В обятьях зверя (СИ)

Сальваторе, вернувшись к ноутбуку, положил в портфель батарею для него и стал застегивать молнию.

Елена начала часто моргать, не сводя взгляд с Деймона, которому было все труднее сдерживать себя. Он говорил громко — казалось, что вот-вот закричит, — и смотрел на нее с искренним презрением.

— Но это ведь не я сбежала… Это вы с Энзо забрали меня из больницы… — пролепетала Елена.

В этот момент чаша терпения Деймона переполнилась. Он повернулся к Елене, и, хоть его движение не было резким, она поняла, что разозлила его.

— Да, — с каким-то едким ехидством протянул он, переведя взгляд на нее и сверкнув серо-голубыми глазами, в которых кипела злость, и даже его голос стал как-то тише. — Вероятно, поэтому ты сейчас не тусишь на расстоянии полутора метров под землей где-нибудь под Сент-Огастином вместе с Алариком, а стоишь здесь, пьешь чай и задаешь тупые вопросы!

Последнюю фразу Деймон практически выкрикнул, и Елена рефлекторно отошла от него.

— И, помимо всего прочего, позволь тебе напомнить, Елена, о том, на чем основан наш с тобой договор. Ты могла уйти, когда я привез тебя сюда, вернуться к Стефану, пойти в полицию, куда угодно — но ты этого не сделала, — Деймон подошел к ней, испепеляя взглядом, и ей казалось, что она начинает чувствовать это кожей. Елене пришлось поднять глаза. — И мы оба прекрасно знаем, почему.

Встретившись взглядами с Деймоном, Гилберт ощутила, как внутри все сжалось — то ли от испуга, то ли от осознания собственной безысходности. Его слова пропитаны властностью, в каждом из них отчетливо слышится его превосходство, которое невероятно сильно давит, не оставляя ни малейшего шанса сопротивляться. Начинает казаться, что они — часть какого-то гипноза, и воля мгновенно покидает тело. В них звучит невообразимый холод. Деймон меняется практически в одно мгновение и становится жестким, беспринципным, абсолютно безразличным, становясь таким, каким она увидела его, когда он предстал перед ней, когда Стефана не было рядом. Елена опустила взгляд и поджала губы, не в силах что-либо ответить. Она понимала, что он прав во всем, что только что сказал: и в том, что оказаться у него — наверное, один из самых приемлемых вариантов развития событий для нее, и в том, что она теперь от него зависима, и в том, что, оказавшись на свободе, она уже не смогла бы отказать ему — просто не хватило бы сил вновь ее потерять.

Елена прижалась к столешнице поясницей и забрала прядь волос за ухо. По ее молчанию Деймон все понимал и смотрел на нее с нескрываемым удовлетворением. В помещении воцарилась звенящая тишина, и прошло несколько секунд, прежде чем девушка осмелилась взглянуть на него вновь.

— Но ведь… Билеты… На самолет, на поезд… — пробормотала она. — Их нужно бронировать на мое имя. Полиция сразу вычислит…

— Именно поэтому мы едем на моей машине.

Этот вариант почему-то даже не пришел ей на ум. Из Нью-Йорка в Лос-Анджелес на машине… Баффало, Чикаго, Йеллоустоун, Денвер, Лас-Вегас и масса других городов и достопримечательностей на любой вкус — нужно лишь определиться, по какому направлению ехать… Вся страна — как на ладони. Мечта самого искушенного путешественника. Елена мечтала об этом с детства — арендовать машину вместе с друзьями или с любимым человеком и отправиться на пару недель в такую, пусть немного сумасшедшую поездку. Так странно было оказаться настолько близкой к осуществлению своей заветной мечты в таких обстоятельствах — скрываясь от полиции и мужа, с его двоюродным братом, которого до конца она, наверное, так и не узнает.

— А сколько мы там проведем? — каждый новый вопрос Елены звучал все тише.

— Около месяца.

Такая небольшая цифра — всего тридцать дней — в этот момент показалась ей огромной. Что может произойти за эти тридцать дней? Ответ приходит сам собой: с Деймоном — все что угодно…

— Блиц-опрос окончен? — Елену вырывает из раздумий его насмешливый голос.

Она вздрогнула и нервно, почти на автомате, даже не вникая в смысл вопроса и не понимая, что он, по сути, не требует ответа, кивнула.

— Тогда я уехал.

