Самый яркий свет

Эбби недоверчиво посмотрела на него. Если поначалу она вся светилась счастьем, и возбуждением и на ее лице горел нежный румянец, то теперь оно было белее мела. Сэм же, наоборот, побагровел от охватившей его злости.

— Что ты хочешь сказать? Почему не твой ребенок? Ты шутишь? — ничего не понимая, растерянно шептала Эбби.

Она во все глаза смотрела на Сэма, силясь уразуметь смысл его слов, но ничего не получалось. Как может ее ребенок, их ребенок, быть не его ребенком? Конечно же, это их общий ребенок! Если Сэм, таким образом, разыгрывает ее…

Эбби не сводила пристального взгляда с его лица, но не замечала, чтобы он улыбнулся или еще как-то выразил свое доброе отношение к известию. Все было как раз наоборот.

— Шучу? Боже мой, зачем мне шутить? Эбби, ты не можешь носить моего ребенка, потому что я бесплоден.

— Ты что?.. Нет! Не может быть!

— Да, я узнал об этом несколько лет назад.

Эбби была потрясена.

— Ты врешь. — Ее голос был тусклым и глухим.

— Нет, — возразил Сэм. — Это ты врешь, когда говоришь, что носишь моего ребенка.

Эбби нервно облизала губы. Она не могла поверить, что все происходящее не сон. Как такое может быть? Как у нее в животе появился ребенок Сэма, если он?.. Слезы навернулись на глаза, а внутри зрели злость, отчаяние, страх…

— Ты должен был знать, что рано или поздно я захочу иметь детей, и все же женился на мне, не сказав ни слова. Почему?!

— Я был так сильно влюблен в тебя… Так отчаянно хотел тебя, что мысль о детях, как любая другая мысль, не относящаяся к нашей любви, не приходила мне в голову. Кстати, я понятия не имел, что ты захочешь когда-нибудь иметь ребенка. Помнишь, как ты рыдала в общежитии над газетной заметкой о голодных детях?

— Но ты должен был понимать, должен был предвидеть…

— Почему? — сердито спросил Сэм. — Не потому ли, что у всех есть дети и все хотят детей?

— Ты меня обманул.

Эбби горько заплакала. Сэм посмотрел на нее с сожалением.

— А разве ты поступила не точно так же? Скажи мне, когда ты залезла к нему в постель? Через месяц? Через неделю?..

— Что ты несешь? Я не…

И Эбби залилась горячим румянцем, когда до нее дошел оскорбительный смысл слов Сэма. Как он смеет обвинять ее в измене? Как он вообще смеет обвинять ее в чем-либо?

— О, не разыгрывай из себя наивную дурочку. Теперь тебе эта роль совсем не подходит. Наверное, ты воображала, что станешь для меня этакой юной Мадонной, а на самом деле ты не лучше шлюхи, которая навязывает своего ублюдка кому ни попадя… По крайней мере, пытается навязать. У тебя этот номер не пройдет. Это его ребенок? Правильно? Нашего дорогого замечательного Ллойда? Я видел, как он вчера вечером уезжал отсюда. Он уже знает? И как он?..

— Ллойд здесь ни при чем! — в отчаянии выкрикнула Эбби.

Что Сэм пытается доказать? Она никогда не была любовницей Ллойда. Сама мысль о том, чтобы разделить с Ллойдом постель, наполняла Эбби таким ужасом, словно он и вправду был ее братом. Она и Ллойд близки, это правда, но до известного предела. А вчера он заезжал повидаться и обсудить проблемы, которые возникли у него в университете.

У Ллойда была назначена еще одна встреча, и поэтому ему пришлось поторопиться. Он не мог ждать Сэма.

Эбби показалась чудовищной мысль, что Сэм или кто-то другой может подумать, будто они с Ллойдом переспали, а теперь она пытается навязать законному мужу ребенка, нагулянного с любовником. И она вновь решила, что Сэм играет с ней в какие-то странные игры.

Она знала, что ему нравилось время от времени разыгрывать ее, так как она очень мило заливалась румянцем, от которого Сэм приходил в восторг. Но все же надо знать меру. Разве можно шутить на такие темы? Разве можно отказываться от собственного ребенка?

Эбби казалось, что Сэм не способен на безответственность, но, если подумать, она не слишком-то хорошо его знает. Возможно, собственные мысли насчет детей от любимого человека она приписала ему и слепо поверила в его доброту и надежность.

