Пожар страсти

– Что? – вскрикнула Гиацинта. – При каком пожаре?

– При пожаре его клиники.

– Он поджег ее? Это сделал Арни?

– Именно так. Ему пришлось признаться. Я узнал об этом утром. И теперь Арни не отпереться от техасского дела и от истории с лошадью.

Острая боль пронзила Гиацинту.

– Мои дети! – закричала она. – Их забрали у меня! А теперь… теперь я верну их!

– В чем дело? О чем ты говоришь?

– Какой груз спал с моих плеч! Эмма и Джерри… И я вовсе не виновна, не было оброненной по небрежности сигареты… Я ни в чем не виновата!.. Я все могу объяснить всем, и в первую очередь Францине, бедной Францине, которая так страдала…

Уилл внимательно смотрел на Гиацинту, и она вдруг поняла, что его холодная учтивость – всего лишь защитная броня. Обхватив голову руками, Гиа разрыдалась.

Уилл опустился перед ней на колени.

– В чем дело? Ради Бога, скажи мне! – Он приподнял ее подбородок.

– По-понимаешь, они д-думали, что это сделала я… Что я подожгла офис, ревнуя к той женщине, с которой Джеральд… Он нашел мои вещи на газоне… Несчастный пожарный погиб… Значит, было совершено убийство… поджог… уголовное преступление, и я…

– Они считали, что это сделала ты?

– Да, и Джеральд сказал…

Уилл обнял Гиацинту, и она, положив голову ему на плечо, сквозь слезы поведала свою историю.

– Погоди, – прошептал Уилл, целуя ее в макушку. – Кто посмел обвинить тебя? Кто?

– Джеральд. Я говорила тебе…

– Его нужно четвертовать! Да он что, не в своем уме?

– Нет. Он действительно считает, что это сделала я.

– Боже милостивый, да почему ты не рассказала мне раньше? Неужели ты мне не доверяла? Почему?

– Я слишком боялась и жила под гнетом страха. Мне говорили, что есть мотив и, значит, я совершила это. У меня не было возможности защитить себя. Каждый час и каждый день я думала о детях. А во мне гнездился страх. Я боялась говорить об этом. Ты ведь видишь, что раскрываются дела даже двадцатипятилетней давности!

– Не рассказать мне! Мне! Ты ведь знала, что я люблю тебя. Я бы сделал что-нибудь…

– Я хотела жить с тобой, Уилл. Но ты стремился к браку. Разве я могла подставить тебя? Если бы мне вдруг предъявили обвинения и осудили… Тебя ждет блестящая карьера. А так бы все рухнуло.

– Да при чем тут карьера? Неужели ты думаешь, что это остановило бы меня?

– То есть для тебя это не имело бы значения? Уилл, будь откровенен со мной.

– Я всегда был с тобой откровенен, даже насчет твоих незрелых картин сказал правду. Да, я был бы очень обеспокоен твоей судьбой. Но это не остановило бы меня, я все равно женился бы на тебе. Ты была и осталась для меня тем совершенством, которое человек надеется отыскать в этом мире.

Совершенство. Гиацинте показалось, будто их сердца забились в унисон.

– Ты когда-нибудь думал обо мне?

– Да, с грустью, как думаю о том, кто навсегда уехал или умер.

– Я никуда не уезжала, но часто мне хотелось умереть.

– И все же ты пришла ко мне, когда тебе понадобилась помощь.

– Уверена, если бы открылось что-то, связанное со мной, ты не причинил бы мне вреда.

– Мне не нравился Арни, я говорил тебе об этом. В тот единственный раз, когда я ехал с ним от тебя в такси, мне показалось, что за его дружеской улыбкой скрывается что-то дурное. И дело не в ревности, хотя, признаюсь, было и это. Просто он мне не нравился.

– Ты не знаешь его, Уилл. Арни был и есть добрейшая душа на свете, и я не понимаю, как он мог сделать это.

– Противоречия. Они есть у всех. Только у него они доведены до крайности.

– Мне жаль Арни… Конечно, я осуждаю его за то, что он заставил меня так страдать.

Помолчав, Уилл снова заговорил:

– Я вспоминаю гамак, шум набегающих волн. Я возвращаюсь к этому постоянно.

– Помнишь тот день в парке, когда мы посмотрели друг на друга и оба все поняли, хотя никто ничего не сказал?

– А до этого ты уронила пакет с книгами на тротуар…

– А помнишь…

Уилл поднял руку.

