела, скажем, разведать обстановку. Убедиться, что я еще ничего, в тираж не вышла.

— И?

— Убедилась. Но тут другое Джеймс мне действительно нравится. Вот что меня пугает. Я не собиралась ни в кого влюбляться так скоро. Я только-только оклемалась.

— Слушай, не все такие подонки, как Джон. Попадаются, знаешь, и хорошие так что не стоит подводить всех под одну черту. Мне последнее время хорошие не попадались, но похоже, тебе повезло.

— Знаю, — вздохнула Бернадин. — Я только не знаю, что той ночью было всерьез, а что сумасшествие. Ты же помнишь, я в тот день получила наконец-то развод. Я просто ошалела.

— Да помню. Кеннет тогда приезжал.

— Что скажешь, Саванна? Что мне делать? Нет, правда?

— Я тебе уже сказала Хорошо, сделай так: дай себе пару дней подумать, но обязательно скажи ему, чтобы приезжал. Как минимум на неделю. Тебе нужно провести с ним какое-то время. И конечно, он должен обязательно остановиться в отеле. Расскажи ему, чего ты боишься, а там посмотришь.

— Разумно, пожалуй, — согласилась Бернадин.

— И потом, что ты чувствуешь, когда думаешь о нем?

— Ну, скажем, стереть из памяти ту ночь мне не удалось, хоть я и пыталась спастись в мелких авантюрах. Ничего подобного я в жизни не испытывала. Даже с Джоном.