Самая желанная

— Паоле нужен врач! — Санта поднял трубку телефона, но Антонелли спокойно нажал на рычаг. — Подключена только внутренняя линия. Прекрати истерику, Святой! В такие минуты душа не может упорхнуть, знай это, милый. Душа ведь, по сути, дьявольски любопытна! — Антонелли презрительно ухмыльнулся. — И ты бы не покинул сейчас этот спектакль, подкати я к крыльцу «кадиллак». Ты приехал за разгадкой? Отлично. Получишь ее в дополнение к бесплатным урокам психологии.

Антонелли подал Бербере бокал вина и усадил ее к себе на колени.

— Ну, вот, все зрители на местах, можно начинать. — Он кивнул пришедшей в себя Паоле. — Вы же сильная женщина, синьора делла Форте. Возьмите себя в руки.

— Она была достаточно сильной, чтобы отречься от сына, и при этом даже не упасть в обморок, — напомнила Бербера.

Паола отрешенно смотрела в огонь камина, не реагируя на реплики.

— Урок первый, синьор психолог. Тема: глупость, поскольку именно скудостью ума объясняется всякая приверженность к застарелым догмам. Поведение сына отличалось от того, что в семействе делла Форте считалось нравственным. Романо бил мальчика до беспамятства, отец и мать брезгливо отвернулись от него, втаптывая в грязь, лишая того, что принадлежало Леонардо по праву.

— Отец называл меня мразью, извращенцем, смотрел с гадливостью, как на кучу дерьма. А моя чистейшая, великодушная мамочка приставила ко мне шпиона-доктора…

Налив себе еще вина, Бэ-Бэ вышла в центр гостиной. Она приняла величественную позу, готовясь к обвинительной речи. Но, осушив бокал, икнула и пренебрежительно поморщилась:

— Не стоит метать бисер перед свиньями. Оставь их в покое, Стефано. — Покачнувшись, Бербера рухнула в кресло.

— Я понимаю, что хотел сказать Леонардо. Лекции действительно ни к чему. Здесь нет оголтелых инквизиторов, взывающих спалить на костре все, что отличается от их представления о норме. — Теперь уже Санта старался смягчить тон беседы, опасаясь за состояние Паолы. — Отклонения в сексуальном поведении могут быть обусловлены врожденной физиологической аномалией, как цвет волос или форма носа. Возможно, Леонардо появился на свет с телом мужчины и психологией женщины… Только дело отнюдь не в этом. Не стоит делать из бездушного монстра жертву тупого консерватизма.

Санта приблизился к Бербере, окидывая ее презрительным взглядом.

— Ты был мерзким парнем, Леонардо, гаденышем, способным на предательство и самые изощренные гнусности. Ты стала омерзительной женщиной, Бербера. От тебя смердит падалью! Ты — сама грязь, Леонардо!

— Заткнись, щенок! — Стефано вцепился ему в горло, но Санта, перехватив цепкие руки, отбросил от себя Антонелли.

— Ты же не ограничишься первым уроком, защитник прав сексуальных меньшинств. Продолжай, мы внимательно слушаем. Я еще успею свернуть тебе шею.

Стефано захохотал, словно услышал удачную шутку.

— Я отлично понимаю причину твоей ненависти к Леонардо, отвращение к Бэ-Бэ — это «Голубой принц», не правда ли?.. Хорошо, разберемся во всем по порядку.

Урок второй — зависть. — Как ни в чем не бывало Стефано спокойно расположился в кресле и затянулся сигаретой. Словно созерцая далекое прошлое в голубом дыму, он начал свой рассказ:

— Война подходит к концу, 1944 год. В здешних горах скрывается небольшая группа людей, называющих себя антифашистами. Среди них два парня — четырнадцатилетний Стефано Антонелли, сын командира Джузеппе, и шестнадцатилетний Сальваторе, его приемыш, в сущности, мальчик на побегушках.

