В глубине стекла

— Почему готова?

— Ну а куда она денется, их для этого и привезли.

— Это что, проститутки были?

— Обижаешь! Чтобы к моему приезду проституток назвали! Да я бы их за такое поувольнял всех к чёртовой матери! У нас тут не бордель, а вполне респектабельное заведение. Нет, они действительно наши экскурсоводы, сопровождающие групп, в общем, так, мелочь.

— А почему же ты тогда говоришь, что их для этого и привезли?

— Ох, да отцепись ты! Ну и что бы у нас за веселье без них получилось? Сплошные мужики, да пара-тройка этих сушеных селёдок! Нажрались бы как свиньи, да ещё действительно за проститутками побежали! А так, всё чинно и благородно. Корпоративная вечеринка, способствует укреплению единства духа и мыслей. Да и девчонкам порадоваться надо. Они же тут месяцами нормального мужика не видят. С арабами нельзя, стрёмно, в девяти случаях из десяти кончается плохо, и они это знают. С отдыхающими ни-ни, правила строгие, сразу пинка под зад и домой, хотя, втихаря, бывает, конечно. А так с кем? С верблюдом? А тут полное тебе удовольствие, и им хорошо, и начальству радость.

— То есть они могли отказаться?

— Могли. Только как же она откажется? Она же, чтобы на эту работу попасть, такое прошла… и не одну постель, пожалуй. А тут начальство, из правления фирмы, как ему откажешь? А вдруг тебя за это завтра вытурят, да домой, в родной Мухосранск отправят?

— Значит, у них не было выбора?

— Был! — Серёга резко поставил бутылку на столик, достал рюмки. — Был и есть! Выбор всегда есть! Можно сдаться, а можно бороться до конца, можно начальству жопу лизать, а можно человеком оставаться. Выбор всегда есть! Пока человек жив, он может выбирать хотя бы между жизнью и смертью! Вопрос не в том, что выбора нет, вопрос в том, чем ты за своё право выбора заплатить готов. И у них выбор был. Когда они на эту работу пробивались, кто как, а большинство — через койку, когда они сюда ехали, даже сегодня утром у них был выбор. И они свой выбор сделали. Они такие, какие есть, и выбрали они это сами, никто их не заставлял. Кстати, что же ты свою провожать не пошел, посмотрел бы, какие они довольные уезжали, как кошки, наевшиеся мышей. И не морочь себе голову рассуждениями на темы морали, они же первые тебя и засмеют. Ладно, давай лучше выпьем. Я смотрю, ты в школе какой-то чокнутый стал.

Они выпили. Серёга задумчиво крутил в пальцах пустую рюмку.

— Ну и как тебе?

— Что?

— Всё это.

— Нормально. Только не понимаю, что мне-то делать.

— Присматривайся пока. Через недельку начну тебе самостоятельные поручения давать. А с языками ты — молодец. Сегодня днём так с немцами болтал, что мне просто завидно стало.

— Чего завидовать? У тебя своя работа. Слушай, ты говорил, что Сашку тоже хотел на работу позвать. Что, передумал?

— Сашку? Хотел, но Сашка не пошёл бы.

— Почему?

— У него работа стабильная, платят нормально, а главное — жена. Она у него такая стерва, друзей его терпеть не может и его самого скрутила. А эта работа для холостых. На меня не смотри, я в такие поездки не часто езжу, и то жена пилит. Ты-то почему не женился?

— Собирался. «А ведь всего неделя прошла, — подумал Олег. — Всего неделя! В прошлую среду… — Ещё неделю назад собирался».

— Ого! И что случилось?

— Знаешь, всё так перепуталось…

— Ну если не хочешь, не рассказывай.

Олег задумался, помолчал и начал рассказывать. За прошедшие дни он не раз перебирал в памяти происшедшее, мысленно разговаривал с Ольгой, понимал, что вёл себя во многих случаях глупо. Но исправить уже ничего было нельзя. Теперь он смотрел на происшедшее несколько отстранённо, словно со стороны, и рассказ у него получился довольно связный.

— Да, брат, — подвёл итог Серёга, — досталось тебе. Ну со школой всё понятно, ты действительно их бизнесу угрожал, а тут пощады не жди. Народ сейчас из-за денег одичал, за сто рублей могут башку проломить. А уж за несколько тысяч баксов… Считай, что легко отделался.

— Но ведь то, что они делают, делать нельзя, это же детей уродует, это незаконно, в конце концов.

