Вновь вернуть любовь (ЛП)

Пытался не сдаться, когда продолжил:

— Я с самого начала рассказывал тебе, что моё желание не вступать в отношения плохо скажется на тебе. И вот причина.

Реальность ударила меня пощёчиной, как только слова слетели с языка. Я так долго строил стены вокруг себя, потому что всегда боялся чего-то подобного. Вернуться домой с повреждённым духом…

Годами я пытался убедить себя, что причиной была моя бывшая, но это было всего лишь оправдание — уловка. Правда была в том, что война изменила меня, и я боялся того, что происходило сейчас. Я видел такое прежде, но не думал, что это случится со мной, пока я не допускал, чтобы мои возведённые стены рухнули.

Дерьмо.

Чесни встала, и подошла ко мне со злостью, которой я не видел прежде.

— Не смей закручивать всё вокруг себя. У тебя нет права говорить, что для меня плохо. Я — взрослый человек, и сама принимаю решения в своей жизни. Я с самого начала говорила тебе, что хотела бороться за нас…. Что мы заслуживаем шанс быть счастливыми, как и все остальные. Тебе не нужно убегать каждый раз, когда вещи выходят из-под контроля. Побег — не выход. Ты будешь бороться за нас также настойчиво, как и я борюсь за нас. Ты не сдашься, ты меня слышишь?

Меня охватил ступор и неуверенность, что на это ответить. Я продолжал сражаться с попытками понять, почему я так боялся опустить свои стены для Чесни в прошлом.

Потянувшись к своей дорожной сумке, она вытащила футболку и какие-то шорты. Я наблюдал, как она сделала медленный, глубокий вдох и начала одеваться. Она была одной из самых несгибаемых женщин, которых я знал. Я мог сказать, что она прилагала все усилия, чтобы держать себя в руках.

— По поводу твоей командировки. Позволь мне помочь тебе, — она продолжила, в голосе звучало столько эмоций. — Может, если ты поговоришь с кем-то о своих проблемах, ты почувствуешь себя лучше.

Я с силой зажмурил глаза на мгновенье.

— Я не могу, и не хочу говорить об этом. Я очень хочу, чтобы ты не давила на меня.

Я задел за живое, и Чесни замерла после того, как надела кремового цвета футболку. Она вскинула руки запястьями вверх.

— Как я должна объяснить эти синяки? Что, если бы дети были здесь и увидели их? Думаю, у меня есть полное право выяснить, почему ты сделал это со мной. Это не может случиться снова, — сказала она, хватая подушку с кровати и направляясь в гостиную.

— Ты куда идёшь? — спросил я, следуя за ней по коридору.

Она повернулась, взглянула на меня с нахмуренными бровями.

— Спать. Я устала, и честно говоря, больше не хочу это обсуждать. Мне нужно пространство. Я посплю на диване.

Опустив голову, я разочаровано вздохнул.

— Я посплю на диване, а ты можешь вернуться в кровать.

Она проигнорировала мою просьбу.

— Спокойной ночи, Зейн, — сказал Чесни, когда улеглась на диване и закрыла глаза.

Чувствуя ярость и вину, я вернулся в кровать. Несколько часов спустя я так и не смог уснуть. Я пялился на потолок, пока мой мозг работал в усиленном режиме. Около шести часов я сдался и сбросил с себя простыни. Упав на пол, я начал делать отжимания и приседания, надеясь истощить себя, чтобы уснуть. Удача была не на моей стороне.

Разочарованно залезая обратно в постель, я мысленно начал перебирать вопросы.

— Расскажи мне об этом, — дрожащий голос Чесни эхом звучал в моей голове.

Разговор об этом был последним, чего я хотел, потому что это означало, что мне нужно будет пережить случившееся снова. Я пытался забыть, пытался сохранить своё благоразумие. Почему она не могла понять этого? Было так много причин, по которым я не мог рассказать ей о случившемся. Что, если я потеряю контроль во время рассказа? Не было ни единого шанса, что она по-настоящему поймёт меня, так зачем заморачиваться? Зачем мне хотеть открываться кому-то, кто может осудить меня и разорвать мои самые ранимые чувства? Зачем мне обременять её энергичный характер своими проблемами? Мне не нужно было сочувствие от кого-либо. Я просто хотел, чтобы мои ночные кошмары прекратились, чтобы я снова смог почувствовать себя нормально.

