А счастье пахнет лавандой!

Иви быстро замигала. Бинг грубо захохотал.

— Чтобы я на ней женился! — выкрикнул он, забыв о галантности. — Слушай. Пойми ты, наконец. Сегодня Иви сюда въезжает. Она — новая хозяйка этого дома. Я ее друг, Бинг, и я — стопроцентный гей.

От последнего слова на лице человека застыло выражение ужаса. Как будто, как припоминал позднее Бинг, что-то электрическое всадили ему в задницу. Когда он все-таки пришел в себя, то сообщил, что его зовут Бернард Бригз.

— Да-да, все в порядке, вас так именно и зовут, а теперь позвольте нам войти, — сказал Бинг.

Бернард так вжался в стену, будто мимо него должно было промчаться стадо рогатого скота.

Иви оглядела мрачную коммунальную прихожую, высокий потолок с лепниной, тяжелые двери и деревянный пол в темных разводах.

Бинг закрыл дверь за Бернардом, который поспешил выскользнуть наружу, и ликующе прокричал:

— Это все твое!

— Да, вся эта рухлядь — моя. Все эти сгнившие дверные косяки — тоже мои. И даже мышиные какашки, которые я вижу вон там в углу — тоже мои!

Широкие плечи Бинга поникли.

— Развеселила, как всегда, — сказал он. — А ты хоть представить себе можешь, как я тебе завидую?

— Ты? Завидуешь? Мне? — тупо переспросила Иви.

— Да. Хоть я и наделен природной красотой, неуемным талантом, хоть я знаю толк в сексе, но у меня нет никакой собственности. О своем будущем мне известно только одно: «Джозеф» закрывается через шесть месяцев, и меня ждет новая череда прослушиваний и скитаний. Как бы ни сложилась твоя карьера, тебе принадлежат эти кирпичи с известкой. Это фантастически безопасное гнездышко. Как же тебе повезло! — Бинг хлопнул руками, как заправский оратор. — Лекция закончена. Я начинаю заносить коробки.

Иви понимала, что он прав. Она вела себя как последняя нахалка. На нее свалился с небес неожиданный дар; такое случается только с дамами Викторианской эпохи в дневных воскресных сериалах. А она еще недовольна, что в доме сыро и темно. В ее доме! Ее, видите ли, тяготит груз ответственности?!

Пока она пыталась сформулировать вразумительный ответ, Бинг уже затаскивал в холл переполненную коробку с надписью «Одежда».

— Открой эту дурацкую дверь на первом этаже! Что у тебя там такое?

Иви неуверенно осматривала мрачный коридор. И какая же из этих дверей ведет в комнаты первого этажа? В коридоре были две двери, на бронзовых табличках которых значилось: «А» и «В». Но это ни о чем не говорило. Разве что намекало на то, что на втором этаже будет квартира «С», a «D» располагается на самом верху. Она тупо уставилась на лестницу, где в античном воздухе грациозно, как в балете, кружились пылинки.

— Определенно, я не могу долго удерживать весь этот груз, — предупредил Бинг, у которого стали подгибаться ноги.

— Извини, — пробормотала Иви, теребя незнакомую связку ключей. Она с трудом открыла дверь с буквой «А» и отступила, позволяя Бингу пройти вперед и… и скатиться вниз, пересчитав при этом все восемнадцать ступенек лестницы, которая оказалась сразу же за дверью. О существовании тех замысловатых проклятий, которые он при этом изрек, Иви ранее и не подозревала.

— Я просто давно здесь не была! Я же забыла! — завопила Иви, бросаясь вниз с раскаянием и сочувствием и подавляя приступы обезьяньего смеха. Она всегда хохотала, когда кто-нибудь падал.

Бинг быстро пришел в себя и огляделся. Все двери в квартире первого этажа были открыты, так что сразу были видны две маленькие спаленки, старая ванна, облезлая кухня и темная гостиная. Насыщенный красно-коричневый цвет стен, встретивший их наверху, по-видимому, был излюбленным Беллиным цветом, так как внизу он повторялся в разнообразных оттенках. За каждой, теперь уже осторожно открываемой дверью Иви встречала то пурпурный, то розово-лиловый, то сиреневый или индиго, и все эти цвета поглощали слабый свет, проникавший сюда с улицы через аляповатые занавески. К счастью, какая-то добрая душа вынесла отсюда все Беллины пожитки, но театральные афиши, фотографии и рецензии в аккуратных рамочках все еще украшали темные стены.

Даже ванная комната была насыщенно-бордового цвета, на фоне которого очень странно смотрелся паровой котел в стиле пятидесятых. Иви не могла сдержать улыбку. Белл была актрисой до мозга костей — статья о ее Джульетте висела даже в ванной.

