Победители и побежденные

Тёму уже жутко интересовало то, как «делают детей». Тоже покраснев, он молча кивнул, и Николка повел его к соседнему бараку. Перебравшись через невысокий забор, утопая в снегу, пацаны добрались до окна на первом этаже и приникли к стеклу. Зрелище было такое, что им мог позавидовать любой эротоман!

Прямо перед их глазами, на старинной двуспальной кровати с никелированными шариками занималась любовью совершенно голая молодая пара. Это были молодожены, которые даже днем, как уже известно было всем соседям, находили время для секса. Несмотря на малолетство, Тёма и Николка отлично знали, чем они занимаются, хотя и не понимали, почему затрачивают столько усилий и мучительно стонут. Но смотреть было очень интересно!

От этого увлекательного занятия их оторвал окрик вышедшей из дома бабки, и ребята бросились наутек. Они порядком озябли и отправились к Николке, чтобы отогреться и поиграть в тепле. Его отец и мать были на работе, и друзья, сбросив пальто и валенки, прямо на полу занялись борьбой, устроив в комнате изрядный кавардак.

— А ты знаешь, что твоя баба Ада — жидовка, и все старухи, которые всегда у нее толкутся, тоже? — спросил Николка, когда они, подустав, сидели, отдуваясь после очередного поединка. — Мамка говорит, что жиды пьют кровь христианских младенцев.

Тёма попробовал представить свою маленькую симпатичную бабушку в образе злой ведьмы, и это было столь дико и невероятно, что он пришел в негодование.

— Думай, что говоришь! Не то дам леща и дружить не буду, — заявил он приятелю. — Чтоб моя бабушка такое могла — это надо придумать!

— А чего тогда у бабы Ады всегда старухи собираются и какие-то праздники не наши справляют? — въедливо спросил Николка. — Ты ничего не знаешь, но мы-то, как соседи, все видим. Неужто твой дедушка тоже жид?

— Ну и дурак же ты! — разозлился Тёма. — Как он может быть жидом, когда у него на шее крестик висит? Разве ты не знаешь?

— Знаю, конечно, — немного растерянно согласился Николка. — И в церкви деда Илью видели. Но твоя бабка крестика не носит! — нашелся он.

Тёма сразу вспомнил подслушанный разговор бабушки с дедом и огорченно подумал, что, похоже, его приятель говорит правду. Но конечно, кроме крови христианских младенцев. Не найдя лучшего выхода, он небрежно бросил:

— Все это, Николка, глупости! Нас с тобой чему в школе учат? — Тёма с видом превосходства посмотрел на приятеля. — Никакого Бога нет. Его попы выдумали, чтобы охмурять народ. Дед это понял и не ходит в церковь. А бабушка — очень умная. Она раньше его это поняла. Вот и крестик не носит.

Однако в том, что Николка прав, он убедился очень скоро, когда вместе с родителями приехал в Лосинку накануне праздника Пасхи.

Христианская Пасха не совпадает с иудейской. Но оба светлых праздника доставляют много радости верующим, так как им предшествует длительный пост, после которого можно вволю разговеться, и поэтому готовится много вкусной еды. На этот счет бабушка Ада была большая мастерица. Помимо традиционной мацы, она делала замечательное хрустящее печенье «хворост», превосходно готовила любимые еврейские блюда: «фиш-картошку», фаршированную рыбу и еще много такого, чего, как говорится, пальчики оближешь.

Именно поэтому, хотя верность своей религии в семье сохранила она одна, на ее вкусный праздник обычно собирались все дети, за исключением младшей, Киры. Приехав погостить к брату, когда Сергей Ильич еще работал в Ашхабаде, она вышла замуж за его коллегу-врача, родила двоих детей, да так и осталась жить в дальних южных краях.

Из Туркмении они выезжали крайне редко.

Вот и на этот раз в Лосинке за столом в большой комнате барака было тесно. Мало того, что старший сын привез всех своих, но и Борис, успевший получить квартиру и жениться, прибыл к матери вместе с женой Ирой: она уже была на шестом месяце беременности. Баба Ада с Феней наготовили всего полным-полно, каждый из гостей обладал здоровым аппетитом, и за столом было весело и шумно. Говорилось много тостов и обсуждались текущие дела.

