Горький лимонад (ЛП)

— Просто подожди, ладно? — говорит она.

— Нет, Кэли. Мне плохо, и я не в силах больше гадать, что с ним приключилось. Мне нужно знать.

Я достаю телефон из сумочки и набираю еще одно сообщение.

Я: Мы можем поговорить? По телефону. Это важно. Пожалуйста.

Кладу телефон на барную стойку и с нетерпением жду ответной смс или отсутствия ответа, но мне нужно знать правду.

— Расскажи мне о Бостоне. Все по-прежнему так же печальны, как я помню? — смеется она.

— Не так все и плохо. Просто все спешат по своим делам. А еще местные девчонки там умеют пить. Это я тебе точно говорю.

— Да, это они умеют, — ухмыляясь, соглашается она и делает еще один глоток.

Я следую ее примеру и выпиваю сразу полстакана, стремясь унять боль и беспокойство. Боль и беспокойство, причиной которых отчасти являюсь я сама.

Проходит час, а ответ от Джегза так и не приходит, и я начинаю сходить с ума. Впрочем, Кэли сказала бы мне, если бы случилось что-то серьезное. Она бы не стала скрывать это.

— Он ранен? — спрашиваю я уже в третий раз.

— Саша, если бы Джегз умирал, я бы рассказала тебе об этом, — раздраженно отвечает она. — Послушай... — она начинает говорить, но в этот момент диджей включает музыку.

Я почти забыла, что сегодняшняя ночь посвящена восьмидесятым. При воспоминании о той ночи, когда я была здесь на вечеринке восьмидесятых, сердце начинает покалывать.

— Прости, но тут чертовски шумно. Просто не волнуйся, ладно? — чем больше Кэли пытается меня успокоить, тем сильнее я схожу с ума.

Закрыв глаза, я киваю, но все равно испытываю злость. Мне не хочется выливать все это на нее, но на кого еще я могу выплеснуть свои эмоции прямо сейчас?

— Мне нужно в туалет. Скоро вернусь, — говорю я ей.

Она молча делает еще один глоток.

Я встаю и одергиваю платье, только сейчас понимая, как высоко оно задралось за последний час. Боже, да тут стало на десяток градусов жарче, поэтому я снимаю свой кардиган и оставляю его на стуле.

В туалете я опускаю взгляд на раковину и, вспомнив о своем более чем неуместном и похабном поведении в прошлый раз, когда я была здесь, чувствую, как начинают гореть щеки. Хотя, мысль об этом теперь вызывает у меня смех. Не думаю, что я когда-либо пила столько, сколько выпила в тот вечер. Умнейший поступок.

Смотрюсь в зеркало и замечаю, какой бледной я стала, прожив в Бостоне год. Мне кажется, солнце там появляется только пять месяцев в году. Я, конечно, всегда знала, что на северо-западе мало солнца, но восточное побережье всегда считалось сильным соперником депрессивной погоде, по крайней мере, в течение полугода.

Покопавшись в сумочке, я вытаскиваю тюбик помады и подкрашиваю губы, чтобы немного оживить свой бледный вид. Посетив кабинку, я мою руки и только тогда чувствую, как в сумочке вибрирует телефон. Я достаю его и вижу ответ от Джегза, и мое сердце начинает трепетать, а желудок делает сальто.

Джегз: Конечно, я позвоню тебе через пару минут.

Я: Ты в порядке? Скажи мне, что ты в порядке.

У меня начинают дрожать руки, пока я держу телефон перед собой и жду ответа.

Проходит минута, которая кажется мне вечностью, но я даже не вижу отметку, что мое сообщение прочтено. Ничего.

Раздраженная и раздосадованная, я открываю дверь туалета, чтобы вернуться в бар и роняю сумочку.

— Черт, — вырывается у меня. Наклонившись, чтобы поднять ее, прямо перед собой я замечаю пару рабочих или военных ботинок — в общем, какие-то ботинки — прямо перед дверью в дамскую комнату. Медленно выпрямляясь, я прохожусь взглядом по паре синих камуфляжных брюк и туго обтягивающей темно-синей рубашке. Когда мой взгляд, наконец, добирается до его лица, сердце в груди замирает, а в горле образуется ком, потому что на то есть сотни тысяч причин.

