Природа плакала в тот день...

— И ты в каждый свой выходной мотался к нему в Италию? — поднял бровь Билл.

— Не всегда в Италию… Пару раз был в Чехии. Один раз в Испании, трижды во Франции… Несколько раз мы встречались в Берлине и Дрездене…

— И везде не ловит связь? — прищурился недовольно.

— Нет, там я отключал.

Билл надулся. Поджал ноги и обиделся. Выпятил нижнюю губу и сдвинул брови на переносице. Том как-то нервно рассмеялся. Выключил телевизор.

— Я тут пока тебя не было придумал кое-что. Только с текстом проблемы. Послушаешь?

Он, насупившись, смотрел перед собой.

Том принес гитару. Подстроил ее. Заиграл. Билл слушал и кусал губы. В мелодии было море любви, тоски и нежности. Она словно гладила его по щекам. Целовала в губы. Она проливала его слезы и невидимой ладонью вытирала их. Билл видел, как изменяется ее цвет, с нежно-золотого превращается в густой кроваво-красный. Потом темнеет… Том болеет. Сильно болеет. Страдает, мучается. Том живет и умирает. Умирает от воспоминаний, от грусти, от безысходности. Каждый день — родиться утром и умереть вечером… Билл захотел обнять его, прижать к себе, трясти за плечи и кричать ему в лицо, что так любить нельзя, что надо отпустить, надо простить… А Том словно упивался своей болью. Рождался и умирал в этой мелодии…

— Том, я не смогу… — прошептал он, когда в комнате перестали звенеть звуки. — Я ее испорчу… Но я попробую… Обещаю… Ты только запиши ее, чтобы не забыть. Это… Это… Мне больно, Том.

— Я записал вчера. И я хочу, чтобы ты написал к этой мелодии стихи. И хочу, чтобы мы ее сделали очень красивой, чтобы еще играли другие музыканты… Я хочу здесь фортепиано… Скрипки… Чтобы они пели… И еще что-то… Не знаю…

— Будет. Она будет такой, какой ты ее слышишь. Я вернусь из Берлина, ты вернешься из Италии, мы поедем в студию и будем ее записывать.

Оставшись вечером один на один со своими мыслями, Билл нервно метался по спальне и грыз ноготь. Надо что-то делать! Надо что-то делать… Что? Юри позвонил, и Том тут же сорвался с места и полетел по первому требованию ублажать эту аристократическую дрянь. Если бы он хотел прекратить их отношения, то не поехал бы, отшил по телефону. Но брат страдает, он любит, переживает, и мы имеем то, что имеем — верная собачонка Томми летит по первому же свисту, высунув язычок и виляя хвостиком. Дурак! При этом планы на завтра у него тоже нехилые — иначе бы взял брата с собой. В Америке у них все из-за Билла обломалось, брат ходит голодный, тоскует по ласке, а тут допускают к дражайшему телу… И даже Франка обещают убрать. Дьявол! Совсем он что ли свихнулся? Никакого достоинства не осталось? Надо что-то делать! Что? Ответ напрашивался сам собой. Только страшно… Билл достал фотографии Луизы. Он отдал не всё. Штук десять оставил как раз для того, чтобы «переписываться» в случае чего с Томом. Но брат так и не спросил ее адрес. Может быть, оно и к лучшему? Но отвлечь его от мыслей о князе можно только одним способом…

Билл включил ноутбук и запустил почту. На эту мысль он наткнулся в аэропорту, пока ждал посадки. Он долго смотрел, как в маленьком Интернет-кафе неподалеку ссорятся парень и девушка, потом подошел к оператору, купил полчаса и придумал электронный адрес для Луизы. Она будет жить далеко. Настолько далеко, чтобы Том не смог прилететь к ней. Жить там будет года два-три — за это время он наверняка заведет себе нормальную девушку. А если Тому приспичит позвонить ей? Посмотрим… Будем решать проблемы по мере их поступления. Сейчас надо его отвлечь от этого злополучного князя.

