Дневник романтической дурочки

— Ты еще заставляла его красть? Я ничего не знала, — в ужасе отпрянула от сестры Эва.

— А ты никогда ничего не хотела знать. Ты жила в вымышленном мире.

— Ничего подобного. Ты ведь у нас артистка, это ты перелетала из оперетки в оперу и наоборот.

— Но я играла на сцене, а в жизни я жила настоящими страстями, а не вымышленными, как ты.

Мы переводили глаза с одной спорщицы на другую. Я никогда не думала, что в жизни могут происходить такие сцены. Противницы казались очень искренними, и подумать, что все это лишь игра, было невозможно. Все ждали продолжения. Для членов семьи это было таким же откровением, как для меня и Лены. Оторваться от этого зрелища они тоже не могли. Нас вернул на землю Митин голос:

— Неужели за несколько десятков лет вы так и не выяснили отношения? И неужели сейчас все это может иметь хоть какое-то значение?

— Представь себе, дорогой внук, что для нас это важно. Кроме того, я не люблю недосказанностей. Хотя тебе это вряд ли понятно. Так я продолжу.

Все дружно закивали головами, хотя выражения лиц были разные. Сын Руфы сидел согнувшись и не поднимал глаз, как будто стыдился чего-то, жена его, задумчиво улыбаясь, взирала на все это с высоты балетного полета, семья Ольги была в недоумении. Пожалуй, только два человека пытались вникнуть в ситуацию и принимали в ней живейшее участие — внуки. Правда, проявляли они это по-разному. Даниил задумчиво и хмуро курил, а Митя веселился и подначивал старушек.

Руфа долго описывала перипетии их длинной и разнообразной жизни, пока не добралась до 1940 года. После многих лет странствий они с сестрой оказались в Латвии.

— Постоянной труппы там не было, но зато у прибалтов огромное количество местных праздников, в поселках и маленьких городках любят шумные свадьбы и дни рождения. Вот на них я и выступала, — продолжала рассказ хозяйка. — Моя младшая сестра училась, а я зарабатывала деньги. Но нам опять не повезло. Как только я подумала, что в одном тихом городке можно осесть и уже отсюда кататься по окрестностям, началась война. Я не меняю своих принципов, чего бы мне это ни стоило. Я продолжала упорно работать хоть при немцах, хоть при русских.

— Ты мне никогда не говорила, что тебе все равно. Зачем ты сейчас наговариваешь на себя, Руфочка. Я же помню, что ты очень волновалась и переживала.

— Я боялась, что нас угонят в Германию или заставят распахивать прибалтийские поля.

— Мама, постой, ты хочешь сказать, что тебе было безразлично, кто стоит у власти и какие идеалы эти люди защищают? — удивился Владимир Анатольевич.

— Мой дорогой сын, тебе уже довольно много лет. Ты прочел огромное количество умных книг. Неужели ты так и не понял, что главное свойство здорового живого человека — в любой ситуации, особенно опасной, искать выход из положения. Я его нашла. И вряд ли можно меня за это осуждать. А еще я хорошо знала, как обстоит дело с идеалами в сталинских лагерях. Туда сослали не одну мою приятельницу. А предавать я никого не предавала, если ты об этом. Я…

Руфе пришлось замолчать, так как в этот момент на веранде появился еще один гость, который и продолжил этот занимательный сюжет:

— Руфина, ты скромничаешь, ты же мне очень помогала. Забыла? — с улыбкой произнес вошедший.

— Перестань, Ларик, кому это теперь интересно?

— Напротив, именно это и важно. Остальное все чепуха. Я добавлю к твоему повествованию несколько слов. Мы не виделись много лет. И вдруг случайно встречаемся на улице этого маленького городка. Слава Богу, мы еще не так изменились, чтобы не узнать друг друга. Я попросил свою старую приятельницу пристроить меня на работу. Руфа не стала спрашивать, как я оказался в это время в этой части света, на чьей я стороне, и вообще, кто я теперь такой. Она просто помогла. Через несколько дней я уже работал фокусником в местном кабачке, где собирался весь гарнизон немецких офицеров.

— Ты забыл одну деталь, милый друг, — заметила Эва. — У нас с тобой была любовь.

— Это ты так считала, моя дорогая сестра, что у вас с Лариком были особые высокие отношения. Ты опять витала в облаках.