– Довольно воспоминаний. Мы потеряли время, и пора наверстывать его. – Целуя Гиацинту, он тихо смеялся. – Позволь мне отнести тебя в спальню.

Глава 17

– Да, – проговорил Джеральд, – ты меня просто оглушила и ошарашила. Я не могу оправиться от шока.

Гиацинта перетаскивала вещи детей вниз по лестнице, когда появился Джеральд. Она надеялась избежать встречи с ним, но сейчас ей пришлось остановиться у основания лестницы.

– Почему такой умный человек, как Арни, устроил себе такую жизнь? Это выше моего понимания! Кто бы предположил, что он способен на подобные вещи?

А кто предположил бы, что Джеральд будет разговаривать с Гиацинтой таким естественным тоном? В белом теннисном костюме, он поигрывал ракеткой и качал в изумлении головой.

– Арни обналичил все свои ценные бумаги и снял со своих счетов все до последнего цента, однако не тронул наших общих счетов, хотя и мог бы это сделать. И теперь исчез бог весть куда. Чем все это кончится, как ты полагаешь?

– Не знаю, – грустно сказала Гиацинта.

– Конечно, его поймают. Так всегда бывало. А сейчас, при наличии Интернета, это еще проще. К тому же Арни любит блеснуть своим богатством, так что его трудно не заметить. Ты бы видела, как он обставил свой офис в деловой части города. Арни всегда был транжирой. Он делает деньги и сорит ими.

«Ты тоже умеешь их транжирить», – подумала Гиацинта, бросив взгляд поверх плеча Джеральда на холл и комнаты. Их декор основательно изменился с момента ее единственного визита сюда. Новые веяния просматривались повсюду: здесь появились искусственные цветы, тяжелая позолота, плотный темный атлас. Все это было дорогим и не соответствовало здешнему климату. Когда-то Джеральд отверг бы подобную безвкусицу.

Джеральд между тем продолжал:

– Арни оставил мне записку. Она пришла сюда вчера по почте. Должно быть, он написал ее в последний момент, прежде чем куда-то отправиться. Арни извиняется передо мной, а кроме того, кое-что в записке сказано и о тебе: «Не обвиняй Гиа. Она не имеет никакого отношения к пожару. Ни малейшего». И последние слова жирно подчеркнуты.

С минуту Гиацинта молчала. Арни… Поддается ли объяснению то, что люди преступают границы дозволенного?

– Мне тоже пришла записка, – сказала наконец Гиацинта. – «Прости меня, Гиа, за те страшные мучения, которые я тебе причинил. Я пытался это компенсировать. Помни, пожалуйста, что я на самом деле любил тебя, как люблю и сейчас».

Услышав, как ее голос дрогнул, Джеральд возмущенно воскликнул:

– Представляю, как тебе хочется выстрелить ему в сердце! На твоем месте я так бы и сделал. Меня охватило бы желание уничтожить его.

– Нет, – возразила Гиацинта. – Это его трагедия. Вся доброта Арни пошла насмарку.

– Как? И ты не пылаешь от ярости? Ты необыкновенная женщина, Гиацинта. Удивительная.

– Я зла на него, и даже очень! Но еще больше на тебя.

Джеральд промолчал, и она увидела, что задела его за живое.

Гиацинта внимательно взглянула на Джеральда. Его лицо, так нравившееся женщинам, ничуть не изменилось с того дня, когда она убежала от него в грозу. Даже сейчас оно выражало капризность и любовь к удовольствиям. Даже сейчас оно ничего не обещало. Джеральд никогда ничего по-настоящему не давал и никогда по-настоящему не любил.

Впрочем, он любил детей: как-никак они были его продолжением.

– Я был уверен, что это сделала ты, Гиацинта, – сказал Джеральд. – Искренне считал, что ты так ревновала меня, что решилась на это.

– Значит, ты совершенно не знал меня. Если бы ты меня любил, то знал бы меня лучше. Если бы ты любил меня, то не забрал бы детей.

Джеральд вскинул руки.

– Боже, я очень сожалею! Вся эта история – кошмарная ошибка. Я был дьявольски не прав. Но все-таки не понимаю, почему ты злишься на меня больше, чем на Арни.

– Видишь ли, у Арни доброе сердце. От него пострадали только сотрудники страховой компании, что, конечно же, ужасное преступление. Однако он оплатил закладную пожарника и внес деньги за четыре года обучения в колледже каждого из его детей. Не говоря уж о том, какую доброту он проявлял к Джерри, Эмме и ко мне. Он, вероятно, больной человек, и я очень сочувствую ему.