Сад для бегонии

тит речка! А вон – огни города! Попробуй, Локарев! Один раз! И ты никогда больше не будешь бояться! Поверь мне!

Он глубоко вдохнул. Взял мои руки в свои. Крепко их сжал.

– Ну же. А теперь…

А теперь он неожиданно. Как в полубреду. В порыве. Сильно поцеловал меня в губы.

И я от неожиданности. Или в полубреду. Или в порыве. Ответила на его поцелуй.

И уже не настаивала смотреть вниз. И уже забыла. Зачем мы здесь. На этой верхотуре. На четырехугольном островке. Под единственной мерцающей звездой. Под густыми рваными облаками. Одни во всей вселенной…

– Саша… Сашка… Сашенька… – первый раз он назвал меня по имени. И повторял его как заклинание. Чтобы убедиться. Что это мое имя. Что оно самое красивое. И самое дорогое.

Я прижалась к его груди. Я гладила его волосы. Я сжимала его руки. Я любила. Я была счастлива. И я уже знала. Что такое счастье.

Это был пир во время чумы. Эта была любовь, обрученная с опасностью. Это было будущее, которое никогда для нас не наступит.

Я плохо помнила, как мы добрались до дома. Все так же крепко обнявшись. И произнося нелепые и ничего не значащие слова. Как мы упали на старый диван. И он так же вызывающе заскрипел. Как сладко, до головокружения пахло в доме розами. Вперемежку с подгоревшей яичницей. Как вновь хлынул дождь, настойчиво барабаня по подоконнику. И как по-прежнему прямо в окно вызывающе светила Полярная звезда.

И когда перестал стучать дождь. И Полярная звезда погасла. И притупился пьяный аромат роз. Я сладко уснула…

Я проснулась от легкого стука в окно. Я вскочила с дивана. И взглянула на Локарева. Он крепко спал, уткнувшись носом в подушку. Слегка посапывая во сне. Взрослый ребенок… Мне показалось, я намного старше его. Наверно, потому, что мне гораздо больше его пришлось пережить. И с каждым пережитым трагическим днем я утрачивала способность бояться…

Набросив на себя то же голубенькое крепдешиновое платье. Я приблизилась к окну и распахнула его настежь. Лучи раннего солнца ударили мне прямо лицо. И в этих рыжих сверкающих лучах я разглядела маленькую сухонькую старушку. Она приветливо улыбалась мне и протягивала большой железный бидон.

– Вот молоко, совсем свеженькое. Ромка его очень любит. А ты кто такая будешь, красавица? Никак подруга?

Я утвердительно кивнула. И выскочила босиком на крыльцо. И приняла из рук старушки бидон с молоком.

– Родители его давно померли, – объясняла мне старушка, – он к тетке и переехал. А потом и тетка, царство ей небесное. Он теперь сюда и вернулся. А дом-то неухоженый. Старый. И Ромка один во всем белом свете. Вот я его и подкармливаю. Чем Бог послал. Жаль парня. Ты, вижу, девушка, хорошая. Может, Ромке станет полегче…

Я улыбнулась в ответ старушке.

– Станет, бабушка. Я ему помогу. Я его не оставлю.

– Ну и слава Богу. А молочко пейте. На здоровьице. Вам, молодым, нужна сила.

– Спасибо.

Я долго смотрела вслед удалявшейся, сгорбленной старушке. Я стояла босиком на влажной от дождя траве. И прижимала к груди бидон с парным