Бабочка

Беверли посмотрела на него. Предложения? О да, у нее есть предложение.

— Каково будущее Голливуда? — тихо спросила Беверли, повернувшись и обращаясь к аудитории. — Каков будет образ нашего города в будущем? Как вы себе представляете это, господин Манджиони, или вы, мисс Уитерс? Когда вы заглядываете на несколько лет вперед, что, вы там видите? Каков образ Голливуда? — Она повернулась опять к микрофону и уже более громким голосом сказала: — Это то, что мы должны решить здесь и сейчас. Мы должны решить, какое направление развития мы примем, и затем действовать в соответствии с этим. Сконцентрируем ли мы внимание на туризме? Будем ли основное внимание уделять бизнесу? Или мы будем городом телевидения и кино? Но каким бы мы ни видели будущее нашего Голливуда, мы должны принять этот вызов сегодня и начать работать на благо лучшего будущего. Мы должны не бояться мечтать о лучшем месте для жизни и работы. Мы должны не бояться ставить перед собой высокие цели. — Она подняла руку и сжала кулак. — Мы должны, наконец, взять на себя смелость сделать Голливуд великим снова!

Все вдруг вскочили на ноги, одобрительно шумя и хлопая. Аплодисменты были просто оглушительными. Люди подбегали к Беверли, чтобы пожать ей руку, похлопать по плечу. На сцене президент мрачно собирал бумаги. Председатель стучал молоточком, но безрезультатно. В зале все старались протолкнуться поближе к Беверли, чтобы она знала, что они на ее стороне, что давно пора, чтобы кто-нибудь выступил против этих ребят, и всякие другие вещи, которые она не расслышала, потому что слишком много людей говорили одновременно, и в зале стоял безумный шум. У Беверли слегка кружилась голова. Но чувствовала она себя просто великолепно. И неожиданно ей все стало ясно: ее цель, ее предназначение, ее будущее.

Он повернулся и оказался на ней, как будто, загорая, поменял положение — пять минут на спине, пять минут на животе. Потом он сделал несколько быстрых движений нижней частью туловища и без сил распластался на ней.

Сначала Труди даже не поняла, что это все, и с удивлением посмотрела на него. Но он не видел ее недоуменного взгляда — он уже спал.

Труди освободилась из-под него и взяла сигарету. Глубоко затянувшись, она встала с постели и подошла к окну, из которого были видны огни университета. Территория университета была похожа на небольшой городок. В доме напротив в самом разгаре была веселая и шумная вечеринка. Боже мой, девочка, — мысленно сказала она своему отражению в окне, — что ты тут вообще делаешь?

На самом деле она очень хорошо знала, что она делает здесь, в квартире какого-то парня, которого она едва знала, которому, как выяснила, приехав к нему домой, было двадцать четыре года и мозги у которого находились между ног. Снова был субботний вечер. Вот почему она была здесь.

Труди считала, что в жизни есть три момента, когда человек не должен был оставаться один, двумя из которых были субботний вечер и воскресное утро. Поэтому она надела свой лучший костюм и пошла с двоюродной сестрой Алексис в студенческое кафе. Как всегда, разношерстная толпа студентов в потрепанной одежде сидела на площадке перед кафе. Труди и Алексис говорили о гадании на рунах в тот момент, когда к ним подошел, улыбаясь, молодой человек, одетый в белый летний костюм с кожаным галстуком.

Он ей понравился с первого взгляда. Она всегда испытывала определенную слабость к мужчинам с длинными волосами. А у этого к тому же во взгляде было что-то интеллигентное. Но окончательно купилась она, когда он сказал:

— Руны, оу! Власть Один и Тор!

Они ушли из кафе вместе, попрощавшись с Алексис, которой рано утром надо было идти на работу, и поехали в Вествуд на двух машинах. Труди следовала за ним на своем корветте. Когда они пришли в его неубранную квартиру, в которой он жил еще с двумя парнями, уехавшими на выходные, он налил ей стакан красного вина и поставил пластинку Спрингстина. Через пять минут Труди поняла, что сделала ошибку.

