Бесценное сокровище

Зазвонил телефон сотовой связи, заставив обоих собеседников вздрогнуть.

– Вот черт, не хочется ни с кем сейчас разговаривать, – буркнул Дэлтон, подумав о Тане.

Тони встал:

– Давай я отвечу.

Через несколько минут Тони вернулся на террасу. На лице у него было написано неподдельное огорчение.

– Кто это был? – нетерпеливо спросил Дэлтон, чувствуя, что от волнения покрывается гусиной кожей.

– Звонили из больницы. У твоего отца опять инфаркт.

«Мерседес» Дэлтона послушно следовал поворотам извилистой дороги, ведущей к вилле Монтгомери. Как только дорога свернула к дому, Дэлтон замедлил ход: уж очень сильно было искушение плюнуть на все и развернуться в обратном направлении.

Нельзя сказать, что он ненавидел дом. Вовсе нет. Он ненавидел воспоминания: они не желали умирать и все еще вызывали у него кошмары по ночам.

Тем не менее он должен был переступить порог, чтобы по всей форме ознакомиться с завещанием Паркера.

Дэлтон затормозил перед белоколонным фасадом, но из машины вышел не сразу. Его захлестнуло чувство, которому он сам бы затруднился дать название.

После того дня, когда Дэлтона срочным звонком вызвали в больницу, отец ухитрился преподнести медикам новый сюрприз: кардиограмма улучшилась, и он прожил еще три недели.

Два дня назад состоялись его похороны. Присутствовала чуть ли не половина штата Луизиана. Горы цветов. Дэлтон знал, что отец пользовался огромным уважением и влиянием как политический деятель, но истинный масштаб его личности открылся Дэлтону только сейчас.

На следующий день после похорон Дэлтон мучился от похмелья, от него разило перегаром, и он ни под каким видом не мог встретиться с адвокатом. Сегодня, однако, Уильям де Шамп, въедливый адвокат по семейным делам, настоял, чтобы Дэлтон встретился с ним ровно в десять.

Сейчас время близилось к половине одиннадцатого. Де Шамп, должно быть, лез на стенку оттого, что его заставляют ждать, но, как представлялось Дэлтону, с этого зануды не мешало бы сбить спесь.

Усмехнувшись от такой мысли, Дэлтон открыл дверцу и выбрался из машины. Ему бросились в глаза поникшие листья на гигантском замшелом дубе: как будто жара вытянула из них все жизненные соки. Наверное, то же самое можно было бы сказать и про него самого. Легкая рубашка и джинсы, которые ему пришлось по такому случаю надеть вместо шорт, облепили его как вторая кожа.

Он открыл входную дверь и увидел Тельму, идущую к нему навстречу. Глаза у нее распухли от слез.

– Мне так и показалось, что я услышала вашу машину, – сказала она, пытаясь улыбнуться.

Он наклонился и коснулся губами ее щеки.

– Все уладится, не убивайтесь.

Тельма глотала слезы.

– Мистер Монтгомери скончался. Что же теперь будет со мной, с Эльвирой, с Марком?

– А ну-ка утрите слезы, слышите? Говорю вам, все будет хорошо. – Дэлтон ласково посмотрел на женщину: – Вы ведь доверяете мне?

Тельма кивнула.

– Тогда сделайте одолжение, приготовьте нам с мистером де Шампом чаю со льдом.

– Сейчас принесу.

Дэлтон ступал по натертому дубовому паркету, вдыхая сильный аромат свежесрезанных цветов, к которому примешивался запах мастики для полировки мебели.

– Ты почти вовремя.

В дверях библиотеки показался Уильям де Шамп – мужчина на седьмом десятке, с копной вьющихся седых волос и зелеными глазами. Когда он сердился, лицо у него мгновенно краснело, и по этому признаку можно было безошибочно заключить, что сейчас он вне себя от гнева.

– Тем не менее рад вас видеть.

– Черт побери! – взорвался адвокат. – Ты до сих пор не усвоил, что это неприлично – заставлять себя ждать. Ведешь себя так, словно рос на конюшне. Неудивительно, что твой отец всегда сгорал со стыда за тебя. Твое место – среди подонков общества!

Дэлтон замер. Его взгляд стал жестким и опасно холодным.

– Поосторожнее в выражениях.

Де Шамп остолбенел.