— Я все объясню, — говорит он с ухмылкой.

— Уж постарайся, — восклицаю я и обнимаю его за шею.

Джегз кладет руки мне на бедра и отстраняет, чтобы осмотреть с головы до ног.

— Боже мой, Бостон пошел тебе на пользу, куколка.

Ни на секунду не отводя взгляда, он тянет меня обратно к бару.

— Так ты в порядке? — почти плача, спрашиваю я. Я так волновалась весь день, что не могу сдержаться.

— Хотел бы я сказать, что лучше и быть не может, но до этой секунды не мог этого сделать, а вот теперь с уверенностью заявляю, что в жизни себя лучше не чувствовал, —

Джегз кладет палец мне под подбородок, приподнимает мою голову, и я вижу его рельефный гладко выбритый подбородок. До этого я не видела его подбородок. Скорее даже половину лица не видела из-за растительности на его лице. Он великолепен. Более чем великолепен. От него у меня захватывает дух.

Он улыбается своей кривой улыбкой и медленно наклоняется, так медленно, что мне, можно сказать, больно. Кажется, проходит вечность, прежде чем его губы касаются моих, а когда это происходит, клянусь, я вижу цветы, радугу, кексы и щенков. Как же здорово. Теперь я точно знаю.

Его губы нежно скользят по моим, но он все крепче сжимает меня за талию, прижимая все плотнее к своему крепкому телу. Божечки, сколько же времени мужчина уделил тренировкам за этот год. Его руки обвивают меня, как стальные канаты.

Я не осознавала, что мы двигались, пока каким-то образом не оказались в центре импровизированного танцпола, который на этот раз создала не я. Мы танцуем под «Леди в красном» в исполнении Криса де Бурга. И тут я вспоминаю, что на мне платье, которое меня уговорила надеть Кэли. Все это спланировала Кэли. Все это ее рук дело. Уверена в этом. Постараюсь не забыть поблагодарить ее позже.

— Эта красотка рядом со мной. Мне никогда не забыть... как ты выглядишь в этом платье сегодня вечером, — шепчет Джегз мне на ухо. — Мне никогда не забыть... как ты смотришь на меня сегодня вечером.

Когда песня заканчивается, я приподнимаюсь на носочки, прижимаюсь губами к его уху, и шепчу:

— Я люблю тебя.

Он отстраняется немного и смотрит мне в глаза.

— Уверен, если ты и собиралась сказать мне эти слова в прошлом году, то я не хотел бы их слышать до этой самой минуты, потому что сейчас ты на самом деле имеешь в виду то, что сказала. Я был уверен, что тебя стоит ждать.

Мы проводим следующие, не знаю даже, сколько, минут, медленно танцуя под быстрые песни, и я влюбляюсь еще сильнее в этого мужчину, по которому скучала так сильно, не представляя, что такое возможно.

— Итак, — говорит он, ухмыляясь мне.

— Итак, — отвечаю я.

— Я рад, что ты приехала пораньше.

— Я тоже, — признаюсь я.

— Если бы ты выждала еще две недели, то я бы появился с цветами на твоем пороге в Бостоне.

В недоумении я смотрю на него, ожидая объяснений.

— Меня… эм... меня переводят в Род-Айленд через несколько недель, — такое простое заявление и так чертовски сложно понять, что он сейчас сказал. — И я уверен, что это немного ближе к Бостону, чем Техас. Верно? — его лицо серьезное, а объятия становятся крепче. И это по-настоящему.

— Подожди, что? И почему ты так одет? — я так увлеклась, что забыла задать ему этот столь важный и, вместе с тем, пугающий меня вопрос.

— Не злись, хорошо? — говорит он.

Попытаюсь, но я так озадачена.

— Ладно...

— Ну, мне известно, что сегодня ты беседовала с Бэмби, и она рассказала тебе, что я в госпитале. Дело в том, что я работаю там, и сегодня у меня была смена.

— Я не понимаю…

Смена. Он что?..

— Я вернулся к сверхсрочной службе, но не буду задействован в случае чего. Я — гражданский медик, и работать буду в клинике в Ньюпорте в Род-Айленде, так как у них есть для меня место.

— Ты переезжаешь в Род-Айленд? — спрашиваю я, желая услышать, как он лично произносит слова о переезде.