Кухня была отделана в таком же духе. Понятно, какого она была цвета; все та же эксцентричная смесь картин и фотографий над допотопной плитой и холодильником такого же типа.

— Иди подержи вот это. — В голосе Бинга, казалось, звучал благоговейный трепет. Он, как всегда, опередил Иви, и она направилась к нему в гостиную. Это была длинная комната, во всю длину дома, и ее бордовое пространство завершалось большим зимним садом, из которого, в свою очередь, три ступеньки вели в широкий, дико и пышно разросшийся зеленый сад с кустарником и живописными старыми деревьями. Пульсирующее в ветвях июльское солнце заливало сад.

Иви была изумлена. Она не помнила сада. И все же она нахмурилась и открыла было рот, но Бинг был уже тут как тут, он успел приложить палец к ее губам.

— Нет! Только не говори этого! Только не говори. — И он изобразил жалобный писк: — «Но это же все бордовое… И стекло треснуло… и на полу линолеум… и мне некогда ухаживать за садом…» — Он вернулся к своему нормальному баритону: — Пожалуйста, не надо. Хорошо?

— А я и не собиралась, — сказала Иви, которая на самом деле собиралась сказать именно это.

Бинг полетел по лестнице за остальными коробками.

— Несколько движений кистью, занавески из «Икеи» — и ты не узнаешь эту комнату. Честное слово, Крамп, и что бы ты без меня делала?

Ответ на это, возможно, был такой: «Не зарабатывала бы себе цирроза печени и спокойненько спала, не просыпаясь от громких выкриков наслаждающихся сексом мужских особей». Но был и другой вариант. Иви заскочила на ступеньки, удивляясь, как это подобная мысль не пришла ей в голову вчера, во время их долгой ночной оргии со слезами и клятвами хранить дружбу.

— Бинг! — пронзительно закричала она с разваливавшейся верхней ступеньки.

— Что?

Сейчас Бинг не отличался элегантностью, так как в данный момент пытался засунуть вывалившиеся женские трусики обратно в прорвавшуюся коробку. В таком виде — руки по локоть в женском белье — он не казался импозантным…

— Посмотри на меня! Я не могу разговаривать с твоим задом, — скомандовала Иви.

— Сколько угодно.

Бинг послушно распрямился; флюоресцирующая гитарная струна — в одной руке и пара видавших виды больших панталон — в другой.

— Что надо?

— ЖИВИ У МЕНЯ! — выкрикнула Иви, запрыгав от восторга. — БРОСЬ ЭТУ ДУРАЦКУЮ ЧУЖУЮ КВАРТИРУ И ЖИВИ ЗДЕСЬ, У МЕНЯ!

Несколько секунд Бинг пытался показать, что он этого не хочет. Но, несмотря на всю свою актерскую выучку, не выдержал и, подбросив в воздух панталоны, завопил:

— А Я УЖ ДУМАЛ, ЧТО НИКОГДА НЕ УСЛЫШУ ОТ ТЕБЯ ЭТОЙ ЧЕРТОВОЙ ПРОСЬБЫ!

Единственным человеком, кто, услышав Ивину новость, испытал радость, лишенную каких бы то ни было примесей, была ее подруга Саша, хотя вообще-то для Саши были характерны самые неожиданные реакции. Несмотря на то, что она вместе с Иви получила актерское образование, ей не удалось добиться успеха на этом поприще — а все из-за эмоций, которые у нее вечно выходили за рамки, предусмотренные ролью. Простой поход в «Теско» вызывал у Саши больше волнений, чем того требовала трагическая речь леди Макбет. Ее пригласили всего лишь один раз сыграть в простенькой, натуралистической пьесе о монотонной жизни подростков среднего городского сословия. Саша играла так, как играла бы Мария Каллас в угнетенном состоянии предменструального синдрома, и так напугала первый ряд добропорядочной публики, что мало кто из них отважился остаться на второе действие.

— Теперь ты будешь совсем рядом, — весело прокричала Саша. — Мы сможем каждый день видеться!

— Да. — Иви неестественно улыбнулась. Если бы ей приходилось встречаться с Сашей каждый день, то последние свои дни она провела бы в психушке. Как бы сильно она ни любила свою подругу, за эти годы Иви научилась ограждать себя от ее притязаний. Саша была из тех, кто мог убедить самого несговорчивого друга разрешить ей «просто заскочить ненадолго посмотреть телевизор — ты даже меня не заметишь». И в воскресенье, часа в три, можно было обнаружить, что они все еще здесь, все еще щелкают пультом телевизора. Заметьте: не только Саша, но и ее родичи.