Но ведь она почувствовала бы, поняла…

А разве она знала о бесплодии мужа? Ничего не знала. Даже подумать не могла ни о чем подобном. Но если Сэм не счел нужным сообщить ей об этом, что еще он мог скрыть?

— Почему ты никак не можешь поверить, что мы с Ллойдом просто друзья? Я же говорила тебе много раз, что…

— Потому! Кто-то же должен быть отцом ребенка, которого ты собиралась повесить мне на шею…

— Но ты единственный мужчина, с которым я спала…

Единственный мужчина, которого я люблю, хотела добавить она, но слова застряли у нее в горле. Говорить о любви, когда тебе не верят, невыносимо больно.

— Я знаю, какая ты необузданная в постели… в конце концов ты не раз доказала мне это, — с нарочитой жестокостью выговаривал Сэм. — Если я тебя не удовлетворял, ты могла сказать…

— Пожалуйста, не надо, — перебила Эбби дрогнувшим голосом.

Она потянулась к Сэму, но он отступил, и в его глазах Эбби прочитала такое презрение, что ей стало совсем плохо.

— Я думал, ты идеальное воплощение мечты любого мужчины, каким-то чудом, сошедшее на землю. Я говорил себе, что счастливее меня нет на свете человека… Даже удивлялся, почему именно мне так повезло. А ты, оказывается, обыкновенный мираж.

Слушая его, Эбби вдруг подумала, что перед ней совершенно незнакомый человек, который не имеет никакого отношения к мужчине, ставшему ее мужем, к тому самому мужчине, в которого она влюбилась. Тот Сэм был открытым и нежным, чувственным и любящим. Этот же жестокий и холодный, безразличный к ее чувствам… безразличный ко всему, во что не верит сам. Он обвиняет меня во лжи, но и сам обманул меня, со злостью подумала Эбби.

Как он смеет разговаривать со мной в подобном тоне? Даже если я была чересчур чувственной и раскованной в постели, то ведь это потому, что… Потому что очень любила его.

Любила?..

Эбби измерила взглядом разделявшее их расстояние и тотчас ощутила, как ее захлестывает горячая волна ярости.

— Мне все равно, что ты скажешь, Сэм, — не повышая голоса, заявила она. — Но я была тебе верна.

— Ну да, как же! — ухмыльнулся он. — И ребенок, которого ты носишь, тоже мой…

— Нет, Сэм, — едва слышно проговорила Эбби. — Нет. Он или она, неважно, не имеет к тебе отношения. Малыш… мой малыш принадлежит только мне.

Она развернулась на каблуках и направилась к двери.

— Что ты собираешься делать? Куда ты идешь? — закричал Сэм.

— Я собираюсь подняться наверх и уложить свои вещи, — высокомерно бросила Эбби. — А потом я покину твой дом.

— Эбби…

— Что? Ты виноват и берешь свои слова обратно? Поздно, Сэм. Понимаешь, даже если ты скажешь, что не имел в виду ничего плохого, даже если поклянешься, что любишь меня, что, хочешь жить вместе со мной и нашим… моим ребенком, я не поверю. Теперь я знаю, что ты умеешь врать. Человек, который соврал однажды, может врать до бесконечности. Я не верю тебе. Ты сам не понимаешь, что погубил. Ты отверг право нашего ребенка на отцовскую любовь и заботу. Ну и все остальное тоже… Мое доверие… мою любовь… Но знаешь, что мучит меня больше всего? Ты наговорил мне много всяких жестоких вещей… но самое страшное — ты оболгал меня… И ни разу не подумал, может быть, ты ошибся…

— Не подумал, потому что такого быть не может, — перебил Сэм. — Никак не может быть, чтобы ты носила моего… моего… ребенка.

— Да? А вот я считаю иначе, — твердо возразила она. — Но ты можешь жить спокойно. Теперь я бы тоже предпочла, чтобы ты в этом не участвовал. Отныне ты не имеешь никакого отношения ко мне, а я — к тебе. Отныне, насколько это касается меня, тебя просто нет. Так будет лучше для нас обоих, правда? Когда наш… нет, мой ребенок подрастет и спросит об отце, я отвечу, что тебя нет.

— Эбби…

В его голосе Эбби послышались не только раздражение или злоба, но и мольба, но она закрыла для нее уши.

Все… Это конец… Другого выхода нет. Не может быть после всего, что они только что наговорили друг другу.