Никогда-никогда 3 (ЛП)

Когда я дошла до двери, Силас открыл дверь машины и крикнул мне напоследок:

— Я не стану по тебе скучать, Чарли.

Его комментарий до того меня удивил, что я обернулась.

— Я буду скучать по тебе старой. По Чарли, в которую я влюбился. Но та, в кого ты превращаешься… — он махнул на меня рукой. — Не достойна того, чтобы по ней скучали.

Он сел в машину и хлопнул дверью. Затем сдал назад и уехал, оставив эхо от визга шин по асфальту моего захудалого квартала.

И всё, его нет.

Крошечная часть меня злится, что он не прилагал особых усилий, чтобы отговорить меня. Большая же часть чувствует облегчение, что с этим покончено.

Всё это время он изо всех сил пытался вспомнить, какими были раньше наши отношения, и убедил себя, что однажды они смогут снова такими быть.

Пока он тратит всё свое время на воспоминания, я пытаюсь забыть.

Я не хочу помнить, какие ощущения у меня вызывали его поцелуи.

Я не хочу помнить, каково его любить.

Я хочу забыть Силаса Нэша и всё остальное в этом мире, что напоминает мне о нём.

5 — Чарли

Тюрьма выглядит не совсем так, как я ожидала. Да и как я ее себе вообще представляла? Каким-нибудь мрачным, гниющим зданием на фоне серого неба и пустынной земли? Я не помню, как сама выгляжу, но при этом думаю, что знаю, как должна выглядеть тюрьма. Я смеюсь при выходе из машины, расправляя одежду. Здание из красного кирпича вырисовывается ярким пятном на фоне голубого неба. На газонах растут цветы, колыхающиеся при легком ветерке. Единственное, что портит данную идиллию, это колючая проволока, тянущаяся вдоль забора.

— Здесь не так уж плохо, — говорю я.

Силас, выйдя за мной, поднимает брови.

— Особенно когда это не ты здесь заперт.

Мои щеки краснеют. Может, я и не знаю, кто я такая, но я точно уверенна, что с моей стороны было глупо так говорить.

— Да уж. Видимо, Чарли та ещё стерва.

Он смеется и берет меня за руку прежде, чем я успеваю возразить. Я оглядываюсь на машину — Джанетт и Лэндон наблюдают за нами через боковое окно. Вид у них как у грустных щеночков.

— Останься с ними, — говорю я. — А то подростковая беременность сейчас в моде.

Силас хихикает.

— Шутишь? Разве ты не видела, как они цапались всю дорогу сюда?

— Сексуальное напряжение, — припеваю я, открывая дверь в приёмную.

Внутри воздух спёртый. Я морщу носик и спешу к окошку. Передо мной стоит женщина с детьми, которые дергают ее за руки. Она ругает их, прежде чем рявкнуть своё имя секретарше и передать ей свои документы.

«Чёрт! Сколько мне должно быть лет, чтобы просить аудиенции с заключенным?» Я ищу документы и дожидаюсь своей очереди. Силас сжимает мне руку, и я слабо ему улыбаюсь.

— Следующий, — раздается голос. Я подхожу к окошку и говорю женщине с суровым лицом кого я пришла навестить.

— Вы есть в списке? — спрашивает она. Я киваю. В письмах говорилось, что я навещала отца пару раз после его заключения в тюрьму.

— А он? — она смотрит в сторону Силаса, достающего свои права. Спустя минуту их возвращают обратно. — Его нет в списке.

— О…

У нее уходит ещё пара минут на то, чтобы ввести все данные в компьютер, а затем она вручает мне карточку посетителя.

— Оставьте сумку своему другу, — говорит женщина. — Он может подождать здесь.

Мне хочется закричать. И не хочется идти туда одной и говорить с каким-то мужчиной, который предположительно мой отец. Силас всегда кажется таким собранным… Было бы лучше, если бы он пошёл со мною.

— Я не уверена, что смогу это сделать. Я даже не знаю, что спрашивать!

Он берет меня за плечи и наклоняет голову, чтобы посмотреть мне в глаза.

— Чарли, судя по его письмам, этот мужчина — тот еще козёл. Не поддавайся его чарам. Добейся ответов и уходи, ясно?

Я киваю.

— Хорошо, — оглядываю тусклую приёмную: желтые стены и ужасающие растения в горшочках, которые явно были куплены с целью придать этому месту шарма, — но ничего не вышло. — Ты будешь ждать здесь?