Разговоры вертелись вокруг прихода к власти в Германии Гитлера и начавшегося там фашистского террора.

— Да уж, твою Пасху там сейчас вряд ли кто-то празднует, — объяснил матери Борис. — Нацисты считают евреев людьми второго сорта, грозят уничтожить, устраивают облавы и погромы. Бросают их вместе с коммунистами и прочими противниками режима в концентрационные лагеря!

— Им надо дать по рукам, пока силы не набрали и не сломили дух немецких антифашистов! — горячо произнес Илья, активный комсомолец, мечтающий о вступлении в партию. — Надо объявить Гитлеру войну и оказать интернациональную помощь коммунистам, пока их там всех не перебили. Я первый пойду добровольцем!

— Не готовы мы воевать, — возразил ему Борис. — Ведь только начали строить современную систему укреплений. Я как раз этим сейчас занимаюсь. И армию надо перевооружать. Нашей славной конницей немецкие танки не одолеть!

— А как же в кино мы всех побеждаем? — скромно подал голос младший из братьев, студент Дима. — Разве наша авиация, наши летчики не самые лучшие в мире?

— Летчики-то хорошие, но Боря прав, — сказал свое веское слово Сергей Ильич. — Наша промышленность только начинает набирать обороты, страна еще не оправилась от голода, да и братским компартиям приходится помогать. Не готовы мы еще к новой войне! — Он поднял свой бокал и провозгласил тост.

— Давайте лучше сначала укрепим свое государство, построим процветающее общество у себя. Выпьем же за победу коммунизма в отдельно взятой стране! Ленин учит, что это возможно!

Все дружно выпили, хорошо закусили и молчавшая во время разговора о политике баба Ада с нескрываемым скепсисом произнесла:

— А вы что, дети, и правда верите в победу этого, — она запнулась, произнося трудное слово, — коммунизьма? Сколько лет об этом все талдычут, а чтобы это все сготовить, — указала рукой на стол, — я на базаре за один раз истратила столько, сколько мой дед за месяц зарабатывает. — И не без ехидства добавила: — Вот вы у меня все такие партейные, а мою Пасху уважили. И молодцы. А ваши вожди — непутевые, раз веру преследуют. Бог не даст им удачи!

Ее слова вызвали легкий шок, и Сергей Ильич, как старший, счел нужным внести ясность.

— Мы здесь собрались не Пасху праздновать, тем более еврейскую, а чтобы повидаться и поесть твоей вкусной стряпни. А раз ты сама об этом заговорила, то и я скажу прямо, — нахмурив брови, посмотрел он на мать. — Не делом ты занялась, что собираешь у себя верующих старух. На всех нас бросаешь тень! Вот отец ведет себя умно — за что ему большое спасибо.

Но маленькая баба Ада обладала сильным характером.

— Господь накажет вас, безбожников. Совсем загнали народ! Разве так люди жили при прежней власти? Вот ты, Сергей, вроде большой начальник, а ведь еле с семьей перебиваешься! Ты дай людям хорошую жизнь, а не энтот… тьфу, — опять запнулась старуха, — коммунизьм.

Братья, как по команде, переглянулись, и в их испуганных глазах можно было прочесть: «Не дай Бог кто-нибудь услышит!». Первым опомнился Борис.

— Ну, мама, ты и даешь, — строго произнес он. — Не смей нигде высказывать такое! Даже своим старухам! Ты же не хочешь закончить жизнь в тюрьме и всех нас потащить за собой?

Наступило тяжелое молчание, но по виноватым глазам бабы Ады было видно, что она сожалеет о своей вспышке. Поэтому на политические темы больше не говорили.

Всю ночь валил снег, но наутро выглянуло солнце, и Анна Михеевна предложила детям пойти на прогулку. Тёма охотно согласился, а Леля отказалась наотрез. Очевидно, ей хотелось еще немного поспать.

Тепло одевшись, не спеша отправились по протоптанной тропинке в сторону железнодорожной станции. Стоял легкий морозец, и долгое время шли молча, с наслаждением вдыхая чистый сельский воздух. Но когда повернули обратно, Тёма не выдержал и спросил то, что давно вертелось у него на языке: