Любопытство - не порок, но оно наказуемо (СИ)

«Не привязывайся» - это же он говорил тебе эти слова, когда ты был ребенком. Он учил тебя быть сильным, быть беспощадным, но сейчас… Что происходит? Ты чувствуешь себя униженным, оскорбленным. Только потому, что кто-то нашел брешь! Ты хочешь быть нужным. Ты хочешь быть важным. Но ты никому не доверяешь. Довериться, значит умереть. И сейчас, в этот момент происходит что-то страшное.

И ты плачешь, как какое-то ничтожество, девка, понимая, что нет больше свободы, тебя приручили, как Белого Клыка, теперь ты ручной, но списываешь всё на невыносимую боль в заднице, когда Сильво задаёт вопросы. Ты не хочешь, чтобы он знал… Никто не должен знать о том, что ты чувствуешь. Это больше, чем личное. Это сокровенное. Никто не должен знать.

Ты рычишь, ругаешь, как предыдущей ночью, глотаешь слёзы, а всё потому что ты понимаешь, что теперь всё изменится, потому что в эту секунду меняешься ты сам. Уже нет тебя прошлого, который видел необходимость только в брате, теперь появился кто-то ещё, кого ты готов впустить в свой мир… Даже больше, ты понимаешь, что их двое. Армандо и Рио. Их души, их тепло тебе хочется чувствовать, греться их светом.

Желание рвать и метать в тебе растёт. Ты готов убивать. Материть всё и вся. Но они… Ты больше никогда не будешь прежним, потому что нет больше прежнего Волка. Его приручили. Так легко и просто, как не удавалась никому, кроме твоего брата. Даже к родителям, что сейчас живут где-то в центре Нью-Йорка, ты не чувствуешь чего-то похожего. Никого никогда ты так не хотел. Не тело, душу.

И глупое желание узнать, о чём он сейчас думает, чего хочет, накрывает тебя вместе с удовольствием. Ты прерываешь поцелуй и смотришь ему в глаза, чувствуешь, как что-то касается твоего сердца. Слёзы снова текут, и ты рычишь:

- Ты можешь помедленнее? Мне больно! - он просит прощения и целует тебя, отчего ты начинаешь задыхаться. Никто и никогда не целовал тебя так. Даже этой ночью… Даже спустя вечность. Ты рычишь,

кусаешься, но понимаешь, что хочешь этого. Чтобы было всё вот так.

Ты хочешь семью…

Глаза распахиваются и ты стонешь. Он явно получает удовольствие оттого, что смог добиться этого, но он не знает, что ты чувствуешь на самом деле. И ты целуешь его сам, так страстно, так нежно. Кусаешь его губы, чтобы случайно не проболтаться, потому что слова рвутся сами собой. Нет, не эти глупые «я люблю тебя». Нет. Они слишком ничтожны для тебя. Ими ты можешь разбрасываться, как хочешь, потому что просто не видишь в них смысла. Они ничто.

«Я хочу быть с тобой» - вот, что ты хочешь сказать, но не можешь, потому что в этот момент ничтожен сам. Поэтому пытаешься потонуть в поцелуе, пытаешься скрыть слова.

«Ты мне нужен» - что бы сказал он, если бы услышал эти слова?

- Сука, - ты рычишь, цепляешься за простони, чтобы не утонуть в море наслаждений, но не выходит, потому что ты проваливаешься в бездну и снова просыпаешься, чтобы ощутить его тепло, его нежность. Ты целуешь его, отчего где-то в грудной клетке рвётся сердце. Он отвечает на поцелуи, и из твоих глаз текут слёзы. Ещё немного, и он поймёт, что дело не в боли.

Он спрашивает про Рио, и ты отвечаешь…

Я спрятал руки в карманах, будто это могло помочь мне скрыть дрожь, после чего с пофигистичным видом прошел в зал вслед за Армандо, который довольно улыбался:

- Это мой лучший зал для боев без правил, здесь собирается только элита, - горделиво заявил он. Но по мне не так уж и шикарно. По его рассказам я ожидал чего-то более… чего-то более! Но увидел лишь обшитые тканью стены золотого цвета с игровыми автоматами тут и там, ковры по всюду, столики для покера и кучу мягких диванчиков, на которых можно было легко уединиться, если опустить занавес.

А говорит не кобель. Ага, так я ему и поверил, ему лишь бы трахнуть кого-нибудь, поэтому-то у него здесь столько мест, чтобы уединиться. Сволочь.

Руки тряслись. Хотелось куда-нибудь сесть и одним движением заказ спиртного, чтобы утопить свои мысли в бокале чего-нибудь крепкого. Коньяка или виски. Желательно дешевого и мерзкого, чтобы вкус не рождал желание выпить ещё, а вызывал тупую боль в голове, но вряд ли такое могло здесь найтись. Итальяшки. Им лишь бы шикнуть.

- Думаешь о том, как бы нам уединиться? – голос Сильво прозвучал насмешливо, с долькой смешинки, отчего я тут же начал злиться.

- Думаю о том, как бы трахнуть кого-нибудь… увы, мне достаётся лишь твоя глотка.

- Какие мы злые, - он знает. О, да, он знает, что я чувствую на самом деле, поэтому сейчас не обижается на мои слова. Он веселится! Его забавляет происходящее. - Но прямо сейчас не до этого. – В его глазах столько веселья. Откуда только? Ну да, он ведь итальянец.

Сильво схватил меня за руку и утащил за один из занавесов, тут же впиваясь в губы. На секунду, всего лишь на секунду, но я ответил ему, просто потому что потерялся в тех ощущениях, что ещё совсем недавно накрывали меня с головой, но быстро пришел в себя и, отстранившись, замахнулся, чтобы дать ему в челюсть. Но Армандо увернулся, схватил меня за руки и, улыбаясь, снова поцеловал.

- Верррнеррр, - он так забавно рычал, что я не мог сдержать улыбки. И она не скрылась от его внимания. – Ты забавный, - и я хотел было возмутиться, что не забавный, это он тут рычит, как тигр, но очередной поцелуй, и я не помню, что было секундой ранее. Ненавижу его.

Поцелуй не содержал в себе ту же нежность, ту сокровенность. Просто поцелуй. А потом он взял меня за руку. Дрожь прошла по всему телу, заставляя сердце биться сильнее, тем самым рвать грудную клетку, становилось действительно больно, будто в преддверии чего-то плохого. Но ведь так и должно быть, когда привязываешься?

- Хватит волноваться, Вернер. Всё хорошо.

- Я не волнуюсь.

- А отчего руки трясутся?

Дыхание сперлось. Я пытался что-то сказать, чем-то возразить, но у меня просто это не вышло. Впервые я не смог сказать и слова. Впервые со мной происходит что-то

подобное.

- Вернер? – его глаза смотрели так, будто пытались заглянуть в душу. А я терялся. – Знаешь, мне, кажется, что тебя что-то мучает.