— Да, — тихо отвечает он. Парень смотрит мне в глаза, и его губы расплываются в едва заметной улыбке.

У меня такое чувство, словно он хочет меня поцеловать, и это пугает. Опасность неизведанного. Вот только я уже знаю, каково его целовать. Просто вспомнить не могу.

— Если это надолго, то возвращайся в машину к ребятам. Как я уже говорила, подростковая беременность и всё такое.

Он обнадеживающе улыбается.

— Ладно, — заканчиваю я, делая шаг назад. — Увидимся по другую сторону.

Я пытаюсь придать себе грозный вид, проходя через металлоискатели, потом охранник обыскивает меня. У меня подкашиваются коленки. Оглядываюсь на Силаса, стоящего с руками в карманах и наблюдающего за мной. Он кивает головой, поторапливая меня, и я чувствую прилив храбрости.

— Я смогу, — бурчу себе под нос. — Просто коротенький визит к папочке.

Меня отводят в комнату и просят подождать. В ней стоят двадцать причудливых столов. Женщина, стоявшая передо мной в очереди, сидит за одним из них, уперевшись головой в ладони, пока ее дети играют в углу, собирая кубики. Я сажусь на максимальном расстоянии от них и прожигаю взглядом дверь. В любую минуту через нее пройдет мой так называемый отец, а я даже не знаю, как он выглядит. Что, если я ошибусь? Я подумываю уйти — просто убежать и сказать остальным, что он не пожелал меня видеть — как вдруг он приходит. Узнаю я его потому, что он мгновенно находит меня взглядом, улыбается и направляется в мою сторону. «Идёт» не совсем подходящее слово, чтобы это описать. Он вальяжно прогуливается. Я не встаю.

— Привет, Бусинка, — говорит он, после чего неловко меня обнимает. Я же чувствую себя натянутой как струна.

— Привет, …пап.

Мужчина садится на стул напротив меня, улыбка не сходит с его лица. Я могу понять, почему так его обожала. Даже в тюремном комбинезоне он выглядит здесь не к месту. Его белоснежные зубы и аккуратно уложенные светлые волосы кажутся неправильными. Джанетт была права. Мы, наверное, похожи на маму, потому что я не вижу никакого сходства с отцом. Может, у меня его губы. Но не бледный цвет кожи. Не его глаза. Увидев свою фотографию, первым делом я обратила внимание именно на них. Мой взгляд на фото довольно грустный. Его же глаза выдают веселье, взгляд живой, хотя вряд ли отцу есть из-за чего веселиться. Это меня подкупает.

— Тебя не было две недели, — говорит он. — Я уж испугался, что вы оставили меня здесь гнить.

Я тут же отмахиваюсь от мыслей о его очаровании. «Самовлюбленный придурок!»

Я уже раскусила его, хотя познакомилась с ним лишь минуту назад. Он говорит с искрящимся взглядом и улыбкой на лице, но его слова действуют хуже удара хлыста.

— Ты оставил нас без ничего. У нас проблемы с машиной, и мне трудно преодолеть такой долгий путь. А еще моя мать — алкоголичка. Мне кажется, что я злюсь на тебя за это, но, увы, не помню.

Он смотрит на меня с минуту, улыбка застывает на его лице.

— Мне жаль, что ты так себя чувствуешь.

Затем он складывает руки на столе и наклоняется вперед. Смотрит на меня изучающим взглядом. Это вызывает дискомфорт — такое впечатление, что он знает меня лучше, чем я себя. Хотя, в данной ситуации, это, наверное, правда.

— Сегодня утром мне звонили, — говорит он, откидываясь на спинку стула.

— Да? И кто же?

Он качает головой.

— Неважно кто. Главное, что они рассказали. О тебе.

Я никак это не комментирую. Похоже на уловку.

— Ты ничего не хочешь мне рассказать, Шарлиз?

Я склоняю голову. Что за игру он ведёт?

— Нет.

Он слабо кивает, а затем поджимает губы, ставит ладони треугольником и упирается в них подбородком, пристально глядя на меня.

— Мне сказали, что ты проникла на частную территорию. И что есть причины полагать, что ты находилась под действием наркотиков.

Я отвечаю не сразу. «Кто мог рассказать ему об этом? Гадалка?» В конце концов, я была именно в ее доме. Насколько мне известно, мы никому не рассказывали о случившемся. Просто поехали прямиком в отель, если верить запискам.