Вновь вернуть любовь (ЛП)

* * *

Как только мы прибыли в санитарную палатку, они забрали Джоунза с твёрдых пластиковых носилок и поместили его на койку передо мной. Один из медбратьев разрезал его униформу и быстро начал подсоединять его к различным мониторам. Ещё один вводил лекарства в его капельницу, пока врач выкрикивал команды им обоим.

Джоунз поверхностно дышал, его кожа побледнела, приобретая почти серый оттенок, и он больше не реагировал ни на кого и ни на что.

Просыпайся, чёрт же тебя дери! Проклятье!

Монитор издал продолжительный писк.

— Нет пульса, — сказал медбрат доктору. — Начинаю непрямой массаж сердца.

Стоя там, я в неверии наблюдал, как парень делал массаж сердца. У меня подкашивались колени, и я перестал дышать. Было слишком больно дышать. Все вокруг меня, казалось, двигались в замедленном движении, а я слышал только белый шум.

— Один, два, три, четыре, пять, — отсчитывал медбрат, пока нажимал на грудь Джоунза равномерными толчками. Скрип его рёбер было слишком тяжело выносить.

Все звуки — хруст костей, сигналы аппаратуры, шипение кислородного аппарата, когда они набирали воздух, и булькающие звуки, исходящие изо рта Джоунза, — я знал, что они будут преследовать меня до конца моих дней.

Отрывая от него взгляд, я посмотрел вверх на монитор и увидел крохотный подъём на линии с каждым разом, когда на его грудь оказывали давление. Я не мог вымолвить вслух ни слова, но внутри я кричал:

Борись, Джоунз, давай, ты, упрямый ублюдок! БОРИСЬ!

Меня отправляли в командировку множество раз, я видел десятки мёртвых тел и принимал сотни сложных решений. Но ни одно из них не повлияло на меня так, как то, что происходило передо мной сейчас. Я смотрел на Джоунза, знал, что он мог умереть, и ничего не мог поделать. Это разрывало меня на кусочки и пробуждало ярость внутри.

Это моя вина. Он был под моей ответственностью. Я должен был сделать всё по-другому, и он был бы жив. Это я не заслуживаю жизни.

Я стоял там, чувствуя себя беспомощным.

— Достаточно. Прекратить массаж сердца, — сказал доктор, снимая окровавленные перчатки и выбрасывая их в красное дезинфицированное ведро за спиной.

Прекратить массаж сердца? Нет!

Доктор нахмурился и посмотрел на часы.

— Время смерти… четырнадцать-ноль-ноль.

— Подождите, нет! — Я подбежал к Джоунзу и принялся надавливать на его грудь сам. Рука и плечо горели с каждым толчком, но мне было плевать. — Ааааа! Давай, чёрт возьми!

Рука схватила меня за предплечье.

— Сержант, мне жаль, но он умер. Мы ничего не можем сделать.

Я отдёрнул руку.

— Не прикасайся ко мне! — крикнул я. Пульс грохотал, в ушах звенело, голова кружилась. — Давай, Джоунз. Давай же, старик. Не сейчас. Не так, — выкрикивал я. По-прежнему ничего. Неизвестно сколько секунд спустя, я прекратил массаж, сделал шаг назад и втянул глоток воздуха, понимая, он на самом деле умер. Он был мёртв, и это случилось из-за меня.

Мне нужно было самому отправляться вперёд.

Мой желудок скрутило, а по лицу стекал пот. Поворачиваясь, я схватил маленькое металлическое ведро и меня вырвало в него. Поставив ёмкость на пол, я почувствовал резкий болезненный укол в плече.

Я потянулся туда, где ощущал боль.

— Ооо, чёрт, — мои пальцы коснулись чего-то тёплого и липкого. Ещё кровь Джоунза?

Тело тяжелело, комната вращалась быстрее, пока всё перед глазами заволакивало туманом, и я терял равновесие.

— Сержант, вас подстрелили, — было последнее, что я услышал перед тем, как всё накрыл мрак.

ГЛАВА 27

ЗЕЙН

Что происходит? И где я нахожусь?

Я моргнул, прилагая все усилия, чтобы сфокусироваться. В голове стучало. Я приподнял одну руку и увидел торчащую в ней иглу капельницы, а на второй — манжет для измерения давления.