Парни шныряют в окрестных деревеньках в поисках провизии, и однажды, перед самым Рождеством, монашки из полуразрушенного монастыря, сами сухие, как мощи, от голода, дают попрошайкам две большие лепешки. Мальчишки тащат свою добычу в лес и в то время, как едва держащийся от голода на ногах Стефано раздает хлеб партизанам, Сальваторе жует свою лепешку, затаившись в кустах… Он давится жесткими кусками, не переставая лить слезы… Он оплакивает свою слабость, свою гнусность и мизерность… Потом парень вышел и сказал, что потерял хлеб. И никто не обвинил его, а Стефано отдал половину своей доли…

Прошли годы. Славный и добрый мальчик Стефано, унаследовав процветающее дело отца, стал богачом, уважаемым человеком. Его почитают как отличного хозяина. Его любят во всей округе, его имя становится символом бескорыстного служения добру, любви к родной земле и своему народу. Антонелли здесь — Антонелли там! Пожертвования, участие в благотворительных кампаниях, строительство школ, приютов, больниц! Стефано почти святой… Непонятно, за что только Всевышний карает его рождением больного сына и смертью любимой жены… Но честный гражданин и безупречный человек не сдается — он продолжает сеять добро… — Стефано с удовольствием дымил тонкой сигарой, наслаждаясь общим вниманием. — Тем временем все чаще и чаще с отвращением и страхом поминают некоего Дона Лиджо, возглавляющего большую мафиозную семью. Дон Лиджо жесток, честолюбив и безжалостен. Он любит крутые игры, его соперники и враги сдают свои позиции, захлебываясь собственной кровью… Гений зла, выродок, сатана…

И вот два года назад злодея настигает заслуженная кара — его автомобиль сгорает дотла на глухом шоссе. Очевидно, противники сумели отомстить негодяю. Прах Дона Лиджо вместе с его зубным протезом и перстнем, найденными на пепелище и подтвердившими, собственно, личность погибшего, захоронен с величайшей помпезностью и почтительностью. Крестным отцом становится его преемник, унаследовав его власть и богатство. Примерно в то же время попадает в автомобильную катастрофу и Стефано Антонелли. Но его жизнь вне опасности — полгода комфортного отдыха на собственной вилле у берегов Тихого океана, — и он возвращается в Италию, к своим делам и к своему благочестию. У бедняги после травмы головы плоховато с памятью, он не всегда узнает окружающих. Да к тому же хромает дикция — перелом челюсти дает о себе знать. Но с ним преданный слуга и помощник Гвидо, привезенный из Америки. Гвидо был рядом со Стефано во время его тяжелого выздоровления и остался верным слугой и помощником в нелегкий период возвращения изувеченного Стефано к прежней жизни.

При поддержке отличных заместителей и подчиненных Стефано продолжает удачно вести дела строительного концерна, увеличивая капитал и разбрасывая щедрой рукой дары. Он стал еще добрее после травмы — вернувшийся к жизни народный любимец… Одно только смущает его — безумный тридцатипятилетний дебил, спрятанный в лечебнице. Сын стал шарахаться от приезжающего с регулярными визитами отца. Несколько раз пытался перегрызть ему горло. — Стефано загасил сигару и задумчиво притих.

— Вот вам и вывод, господин психолог: ни власть, ни деньги не ценятся так высоко, как доброе имя. Благонравие и душевный покой — вот редчайшая ценность, порождающая зависть сильных мира сего, погрязших в скверне.

— Я понял! Теперь я понял все! — Санта закрыл руками лицо, словно спасаясь от созерцания чего-то ужасного.

— Теперь? Только теперь? — удивился Стефано. — Я был уверен, что ты явился с этим и лишь раздумывал, поделиться знанием тайны со мной одним или разделить свою радость с друзьями.

Антонелли насмешливо посмотрел на Кристину и Паолу, застывших в недоумении.

— Я давно заметила, что ты стал другим… — наконец произнесла Паола. — Только не могла понять, почему… Не из-за голоса же, в самом деле. И не потому, что так любившая тебя прежде старушка Чино стала лаять и рычать… Собака, правда, быстро скончалась…

— Неосмотрительно взяв из моей руки сладость, — подсказал Антонелли, весело подмигнув.

— Значит, это ты выкрал из нашего фамильного тайника бриллиант… Франко безгранично доверял тебе, — тихо, словно размышляя вслух, сказала Паола.

— Он советовался со мной во всем. И уж, конечно, по поводу установки сигнализации. Ведь Стефано — большой авторитет в этих делах! — Антонелли расхохотался, входя во вкус саморазоблачения. — Все-таки будем придерживаться хронологической последовательности. Мне не хочется портить гостям удовольствие — последняя речь подсудимого должна быть выразительна и красноречива. Тем более, у нас есть полчаса до десерта. Вы же не собираетесь покидать этот гостеприимный дом, не дождавшись сладостей?