— Давайте будем справедливы. Мне было очень приятно внимание милой молодой и неопытной девушки, но ответить на ее чувство я не имел права, да и предложить мне ей тогда было нечего.

— А моя старшая сестра ничего не требовала? Поэтому с ней было легко? — кипятилась Эва.

— Почему не требовала? Она запретила мне портить тебе жизнь, Эвочка. Я свое слово сдержал.

— А в это время сама крутила с тобой роман? Замечательно.

— У нас не было никакого романа и не могло быть. Просто я помогала ему коротать вечера и… ночи. А ты, старая идиотка, все мечтаешь о высоком.

Не знаю, как остальные гости, а я подумала, что Эву либо хватит удар, либо она вцепится сестре в волосы. Но ничего не произошло.

— Я, пожалуй уж, закончу эту историю, — спокойно сказал гость. — Во время номеров, которые исполняла Руфа, я получал некоторую нужную информацию. Происходило это очень просто. За подвязку, которая держала чулки опереточной примадонны, гости клали деньги, среди купюр были и записки. Одна из таких бумажек предназначалась мне.

Все молча и восхищенно воззрились на старую даму; пытаясь представить ее в легкомысленном костюме опереточной дивы.

— А что ты, бабушка Эва, так всю жизнь и прожила, ничего не ведая? И когда же обнаружился этот безумный адюльтер, который тебя потряс? — задыхаясь от смеха, спросил Митя.

— Два года назад. Мы играли, как и все летние вечера, в карты, и вдруг выясняется, что я всю жизнь любила обманщика, — заламывая руки, прошептала Эва.

— Ну не знаю… Ты довольно скоро выскочила замуж и никогда не говорила о своей невообразимой страсти, — заметила сестра.

— Ты тоже многого не рассказывала.

— Я предлагаю на этом прекратить прения и перейти к художественной части, — взяв первые аккорды на рояле, произнес Даня…

Потом вечер пошел по накатанной колее. Руфа пела, Анна Николаевна танцевала с Митей. Эва играла на гитаре. А я мечтала. Вот это жизнь. Такая она должна быть, и такой я ее хочу прожить.

— О чем думаем? — услышала я голос Мити и покраснела. — Нравится?

— Очень, очень.

— Тоже хочешь стать артисткой, как все девочки?

— Нет, — честно призналась я.

— А я вот хочу. У меня по наследству хороший голос. Учусь в консерватории. Буду знаменитым. Точно знаю.

— Не сомневаюсь, — искренне сказала я.

— А ты кем собираешься стать?

— Не думала еще об этом. Мои близкие надеются, что я буду изучать языки.

— А, ну да. Поэтому ты ездишь в Москву на занятия. Вспомнил.

— Точно. Но я не горю этой перспективой, а другого ничего не умею.

— Что-нибудь уже пробовала?

— Нет. А что я могу? Рисовать не умею, петь тоже.

— Ну еще успеешь решить. Я пойду, меня мама зовет.

Я видела, что ему уже надоел этот разговор с малолеткой. Только хорошее воспитание заставило его уделить мне несколько минут. И на том спасибо. Я обернулась и увидела своих подружек, пристально смотрящих на меня.

— Влюбилась? — с издевкой спросила Олька.

— В кого? — сделав честные глаза, удивилась я.

— В Митьку. Я весь вечер на тебя смотрю. Ты глаз от него отвести не можешь. И Ленка тоже заметила.

— Ты вообще-то хоть что-нибудь слышала из происходящего сегодня? — вторила ей Лена.

— Слышала и видела. И напрасно вы меня доводите. Ведь сами были бы не прочь с ним пообщаться. Но он выбрал меня.

— Ничего подобного. Митька на всех проверяет свои чары, независимо от возраста и пола. А ты новенькая.

— А Ленка?

— Ленку он знает с пеленок. Ему уже неинтересно.

— Девочки, мне домой нужно, — неожиданно сказала я. — Меня дома ждут.

— Ты что, хочешь одна пойти? Уже поздно. Дождись нас.

— Нет. Мне не страшно. Пока.

Меня расстроило Ольгино высказывание по поводу Мити. И я решила просто смыться от их назойливых вопросов.

— Лера, постой. Я провожу тебя. Мне хочется пройтись. Устал от шума.