Чипсы (СИ)

-- Ура! - заорал Илька.

-- С Аришенькой всё нормально? - спросила вдруг мама сначала у Ильки, а потом обратилась ласково ко мне. - Аришенька! Как на гимнастике?

Я молчала. Сидела на ковре.

-- Вот, -- показала я на шею.

Мама окаменела. Потрогала шею - я вздрогнула.

-- Троксевазином помазали, смотрю. Ничего, рассосётся через неделю. Кто ж тебя так? Макс?

-- Я не знаю. Макс со Златой первые ушли.

-- Но они могли вернуться, -- сказал Илька. -- Хотя я их не видел, когда в раздевалку шёл.

-- Они могли спрятаться. Они часто по дворцу бегают, по всем этажам, -- всхлипнула я.

-- Это точно они, -- сказала мама и расплакалась.

Папа пришёл поздно, но никто не спал. Папа осмотрел мой синяк на ноге, посиневшую гематому на шее, дотронулся до разбитой скулы... Я дёрнулась - кость на скуле заболела.

-- Ну что? - наседала мама.

-- Да что? Ничего. Ничего хорошего. Смотри, Инга, какие мстительные дети пошли.

-- Мы бы могли на них дело завести, между прочим, правда Гена?

-- Сложно, Инга, -- сказал папа.

-- Что сложно?

-- Арина не знает, кто её избил.

-- Как это не знает?! Да чипс и парикмахерша.

-- Не факт. Скорее всего, они подговорили остальных. Ведь тренировка закончилась раньше.

-- И это не факт! - сказала мама почти спокойно, перед этим очень глубоко вздохнув.

Если вы нервны или взбешены достаточно так вздохнуть раз пять-десять или двадцать, и почувствуете: станет в сто раз спокойнее.

-- Правильно, Инга, -- папа поцеловал маму. - Хорошо, что ты это понимаешь.

-- А я хочу, чтобы их всех забрали в милицию. Они - злыдни! - захныкала я. - Я им ничего плохого не делала, а они...

-- Виноват прежде всего тренер, -- отозвался папа. -- Ты тренера поставила в известность?

-- Позвонила, -- вздохнула мама.

-- И что?

-- Тренер сказала, что не отвечает за то, что происходит в раздевалке.

-- Формально она отвечает за детей и в раздевалке, -- сказал папа.

-- Да ты не поймёшь, Геночка! У тренера - просмотр был. Она говорит, много было людей, все пришли раньше времени, все хотят заниматься гимнастикой. Тренер избалована вниманием. Она и тренировку раньше закончила.

Папа кивнул:

- Никто никогда не следит за детьми в раздевалке. Ты бы посмотрела сколько дел в детской комнате: "избиение в раздевалке". Но в основном в раздевалке бассейна. А чтобы во Дворце Спорта так навскидку не вспомню. Тренер, Инга, виноват. Тре-нер.

Папа замолчал.

-- Что же нам делать, -- мама опять чуть плакала. - Одна группа по гимнастике для их возраста. Где нам с осени заниматься?

-- Может, в бассейн отдадим? - сказал папа.

Я вздрогнула: я боялась воды.

-- В бассейне - грязи много. Там острицы могут быть! - стала запугивать мама.

-- Аришка же воды боится! - засмеялся Илька из своей комнаты.

-- Значит, остаёмся в гимнастике?

-- Нет! - закричала я.

-- Ладно, -- вздохнул папа. -- Ещё три месяца в запасе всё лето. Узнаю, какие есть занятия.

-- Может, танцы? - предложила мама.

-- Я же давно говорил: танцы, -- закричал Илька. - Они так классно танцуют на всех праздниках и даже на улице первого сентября и девятого мая. Вальсы и танги.

-- Танго!

-- Ага. А ещё рок-н-ролл.

- В Военном городке рядом, -- сказала мама, -- а на танцы - пилить в центр города, -- мама рыдала, потом высморкалась и сказала: -- Было бы фигурное катание, отдала бы в катание.

-- Подумаем. Время есть. А теперь послушай, Ариша, что я тебе скажу...

И папа сказал. Рассказал.

О том, что семь лет - это вполне себе "взрослый возраст". О том, что люди не рождаются на свет плохими, но бедность, несправедливость и обиды делают их злыми и жестокими. И эти злые и жестокие постоянно портят жизнь тихим и добрым. Поэтому надо учиться защищаться: словесно и физически. Надо обязательно научиться давать резкий, неожиданный (если получится) жёсткий, злой, бешеный отпор. Это иногда может спасти жизнь. Особенно девочке или девушке. Злые и жестокие очень любят нападать на хороших и добрых, особенно на аккуратных девочек и девушек.