Но затем снова… как я должен вернуться к нормальной жизни?

Может, возведённая стена станет лучшим вариантом. Я просто оттолкну Чесни. Так будет легче. Затем я перестану бояться почувствовать боль от потери её рядом.

Я знал, что нам снова придётся поговорить, когда она проснётся, и знал, что это будет нелегко, но, если она решит уехать от меня после того, что я расскажу, я не стану её останавливать.

ЧЕСНИ

На следующее утро я проснулась от запаха завтрака и звона посуды, сопровождающегося руганью Зейна. Я протёрла глаза, потянулась, а затем зевнула. Когда уселась на диване, картины вчерашнего вечера принялись выплясывать перед глазами. Я хотела, чтобы это оказалось страшным сном, но нет. Запястья болели, были видны слабые синяки, но они оказались не настолько ужасны, как я изначально думала, будут. Думаю, получится скрыть их небольшим количеством косметики.

Мысль о том, что придётся использовать косметику, вызывала воспоминание обо всех синяках, которые мне пришлось замазывать, когда Йен бил меня. Ни коим образом я не допущу повторения истории, ни с одним мужчиной. Я давно пообещала себе, что больше не стану жертвой. Я любила Зейна всем своим сердцем, но состоять в ещё одних отношениях, где на мне будут отыгрываться, как на боксёрской груше, было не честно по отношению ко мне и детям. Чем-то придётся пожертвовать.

— Доброе утро, — робко произнёс Зейн, ставя передо мной тарелку и стакан апельсинового сока. У меня заурчало в желудке, когда запах бекона и яичницы достиг носа. — Пожалуйста, поешь, — он сел на другом конце дивана и указал на мою тарелку с едой. Если бы я не была такой голодной, я бы сказал ему, куда он мог засунуть свой завтрак.

Делая глоток сока, я закрыла глаза и насладилась пикантной, холодной жидкостью, пока она скользила по горлу. Зейн сидел там, пялился на меня в странной тишине, пока я ела свой бекон с яйцами. Я решила не говорить ничего, потому что, искренне говоря, после вчерашней ночи я не была уверена, что сказать. Часть меня была зла на него за то, что он сделал, но вторая часть чувствовала к нему жалость и хотела утешить его хоть как-то.

Командировки давались тяжело, я знала это, но это что, правда означало, что мне не позволено быть расстроенной тем, что он со мной сделал? Как выходные блаженства могли превратиться в выходные в аду менее, чем за двадцать четыре часа?

— Чесни, я…. — Зейн начал, когда опустил голову и посмотрел в пол.

Я проглотила то, что жевала.

— Зейн, я люблю тебя, на самом деле очень люблю всем своим сердцем. Но то, что ты сделал прошлой ночью по-настоящему ранило меня, не только физически, но и эмоционально. Я знаю, что ты не намеренно сделал это, но ты всё же сделал. — Я вдохнула, чтобы успокоить дыхание. — Теперь ты отвезёшь меня в аэропорт, так как я уезжаю домой. Тебе нужно разобраться здесь со всеми своими концами, и затем ты тоже едешь домой. Вот тогда мы разберемся с этим, потому что у нас как пить дать ничего не получится, пока ты здесь, а я — в Северной Каролине, но я не могу остаться с тобой. — С этим я встала и направилась на кухню. Аппетит тут же улетучился.

— Нет, можешь. Останься со мной, — выпалил он с отчаянием. — Давай поработаем над нами. Мы не можем оставить всё вот так. Следующие несколько недель превратятся в ад, если мы оставим всё так, как сейчас. Мы сможем поработать над этим вместе до того, как вмешаем детей в наши сломленные отношения.

Всё ещё стоя спиной к нему, я поставила тарелку на столешницу, так как мои руки не переставали трястись. Я не могла посмотреть на него, не могла увидеть мольбу в этих глазах.

— Если ты решишь уехать, я не стану тебя останавливать, — сказал он. — Выбор за тобой.

Я наконец повернулась к нему лицом.

— Откуда тебе знать, что этого не случится снова?