Гринвичский меридиан

Кто-то окликнул его удивленно и радостно:

— Да неужели это Пол Бартон?

Он оглянулся через плечо и поспешно встал, увидев учительницу немецкого языка, которая, как ни странно, и в самом деле была немкой. Ее родители происходили из немцев Поволжья, и во время войны, еще детьми, оказались в Германии. Эмма родилась там, а замуж вышла за англичанина, который увез ее в Лондон. С Полом они сдружились, когда он выяснил ее русские корни и сразу почувствовал интерес к коллеге, на которую еще вчера не обращал внимания. Он расспрашивал ее о России, но ни разу не смог объяснить, почему она так его влечет. В этом было некое тайное предопределение, путь, намеченный Богом, по которому движешься беспрекословно, не задавая вопросов. Так человек внезапно выходит из дома, хотя собирался провести вечер у телевизора, и оказывается сбитым машиной на какой-нибудь проселочной дороге, где они проходят раз в сутки. Прослышав о таком, люди суеверно кивают и говорят: "Судьба".

Примерно то же чувствовал Пол Бартон по отношению к России. Он даже побывал в Пушкинском доме на Лэдброк-гроув, где его встретили приветливо, хотя и с некоторым удивлением. Прослушав выступление приехавшего из Петербурга поэта, Пол еще больше уверился в мысли, что должен попасть в Россию. Такова была его судьба, и от его воли уже ничего не зависело.

И он попал туда.

Теперь пришел черед Эмме Вайз пытать его расспросами о той далекой стране, что отчасти была ее родиной. Она уселась рядом с Полом на выхоложенной лужайке и откинула длинные светлые волосы. Нетерпение так и светилось на ее розовом курносом лице.

— Ну же, Пол! Какая она? Почему вы так быстро вернулись? Она в самом деле так ужасна, как все говорят?

— Здравствуйте, Эмма, — сказал Пол и улыбнулся. Он действительно рад был ее видеть, потому что Эмма несла в себе свет, который почему-то мало кто замечал. Учителя ее недолюбливали, как, впрочем, и всех "переселенцев". Глядя на нее, Пол попытался представить, как чувствовала бы себя здесь его юная русская жена. Конечно, он не дал бы ее в обиду, и все же…

— Что же вы молчите, Пол?! — взмолилась Эмма. — Неужели все было так плохо?

"Все было замечательно…" Как складно, почти без запинки, произнес он эту фразу, от которой тусклое сибирское утро совсем померкло, а пять родинок побледнели. Он сказал ей то, что обычно говорят наутро случайным женщинам, и даже тем самым тоном, которым это говорят. И она сразу все поняла и покорно отступила в толпу теней, когда-либо прошедших через жизнь Пола, чтобы слиться с ними и не мозолить ему глаза. Почему-то он осознал это лишь сейчас, глядя на мягко вылепленное лицо с крупными порами, которое всегда было приятно ему, но никогда не нравилось. Эмма ничуть не была похожа на его русскую звездочку, и все же чем-то неуловимо напоминала ее. Наверное, тем, что умела излучать свет…

— Эмма, — вдруг сказал он совсем не то, что собирался, — я влюбился. По уши. Как мальчишка. Или как старый дурак. Вы — женщина, посоветуйте, что мне делать?

Она заливисто захохотала, потом опомнилась и прикусила тонкую губу.

— Пол, неужели вы не знаете, что делают в таких случаях?

— Это — не такой случай, — терпеливо сказал Пол и понял, что ничего не сумеет объяснить. — Это ни с чем не сравнимый случай…

Эмма поглядела на него почти с материнской жалостью и вздохнула:

— Пол, вы как ребенок… Уж вам ли не знать, что каждому влюбленному его история кажется неповторимой?

"Она не понимает, — с бессилием подумал Пол. — Никто не поймет…"

Разглядывая узенькие, будто съежившиеся от холода травинки, он вяло пообещал:

— Я расскажу вам о России. Потом, ладно? Вот только немного приду в себя.

— Почему вы не привезли ее с собой, Пол?

Он поглядел в позеленевшие от сочувствия глаза и промолчал. Чтобы ответить, Пол должен был рассказать и о своих фильмах, и о наркотиках, и о Режиссере, и о коттеджах в сосновом лесу… И все это послужило бы только прологом к той бесконечной истории, которая могла дать ответ.