-- Есть такие как Илька: им не надо ничего объяснять, -- сказал папа. - Они сами делают всё правильно: дают сдачи, ругаются, к ним перестают лезть. Это гены, это воинственный настрой.

Илька вышел из комнаты, присел ко мне на кровать довольный-предовольный, гордый-пригордый:

-- Да. Я такой.

-- Знаю, что такой. До меня доходят сведения, -- и папа похлопал Ильку по плечу.

Мама испуганно спросила:

-- Ильгиз! Я же почти не бываю в твоей школе. Всё с Ариной, с Ариной. Значит, и у тебя драки есть? И тебя обижают?

-- Бывает, -- уклончиво сказал Ильгиз.--Но я мужик. Папа всегда говорит, что мужик должен всё решать самостоятельно.

-- Вот, -- продолжил папа. --А есть люди такие как ты и как я... каким я был в детстве и юности... Им тяжело среди драчунов, они теряются и не могут ответить на оскорбление. Я поэтому и пошёл после армии в школу милиции, а потом в юридический. Чтобы пресекать зло если не на корню, то хотя бы не дать расцвести ему буйным цветом.

Дальше папа стал объяснять, что всё очень просто. Прежде всего и перво-наперво -- уверенность в себе. Надо быть уверенным в себе, даже если боишься. Это самое главное. Надо чётко определиться для себя: я никого не трогаю, ни к кому не пристаю, но умею постоять за себя. Надо убедить себя: передо мной - враг, агрессор, насильник, хулиган, передо мной - зло, а не человек.

-- Одним словом - нагнетатель, -- закончил ночную "лекцию по психологии самообороны для детей" папа.

-- Нападатель?

-- Нет: нагнетатель. Он нагнетает атмосферу. Он грозен, может оказаться и властной сильной личностью и самым мелким никчёмным существом...

-- Да. Вспомни, Ариша, своего любимого Гауфа. Крошка Цахес - существо уродливое, странное и очень агрессивное, -- встряла мама.

-- Не перебивай! - остановил папа маму. -- Нагнетатель портит тебе настроение одним своим присутствием... Нагнетатель может начать травлю себе подобного. По законам общества в группе не может быть двух лидеров, но может быть сколько угодно жертв. Лидер-нагнетатель чаще уничтожает себе подобного, нагнетатель-трус уничтожает и слабую, как он сам, жертву и сильного.

Мама слушала папу, открыв рот. И Илька тоже. Мне кажется, я уверена, что именно тогда что-то поменялось в характере мамы. Стало две мамы: та, которая была раньше - активная, отзывчивая, переживающая за меня, растерянная, если меня обижают, и новая мама - уверенная, что она просто даёт отпор, освобождает пространство от нагнетателей...

Мама втолковывала мне, объясняла папины слова:

-- Смотри: ты любила гимнастику, ты добросовестно занималась и почти не плакала от боли, ты была лучше всех. Но ты разлюбила ходить на тренировки. Ты никого не трогала, и страдаешь, и мы, может быть, бросим секцию.

-- Может быть? - испугалась я.

-- Не может быть, а точно, -- Илька погладил меня по плечу. - Мы обязательно бросим!

-- Да, Инга. - сказала папа. - Илька прав. Вопрос с гимнастикой, при данном стечении обстоятельств, решённый, я думаю.

-- А те, кто мучил тебя, -- продолжила мама, -- напротив: чувствуют себя прекрасно. Это неправильно.

-- Мама! - перебил Илька. - У неё всё было нормально. Потом ты докопалась до этих чипсов. Арину сделали второй, и начали смеяться и подтравливать после чипсов.

И мама заорала:

-- Не встревай!

Дальше они ругались по-татарски. А мы с папой молчали и смотрели. Смотрели и хлопали ушами... Папа тихо и от этого страшно приказал:

-- Хватит!

Мама опомнилась. Илька по инерции продолжал бурчать что-то непонятное, певучее.

-- Это в конце концов стыдно, товарищи полиглоты! - как бы извиняясь за тихий, но приказной тон, сказал папа. - Переведите, в конце концов!

-- Да что тут переводить. Стыдно-то как, Ильгиз! - мама решила всё свалить на Ильку: --Восемь лет как только по-русски все вокруг тебя.