— С возвращением, сержант, — произнесла высокая блондинка, вешая ещё один пакет с соляным раствором на штатив возле моей койки. — Как вы себя чувствуете?

Я проигнорировал её и посмотрел на койку рядом с моей. Тела Джоунза там больше не было. Я надеялся, что это всё оказалось плохим сном. Может, Джоунз вот-вот войдёт в любую минуту и скажет мне, какой же я придурок, что попал под пулю. У нас с ним были плохие времена, но, когда доходило до такого, мы всегда прикрывали друг друга.

— Где Джоунз? — спросил я, не узнавая свой хриплый и уставший голос.

— Они забрали его тело для подготовки к транспортировке в штаты, — ответила она тихо. — Я очень сочувствую вашей потере.

Нет. Блядь.

Это не было сном. Джоунза на самом деле не стало.

Я попытался сглотнуть, но в горле и во рту пересохло. Что с его женой? Его дочерями? Теперь им придётся расти без отца. Что случится, когда они вырастут, а его не будет рядом, чтобы провести их по проходу к алтарю на их свадьбе, или для других важных событий?

Его дочери всегда называли меня дядя Зейн, и я любил их, словно свою собственную семью. Их большие, зелёные глаза вспыхнули у меня в мыслях, когда я представил, как я объясню им, что их отец — герой. Я на сто процентов удостоверюсь, что они узнают, каким смелым он был.

Пока я лежал и скрывал слёзы своей утраты, вошёл доктор и рассказал мне о моих повреждениях. Слава Богу, пуля не нанесла существенного вреда. Несколько швов, немного «Мотрина» — потому что все в армии знают, что «Мотрин» лечит всё — и пара недель с повязкой.

Хотя мне хотелось, чтобы всё было хуже. Хотелось умереть вместо Джоунза. Я никогда не чувствовал ничего настолько травмирующего, как потеря лучшего друга и брата в одном лице. Наша работа — опасная, так что всегда есть шанс, что что-то случится, но это что-то никогда не ощущается настоящим, пока на самом деле не произойдёт, особенно когда ты всем командуешь.

В течении следующих недель командир несколько раз пытался отправить меня домой, но я настоял на том, чтобы закончить командировку. Это была моя последняя активная служба, поэтому я хотел закончить её с моими ребятами, со многими из которых и ранее был вместе на одних и тех же операциях.

После кончины Джоунза я не собирался уезжать, пока миссия не будет доведена до конца. Это было наименьшим, что я мог сделать.

* * *

Я два месяца справлялся с эмоциями после потери Джоунза. Я не хотел просыпаться по утрам. Существовал как пустая оболочка. Да, я заставлял себя двигаться и жить, но внутри был разбит. Каждый день напоминал мне о его смерти.

Не важно, как сильно я пытался остановить галлюцинации, я не мог. Работать без моего друга было адом. Все остальные могли смеяться и продолжать жить дальше, но не я. Прежним я больше никогда не буду.

После работы я угрюмо возвращался в свою палатку и ложился спать. Я отодвинул чёрную шторку, которую вешал для разделения личного пространства, и она упала на пол.

Проклятье.

С тех пор, как умер Джоунз, самые мельчайшие вещи отправляли меня за грань ярости. Я был словно заряжённый пистолет, на взводе и готовый выстрелить.

Я был слишком уставшим и злым, чтобы вновь вешать шторку, так что пнул её ногой в сторону. Знал же, что злился не на шторку, и не на идиота, который жевал с открытым ртом, и не на придурка, который бросал штанги на землю после тренировки. Злость внутри меня была направлена на потерю Джоунза. Эмоции бушевали, и меня утомляла каждая мельчайшая деталь, которая меня выводила.

Я боролся с реальностью того, что поеду домой и увижу свою семью без него. Вина окутывала меня потому, что я собирался домой, и потому что часть меня радовалась возвращению к Чесни и детям.

На моей койке лежало письмо. Я сел и уставился на конверт от Чесни. Поднеся его к носу, я смог почувствовать запах ванильных духов, которые купил ей. Всего лишь аромата хватило, чтобы вызвать воспоминания о нас на поверхность. Закрывая глаза, я вспомнил какая она на вкус, как её волосы пахли сахарным печеньем, и как её тело ощущалось на моём.