Сад для бегонии

росохшей от дождя земле. Он шел не оглядываясь. Он боялся оглянуться.

Этого боялась и я. Я боялась не выдержать. Броситься за ним. Уцепиться за рукав его пиджака. И никуда не отпускать.

Он боялся не выдержать. Оглянуться. Броситься ко мне. Уткнуться головой в мои колени. Как когда-то. Схватить меня за плечи. И не отпустить.

Ничего не произошло.

Локарев не оглянулся. Он так же прямо и гордо шел по непросохшей земле. Я так же грустно смотрела ему вслед. Мои глаза были сухими. Кулаки сжаты. И только когда он скрылся за поворотом. Я не выдержала. И уткнувшись лицом в грудь Ромки. Глухо зарыдала…

Мы остались вдвоем с Ромкой. Мои преданным и верным другом. По-прежнему беззаветно влюбленным в меня. Мы остались в маленьком рае. Который Ромка упрямо называл глухой дырой. Но я знала, что это рай. Потому что по-прежнему добрая старушка приносила нам по утрам парное молоко. И я жадно его пила. Наслаждаясь каждой тепло сладкой каплей. И молоко стекало по моим губам. И Ромка смеялся. И восклицал.

– Ты – как ребенок.

А я думала про Локарева. Что это он как ребенок. Который остался одни на один с врагами. Который беззащитен и слаб. И которому больше не на кого положиться.

Это по-прежнему был рай.

Я бегала босиком по утренней росе. И вдыхала аромат нечаянных полевых цветов, выросших в запущенном саду.

И Ромка восклицал:

– Сашка, какая ты еще девчонка!

А я думала про Локарева. Что это он еще мальчишка. Которому в любой момент могут выстрелить в спину. Которому преданно смотрят в глаза, сжимая в кармане револьвер. А он всем верит.

По ночам мы с Ромкой глазели на Полярную звезду, настойчиво поселившуюся над его домом. И я щурила глаза. И задорно махала ей рукой.

И Ромка восклицал.

– Какое ты еще дитя, Саня…

А я думала про Локарева. Что это он еще дитя. Которому теперь приходиться доказывать свое право называться мужчиной. Который теперь, борясь со своим страхом, защищает не столько себя. Сколько меня. Свою любимую. Которой он посвятил свои последние, самые лучшие стихи на свете.

У нас в доме подолгу горел свет. Мы подолгу не могли уснуть. Я с нетерпением ждала новостей. Постоянно переводя взгляд с телевизора на окно. Вглядываясь в ночь. Ожидая увидеть его. И ненадолго уснув, вновь вскакивала с постели. И мчалась на порог. Уже вглядываясь в раннее утро.

Но по-прежнему пели петухи. По-прежнему всходило солнце. Блестела роса на траве. Стучалась в окно бабка с парным молоком.

Рай оставался раем. Но в нем не было моего возлюбленного.

И я стала бояться. Я знала, что его могли уничтожить. Но я еще знала. Если бы это случилось. Я наверняка непременно узнала бы об этом из утренних газет или телевизионных новостей. Утренние газеты и телевизор кричали о войнах, преступлениях, уличных насилиях. Но среди этого кошмара не было Локарева. И это меня успокаивало.

И я ждала.

Ожидая новостей, мы с Ромой слушали его песни. По-прежнему талантливые песни. Взывающие мир к добру и справедливости. Ненавидящие ложь и предательство.

Это