— Не могли бы мы хотя бы немного поговорить? — сказала она, когда он начал приставать к ней.

— О чем?

— Ну, о… — ей пришел в голову ее любимец, — что ты думаешь о Карле Сагане?

— Карл Саган? О, парень Космоса. Попал на его концерт. Шикарная музыка.

После этого Труди поняла, что она влипла.

Но все же сильный молодой мужской организм оставался сильным молодым мужским организмом и в плане постели он казался многообещающим. Сначала. Потом это тоже оказалось лишь обманчивой видимостью, и вот она опять в чужой квартире, сексуально неудовлетворенная, одинокая, непонимающая, что заставляет ее делать такие вещи.

Она легко нашла ванную (в некоторых квартирах это было непросто сделать, особенно если она была пьяна) и внимательно посмотрела на себя в зеркало. Женщина со взлохмаченными светлыми волосами и размазанной косметикой говорила:

— Это должно прекратиться.

Беда была в том, что она не знала, как остановиться. По крайней мере, пока она не нашла человека, которого искала. Ну где, черт возьми, — думала Труди, умывая лицо, — можно найти человека, который был бы не урод, не дурак, знал бы, как заниматься любовью, и обращался бы с женщиной как с равной? Ей пришел в голову Билл, водопроводчик. Последнее время она частенько вспоминала о нем, хоть это ее саму раздражало, потому что он ей определенно не нравился. Нет, что касается секса, с этим у него было все в порядке, и все, что касалось его работы, он прекрасно знал, но в отношении к ней у него проявлялись какие-то шовинистические мужские наклонности — называл ее крошка и разговаривал с ней как с дурочкой.

Затем она подумала о Томасе. Что же такое особенное в тех вечерах, которые она проводила с ним, что их невозможно было воспроизвести вне стен Бабочки? Чего не хватало?

Она прошла к дверям спальни и прислонилась к косяку. Должно быть, он и вправду был полностью удовлетворен, так как сейчас спал, как ребенок. Труди думала о том, что, может быть, стоит разбудить его, снова завести и показать, что такое настоящая любовь, когда он перевернулся на другой бок и пукнул.

Труди посмотрела на часы, стоящие на тумбочке. Было только начало одиннадцатого. Еще весь вечер впереди.

Она пошла на кухню, нашла телефон, набрала номер и, когда кто-то ответил, сказала:

— Привет, Бабочка. Это Труди Штейн. Он свободен? Придержи его для меня. Я буду через десять минут!

Хьюстон, Техас, 1972 год.

Иногда хороший обед гораздо лучше секса.

Именно об этом думал Дэнни Маккей, поглощая куриную отбивную и картошку, зажаренную целиком так, что сверху была хрустящая корочка, а внутри нежная мякоть, и все это было полито острым соусом. Секс — это всего лишь секс, подумал он, собирая последние кусочки с тарелки. А с хорошим обедом ничто не может сравниться.

Особенно с хорошим техасским обедом.

— Ну, Бон, — сказал он, встав из-за стола, и потянувшись, — пора ехать. До Хьюстона более двухсот миль.

Боннер вскочил с кровати, на которой он раскладывал пасьянс, и начал доставать из шкафа костюмы Дэнни.

Дэнни подошел к раздвигающимся стеклянным дверям, ведущим на балкон его гостиничного номера, и окинул взглядом белые пески южного побережья Техаса.

— Корпус Кристи, — произнес он, тихо рассмеявшись. — Тело Христа. Ну и название для города!

Дэнни нравился этот полутропический городок на побережье Мексиканского залива. Вот почему он приехал сюда на недельку, чтобы купить недвижимость, расположенную на побережье. Это было что-то вроде способа восполнить то, чего ему не хватало в детстве, которое он провел в жарких безводных местах. Корпус Кристи заставлял его думать о далеких экзотических местах, островах, где девушки смуглы и доступны, где ром течет рекой, где дни похожи на масло, а ночи на корицу. Свободная и легкая жизнь — стоит только протянуть руку за сексом или пищей, в зависимости от того, что у тебя на уме в этот момент, и оно само падает тебе на ладонь!