– Ты еще смеешь мне указывать?

– Почему бы и нет? – отпарировал Дэлтон тем же убийственно безразличным тоном.

Адвокат сжал кулаки, но лицо его не утратило обычного самодовольно-чопорного выражения.

– Заходи! – скомандовал он, круто поворачиваясь и направляясь обратно в библиотеку.

Дэлтон вразвалку последовал за ним и плюхнулся в кресло перед массивным письменным столом отца, не сводя с адвоката пристального взгляда. Дэлтон ненавидел эту комнату. Именно здесь отец столько раз устраивал ему жестокую выволочку, а иногда и ремень пускал в ход. А теперь вот приходится терпеть оскорбительные выпады де Шампа… Но это ненадолго.

– Послушайте, приступим к делу. Вы не любите меня, я не люблю вас, и чем скорее мы покончим с формальностями, тем скорее сможем разойтись в разные стороны.

Де Шамп улыбался, как сытый кот.

– Боюсь, все будет не так-то просто.

– С чего бы это?

Де Шамп пропустил вопрос мимо ушей и извлек из портфеля большой плотный конверт.

– Ты готов выслушать завещание отца?

– Для этого я и приехал. Не тяните!

Билл с минуту смотрел на Дэлтона, пытаясь скрыть отвращение.

– Ты не очень-то считался с отцом, верно?

Дэлтон расправил плечи:

– Хватит читать мне мораль. Вам не понять, как я относился к отцу, и более того – это вообще не ваше дело. Вы просто наемный служащий, так что выполняйте то, за что вам платят. Огласите завещание.

Лицо де Шампа напоминало спелый помидор, который вот-вот лопнет, но, нацепив очки, он начал читать:

– «Я, Паркер Эверетт Монтгомери, находясь в здравом уме и твердой памяти, оставляю по двадцать пять тысяч долларов каждому из моих преданных слуг: Тельме, Эльвире и Марку.

Моему сыну, Дэлтону Уинслоу Монтгомери, я оставляю свой дом, а также деньги, акции и другие ценные бумаги, однако лишь при условии, что он найдет своего первого ребенка, зачатого путем искусственного оплодотворения, и примет на себя юридические обязательства по отношению к этому ребенку».

Дэлтон сидел как громом пораженный, словно утратив способность двигаться. Даже мозг его, казалось, отключился.

Зато адвокат явно наслаждался произведенным эффектом. Он откинулся на спинку кресла и ухмыльнулся:

– Ну как, сынок? Нигде не чешется?

Дэлтон вмиг стряхнул с себя оцепенение.

Он сдавал сперму, когда отчаянно нуждался в деньгах. С тех пор прошло более пяти лет! Каким образом отец до этого докопался?

Де Шамп поднялся, бросил завещание на стол и победно улыбнулся Дэлтону:

– Прочти сам. Возможно, тогда лучше дойдет.

– Но как… – прохрипел Дэлтон. В горле саднило, будто он проглотил бритву.

– Могу напомнить, что твой отец был очень влиятельным человеком; у него повсюду в штате имелись друзья, и любой из них мог снабдить его информацией. – Де Шамп уже не скрывал злорадного ликования. – А ты лучше других должен бы знать, что за хорошую цену все возможно.

– Но что… что, если ребенка нет и не было? Я хочу сказать… – У Дэлтона заплетался язык. – Нет ли там пункта о непредвиденных обстоятельствах?

– Нет. Твой старик наверняка вообразил, что ты наплодил кучу отпрысков – вон ты какой жеребец.

С этими словами де Шамп вышел из библиотеки.

Дэлтон подпер голову руками и несколько раз глубоко вздохнул. К горлу подступала тошнота.

Что же дальше? Без денег он погиб. Он может потерять все. Но что еще больнее – отец одержал верх. Дэлтон чувствовал: где бы в эту минуту ни находился Паркер – он смеется.

Каким-то образом Дэлтону удалось встать и добрести до двери, где он столкнулся с Тельмой, держащей в руках поднос. Он прошел мимо, успев заметить ее испуганный, встревоженный взгляд.

Тут уж было не до того, чтобы успокаивать Тельму: у него самого подкашивались ноги. Только добравшись до машины и захлопнув дверцу, он начал приходить в себя.

– Я обыграю тебя на твоем собственном поле, старик. Еще не знаю как, но обыграю.