Он выкурил несколько сигарет. Он ходил туда-сюда перед столом, перечитывал текст, стирал его и писал новый. Его трясло, как после большой дозы алкоголя. Он знал, что поступает неправильно. Знал, что потом будут очень серьезные проблемы. А когда всплывет, что девушки больше нет, то в лучшем случае Том набьет ему морду. Но если это сейчас сработает и он прекратит отношения с Юри, то Билл даже не будет оправдываться перед братом. Перечитал еще раз. Надо фотографию прикрепить к письму. Выбрал самую красивую, где Луиза в маленьком серебристом топике, с красными перышками на голове, и очень мягкой улыбкой. Сфотографировал ее, перегнал в ноут. Качество, конечно, дерьмовое. Надо будет остальные отсканировать нормально, а пока эта вполне пойдет. Потом вспомнил, что девушка говорила на немецком с ошибками. Добавил в текст немного грамматических ляпов. Вроде бы вот теперь всё. Прости, Томми, но ты достоин большего, чем этот гребаный педик.

Нажал «Отправить»…

Закурил.

Как же страшно… Как плохо… Как хочется умереть…

Прости, брат.

«Привет, Том!

Это Луиза. Надеюсь, ты помнишь обо мне. Сегодня получила письмо от отца, а там такие приятные новости. Папа сказал, что Билл приезжал к нему, что он очень переживает из-за произошедшего на Мальдивах и хотел бы, чтобы мы помирились и как-то продолжили наши отношения. Насчет продолжили — не знаю, я все-таки слишком далеко. Но быть хорошими друзьями — почему нет? Я очень скучала по тебе все это время, по нашей болтовне, по твоим поцелуям и ласкам. Здесь хорошие люди, но совсем все другое, чужое, не такое, здесь как будто бы другой мир, чужая планета. Мне пока тяжело с ними, а с тобой всегда было очень легко и хорошо. Я скучаю по тебе и хочу, чтобы мы не терялись, общались.

Буду ждать от тебя письма.

Твоя Луиза».

_______________________________

Том ковырялся в настройках ноутбука, пытаясь найти функцию, которая снимает пароли. В прошлый раз он ее со злости так быстро нашел, что даже странно. А сейчас никак не может вспомнить, по каким папкам лазил. Ладно, попозже вспомнит… Поменял пароль в электронной почте. Вытащил Билла из черного списка. Брат, конечно, иногда удивительно сильно тупит и идиотничает, но вроде как не со зла, а исключительно от большой любви и какого-то явного недоумия. Ладно, можно подумать он Билла не знает. Всегда был таким болтуном, инфантильным, вздорным и капризным эгоцентристом. Сейчас хотя бы немного стал себя контролировать, а то раньше вообще хоть лампочки бей, придушить хотелось, лишь бы язык свой прикусил. С другой стороны Билл старается заботиться о нем, и делает это от всей души и с полной самоотдачей. И не беда, что со своей заботой он иногда делает только хуже и очень больно, — как умеет, так и заботится. С мессенджером выходило еще хуже, чем с администраторскими паролями — Том тогда отправил его в игнорирование, а сейчас не знал, кто в этом большом списке из них Билл. Пришлось открывать профили всех ссыльных товарищей и искать близнеца. Нашел. Добавил в список. Потом подумал и включил для него режим «Виден всегда». Все-таки он по нему скучал все это время. Переживал. А уж когда тот коленца начал выкидывать, из дома сбегать, то и вовсе места себе не находил. Билл очень импульсивный, истеричный. Человек-эмоция. Сначала делает, потом думает, а иногда вообще не думает, что делает. Том вздохнул и добавил его в друзья в дневник. Открыл доступ ко всем записям. Впрочем, он почти ничего не писал в дневнике эти месяцы. Сначала был очень зол на брата, раздражало даже его присутствие за стеной, постоянно трындычащий голос, какие-то неуместные фырканья, подглядывания и откровенное преследование везде и всюду. Потом вроде бы Том успокоился, но назойливость Билла все равно периодически выбешивала. В какой-то момент он задумался над тем, чтобы съехать с квартиры. Подыскал недалеко от студии маленькую уютную квартирку, осмотрел ее и остался доволен. Но в последний момент не решился — брат креативил явно из-за него и этот отъезд мог негативно сказаться на тонкой душевной организации младшего. Пришлось терпеть. Правда, Билл, словно почувствовал что-то, беситься перестал и немного угомонился со своей заботой, страшно задолбавшей Тома. За ним стало интересно наблюдать, просчитывать его действия, слова и поступки. С ним стало интересно играть в «шпионов». Ему было забавно подыгрывать. Это была его месть за весь тот ужас, что он пережил, за все неприятности, которые на него обрушились и которым конца и края не было видно долгое время. Возможно слишком жестокая месть, зато действенная.