Деймон поспешно взял портфель, и через пару секунд Елена осталась один на один со своими тяжелыми мыслями, услышав, как захлопнулась входная дверь.

— Потом все отправились по домам. И, по-моему, Крошке Ру пришлось принять горячую ванну и немедленно лечь спать. А Пух так гордился своим подвигом, что должен был очень-очень основательно подкрепиться.

Ребекка осторожно отложила книжку и взглянула на племянницу. Никки уже крепко спала, положив чуть согнутые в локтях руки на подушку, а одну ногу вытащив из-под одеяла. Увидев это, она не смогла сдержаться от улыбки: Стефан с самого детства спал, высунув одну ногу из-под одеяла или даже опустив ее на пол, и привычка эта сохранилась, даже когда он повзрослел — Ребекка не раз замечала это, когда он, приезжая в гости и утомившись, мог заснуть на диване в гостевой, а она его непременно укрывала пледом. Девушка осторожно погладила малышку по мягким волосам. Каждый раз, когда она смотрела на нее, казалось, даже сердце начинало стучать в каком-то другом темпе. Она безумно любила эту кроху с небесными голубыми глазами, и, наверное, не было человека счастливее, чем она, когда Никки бежала к ней, неумело, но очень старательно пытаясь произнести ее имя, а потом неловко плюхалась к ней на руки и так заливисто смеялась. И в этот же момент сердце будто сковывало железными цепями, когда она понимала: саму ее мамой никто никогда не назовет. И в такие минуты, как никогда, всю любовь и заботу, которые копились в душе все эти годы, хотелось отдать этой маленькой девочке. Защитить ее ото всех бед, которые могут приключиться в этом чертовски несправедливом мире. Сделать ее самой счастливой.

Ребекка осторожно поправила одеяло, положила книжку на комод и на цыпочках, почти неслышно, вышла из комнаты. Из гостиной доносился шум телевизора, а через несколько секунд она услышала выкрик Марселя:

— По флангу уходи, по флангу! Урод, ты даже мяч удержать не можешь! Кто вас, инвалидов, только в НБА* пускает… Придурки…

Блондинка поспешно спустилась с лестницы.

— Марсель, — позвала она, но мужчина ее, кажется, даже не услышал.

— Да забрасывай уже! Ну!!!

— Марсель! — Ребекка повысила голос и подошла к нему, и только тогда он обратил на нее внимание.

— Что случилось? — нервно спросил Марсель, нехотя сделав звук тише, чтобы хотя бы услышать, что говорит Ребекка, явно недовольный тем, что его отвлекают от игры.

— Я только что уложила Никки, — сказала она, — ты не мог бы быть потише?

— Млять, Ребекка, ты серьезно? — раздраженно выплюнул он. — Я в коем-то веке сел посмотреть баскетбол. Три гребаных часа дня, какое к черту «потише»?!

— А ты можешь в коем-то веке перестать думать о себе? — вспыхнула девушка.

— Почему я должен думать о ком-то другом в своем отпуске? — рыкнул Марсель, встав с софы. Стало ясно, что мирно уладить вопрос уже не получится. — Ребекка, я этот дом снимал для нас. Для тебя и для меня. Ни для кого больше. И когда я планировал эту поездку в Вирджиния-Бич, то совершенно не собирался впрягаться на месяц в прогулки, подгузники и прочую подобную хрень!

— Ты за то время, что мы здесь, на Никки даже не посмотрел, о каких подгузниках вообще речь?

Ребекка, как могла, сдерживала голос, чтобы не закричать.

— Однако почему-то ходить по струнке в своем отпуске, пока она спит, я почему-то должен! Я думал, мы идеальная, черт возьми, пара, — Марсель всплеснул руками, — я терпеть не могу детей — ты их не можешь иметь. Но нет, твой братец и здесь сумел нас нагнуть и сбагрил сюда свою дочь на целый месяц. Няню ребенку слабо нанять?

Ребекка почувствовала острый укол в области сердца. С мыслью о том, о чем пустил неосторожную фразу Марсель, она жила уже долгие годы, но сейчас, когда она услышала эти слова вновь, они вернули ее в жестокую реальность, от которой ей удавалось уходить ненадолго, общаясь с племянницей. В глазах начало щипать, а дыхание сбилось. Ребекка плотно сжала губы и сделала несколько глубоких шумных вдохов, изо всех сил стараясь не заплакать.