— Как вам живется в Англии? — спросил он. — Вы быстро освоились?

— Конечно, — с некоторым недоумением ответила Эмма. — Мне все тут сразу понравилось. Я ведь не одна приехала. Это одному тяжело… Правда, Пол? За своим мужем я отправилась бы даже на Аляску. Да-да, не смейтесь! Человек ведь может быть счастлив только с другим человеком, а не со страной.

Подождав ответных слов, Эмма осторожно спросила:

— Она не захотела покинуть свою Россию?

— Нет, — уверенно возразил Пол. — Она тоже готова была на Аляску… Эмма, я все испортил! Я просто-напросто сломал ей жизнь… В двадцать два года.

Эмма даже головой тряхнула, решив, что ослышалась:

— Сколько ей?

— Двадцать два, — уныло повторил он. — Совсем свихнулся, да? Я тоже так думаю.

— Так дело в этом?

— И не в этом. Я не ощущал этой разницы. Кажется, и она тоже. Дело во мне. Я — чудовище, Эмма, вот в чем дело!

Ее неяркие губы вдруг разошлись в улыбке:

— А знаете, Пол, говорят, когда тебе снится чудовище, нужно спросить у него имя. Вы не пробовали? Может, оно исчезнет?

— Вряд ли, — мрачно отозвался он. — Ведь оно мне не снится. Оно живет во мне. И то и дело вылезает наружу. Я борюсь с ним уже целую жизнь, а все без толку…

Задумчиво подергав длинную прядь, Эмма с надеждой предположила:

— А может, не стоит с ним бороться? Может, вы как-нибудь договоритесь?

— О нет! — воскликнул Пол. — С ним? Нет, с ним не договоришься.

— А вы пробовали?

Он решительно остановил:

— Ладно, Эмма, хватит об этом. Что за идиотский разговор? Слышал бы кто-нибудь… Что в школе? Мое место, конечно, занято до конца года?

Ее щеки опять порозовели:

— К счастью, нет! Никто не верил, что вы долго продержитесь в этом… Как называется тот город? Словом, в России. Вот и взяли пока совместителя.

Пол почувствовал себя слегка оскорбленным:

— Значит, не верили?

— Ну, — спохватилась Эмма, — не в вас не верили. Просто все представляют Россию совершенно дикой страной, заселенной одними разбойниками, вроде Дика Турпина. Это очень далеко от истины?

Пол засмеялся:

— Да в общем-то, нет… Меня обворовали в первые же минуты.

У нее восхищенно раскрылись глаза:

— Не может быть! А что еще с вами приключилось?

Давясь от смеха, Пол начал перечислять:

— Мне едва не отпилили ногу, потом ужасно зашили. Избили. Правда, не особенно сильно. А еще у меня случился инфаркт. Мое сердце умерло в России. Перед вами человек без сердца!

— Пол, вы сочиняете! — она добродушно шлепнула его по руке. — Не могло столько всего случиться за два месяца.

Он напомнил:

— Я же был в России. Там и не такое возможно.

— Слава Богу, вы вернулись! — произнесла она с чувством.

Пол промолчал.

— Пойдемте к детям? — предложила Эмма, оглянувшись. — Сейчас как раз будет звонок. Они вас вспоминали. Спрашивали, не было ли писем. Почему вы нам ни разу не написали?

— Не знаю, — с удивлением признался Пол. — Как-то в голову не приходило.

Она лукаво улыбнулась:

— Ваша голова была занята совсем другим?

— И не только голова, — поддержал он ее тон.

Поднявшись, Пол подал ей руку и помог встать. Ему было известно, что англичанки не выносят, когда подчеркивают их принадлежность к слабому полу, но Бартон упорно продолжал ухаживать за женщинами, как его отец за розами, и в России это произвело впечатление. Он убедился в этом еще до того, как встретил Тамару.

То ли от того, что Эмма не была англичанкой, то ли по какой другой причине, она ничего не имела против, когда Пол открывал перед нею дверь, подавал плащ, а по праздникам целовал руку.

"Ее муж — счастливчик, — с неожиданной завистью подумал он. — Я мог стать таким же…"

— Эмма, — он удержал ее за рукав коричневого плаща, — вы можете мне сказать одну вещь… Наверное, некорректно задавать подобный вопрос…

— Пол, вам я отвечу на любой, — твердо произнесла она, глядя ему прямо в глаза.