— Эх, законно — незаконно, можно — нельзя, это всё слова, а когда о деньгах речь заходит… Деньги, конечно, маленькие, но для них, как я понимаю, достаточно значимые. Ты думаешь, у нас, в бизнесе, лучше? Глотку перегрызть друг другу готовы! Да те же самые немцы, с которыми ты сегодня так мило болтал, при случае и меня, и фирму нашу сожрут с потрохами и даже не поморщатся. Тут как раз всё ясно. А вот с Ольгой твоей я не врубился. С ней-то из-за чего ты расстался? Ты её любил?

— Любил, да и сейчас люблю, но как ты не понимаешь? Мы же с ней много раз обо всём этом говорили. Она соглашалась, возмущалась, поддакивала, а за моей спиной всё делала точно так же, как они. Она меня обманывала! Когда на меня наехали, она ни слова не сказала, в сторонке стояла. И потом, я же предложил ей увольняться вместе со мной, а она не захотела. Она и до этого то ли со мной была, то ли нет. Всё время домой старалась скорее убежать. Ты же сам только что говорил: «У человека всегда есть выбор», вот она и выбрала.

— Выбор? Выбор это да, это есть. Да только выбор за себя имеешь право делать, а за других… Ты говорил, у неё с матерью проблемы. А что с ней?

— Шизофрения, кажется.

— Да, не позавидуешь.

— Ну могла бы как-то эту проблему решить. Больницы есть, в конце концов.

— Больницы? Ты знаешь, что у нас в больницах творится? Вот именно. А ты бы свою мать в дурдом наш российский отдал? Молчишь? Вот и я бы не отдал.

— Но я же звал её с собой!

— Куда? Куда ты её звал? Замуж, насколько я понимаю, ты её не звал.

— Но как она могла там остаться, если со мной так подло поступили? Я бы на её месте…

— Вот-вот. Ты себя на её место поставь. Зарплата у неё, я понимаю, не больше твоей была. Так? Так! Доходов больше никаких. На руках мать, хуже маленького ребёнка, ребёнок, тот хоть растёт да умнеет, а тут — безнадёга, лучше не станет, только хуже. Ей, чтобы выжить, вертеться приходится, хоть где-нибудь, да подработать. А тут ты, со своей высокой моралью. Прав-то ты, конечно, прав, на сто процентов прав, только ей от твоей правоты не легче. Ей кушать хочется, ей одеться нужно. Выбор! Выбор она сделала, когда детей учить пошла, когда с тобой жила. Ты ей помогал хоть как-то, материально, я имею в виду? Нет? Да ещё вдобавок уволиться предлагаешь! Заметь, не замуж зовёшь, а на битву за высокие идеалы. Это мать у нее сумасшедшая, а она — нормальная баба. Женщине борьба за идеалы — тьфу, ей борьба за мужика понятна. Вот за своим мужиком она хоть на край света, а за идеалы, извини. Если бы ты её мужем был, она бы всем глотку перегрызла и вместе с тобой ушла, потому что уверена была бы, случись что, и ты так же поступишь. Ты хоть поговорил с ней, объяснился?

— Нет.

— Что, так и не увиделись?!

— Вначале не хотел, а потом всё как-то закрутилось. Родители, ты, поездка эта. Времени совершенно не было.

— Но позвонить-то ты ей мог?!

— Зачем? Она бы и сама могла позвонить, но не захотела.

— Странно, Олег, баб у тебя, я помню, всегда полно было, а понимать ты их совсем не понимаешь. Женщина такая, какая она есть, и никто её не переделает, ни Бог, ни чёрт, и уж точно не мы с тобой. Ты что, не знаешь, что если даже виновата женщина, просить прощения всё равно мужику придётся. Позвонить надо было, поговорить.

— Наверное, надо было.

— Вот и позвони сейчас!

— Три часа ночи!

— В Москве два! Звони, дурак, если любишь. Для такого дела любое время подходит! Звони с мобильника, через отель дольше.

Олег, сокрушенный Серёгиным напором, достал мобильник, задумчиво посмотрел на кнопочки.

— Давай, наберу, — Серёга отобрал аппарат, — диктуй номер. Держи!

В далёкой Москве долго звучали длинные редкие гудки. «Странно, — думал Олег, вслушиваясь в их размеренно-отрезвляющее звучание, — Ольга раньше никогда телефон на ночь не отключала. Наверное, специально».