Приходите за счастьем вчера (СИ)

- Вон там. Красный «Пежо». – Поняв, что её близняшке ничего не грозит, Елена несмело улыбнулась Ребекке. А вот Катерина сдаваться не собиралась, злобно сверля мужчину взглядом и пыхтя как паровоз от возмущения. Пинаться в носках смысла не имело, да и если он грохнется, то она вместе с ним. Если заорать, ей помогут, но отец такой выходки не простит и даже не станет на месяц отправлять мыть туалет в Макдональдс, а просто ушлёт с глаз долой. Подобную терапию он уже проводил, чтобы унять любимое чадо, но оно, отработав на отлично в общепите от звонка до звонка, не притихло. Девушка прищурилась, подумала и без стеснения прошлась своей мордочкой в потёках туши и теней по сахарной рубашке Эла. Тот смерил её ледяным взглядом. Она победно ухмыльнулась, решив, что её взяла, и сейчас их с Еленой пошлют на все четыре стороны.

- Всё-таки хорошо, что у меня сестра Ребекка, а не вы. – Перехватив её покрепче, он направился к автостоянке. – На Елену бы я согласился, но воспитывать вас. Бедный Алек...

Его слова оказали просто магическое воздействие: Кет мгновенно присмирела, откинула волосы с лица и, просияв самой обаятельной из улыбок, обхватила руками Элайджу за шею, устраиваясь поудобнее. Окинув её подозрительным взглядом, мужчина всё же промолчал и ускорил шаг, решив, что время терять не стоит, а нужно постараться побыстрее избавиться от этой ноши, пока она тиха как майская ночь. Теперь он понял откуда это имя-прозвище: когда она улыбалась, лицо Катерины становилось как у кошки. Ласковым и одновременно надменным, а глаза блестели неестественно ярко. Ещё бы знать, что влияет на её настроение настолько, что оно меняется на сто восемдесят градусов за секунду. Растить это чудо-юдо одному, понятно отчего Пирс обычно нервный... Хорошо хоть вторая уравновешивает первую...

Елена, идущая чуть вперёди, оглянулась через плечо.

- А вы совсем не похожи, – простодушно заявила она.

- Я похожа с Ником, моим средним братом. – Ребекка улыбнулась. – Можно сказать его копия в женском варианте.

- Красивый тогда у вас брат, – сообщила Катерина.

- Который? – Блондинка с иронией приподняла бровь. Она тоже была не из тех, кто лез за словом в карман и в отличие от бездушного братца, тащащего девушку с выражением лица, которое Бекс окрестила никаким, быстро сложила два и два.

- Я всех не видела, – сообщила Кет без малейшего смущения, – поэтому могу судить только о части семейства. Когда приедут остальные, тогда и устроим кастинг. Спускайте, мы пришли.

- А вы тут надолго, Ребекка? – Открыв машину, Елена внимательно следила, как сестра устраивается на соседнем с водительским сидении.

- На следующий год. Буду заканчивать школу, Эл же купил тут дом. – Блондинка улыбнулась, – только я не знаю, останусь ли на лето. Я новенькая и...

- Приходите к нам на пикник во вторник. Со всеми перезнакомлю. – Катерина, оглядев себя в зеркало заднего вида, тяжело вздохнула, но решила не теряться. Не боги горшки обжигают, то есть мужчин на себе женят. Тем более, если блондинки с размером груди больше, чем у неё, и ногами от ушей, их сёстры. Тот факт, что она Элайдже совсем не понравилась, и он ей ни слова не сказал, просто сгрузив на сиденье, девушку не тревожил. К нему в сёстры или дочери Кет не слишком стремилась.

- Спасибо, я подумаю. Только… – Ребекка обернулась к брату. – Эл, а когда приезжает Керолайн?

- В четверг. Выставка открывается в субботу, но она хотела что-то купить для дома. – Он невольно улыбнулся.-Ты же знаешь деятельную натуру Керолайн.

- Я точно приду. – Зябко поёжившись – несмотря на тёплые майские дни, по вечерам ветер всё же дул прохладный, Ребекка помахала ладошкой, прощаясь. – После четверга начнётся прямо светопреставление, в среду буду наводить глянец в доме, нельзя же ударить перед невесткой в грязь лицом, а во вторник – идеально. Тогда, до встречи.

- До встречи, – Елена завела мотор. – Спасибо вам.

- До свидания. Передавайте привет отцу, Елена. – Обняв за плечи замёрзшую сестру, Элайджа скользнул взглядом по мрачной мокрой физиономии Катерины. – Я раньше не мог оценить его героизм в полной мере. Теперь да.

- И вам приятного вечера. – Ровно ответила девушка с пассажирского сидения, кутаясь в плед, и сделала вид, что не заметила колкости. – Обязательно передадим.

Некоторое время они ехали молча, разглядывая летящие навстречу огни. Елена водила аккуратно и никогда не отвлекалась от дороги, чётко исполняя все инструкции.

- Идиотизм… – кулачок Катерины врезался в приборную доску. – «Ты же знаешь деятельную натуру Керолайн», – передразнила она. – Не знаю ни её натуры, ни фактуры. И знать не хочу, а придётся.

- Зачем? – Елена изумлённо хлопнула ресницами.

- Потому что мы едем в контору Крайса.

- В бюро отца?!

- Да. – Кет ни с того ни с сего засмеялась. – Ну не могу же я ревновать его к каждому столбу.

- Да ты не имеешь права ревновать, дорогая. – Посмотрев на сестру как на умалишённую, Елена начала вразумлять свою непутёвую близняшку. – Он вообще сквозь тебя смотрит.

- Имею или нет, а так оно и есть. И меня это чувство не устраивает. – Отрезала Катерина. – Сворачивай через три мили вправо, едем за полным досье на компаньона отца. Что ест, чем дышит, с кем живёт, с кем... – Она сбилась, но бодро закончила: – В общем, за полным.

Елена только тяжело вздохнула в ответ.

====== Глава IV ======

Интерлюдия. Семь лет назад.

Мама. В их семье это слово упоминалось крайне редко. Как Рада Пирс умудрилась забеременеть, учитывая то какие титанические усилия она прикладывала по предохранению от зачатия, так и осталось непонятным. Единственное, что можно было сказать точно – восторгов женщина по этому поводу не проявляла, но и аборт было делать уже поздно. Между показами и модными инсталляциями, где протекала большая часть жизни матери Елены и Катерины, она опомнилась лишь, когда уже зашло далеко за допустимые сроки. Своё здоровье Рада холила и лелеяла, и рисковать им не стала бы ни при каких условиях. Так, красавица-болгарка, повальное увлечение Нью-Йорка тех годов, муза художников и рифмоплётов, оказалась заложницей безвыходной ситуации. Ко всему УЗИ довольно рано показало, что ребёнок не один, а их двое, и это известие окончательно привело женщину в состояние ужаса. Как ни пытался Алек успокоить супругу, но та, будучи натурой артистической предпочла пойти по пути маниакально-депрессивного психоза. Тем более, что её состояние взращивало в муже чувство вины. Горючие слёзы в глазах будущей матери сменялись буйным весельем, сумасшедшие вечеринки сонной атмосферой, в которой в доме едва ли мухи не дохли. Целый сонм психотерапевтов, нанятый Пирсом, не помогал, да и не мог, потому что в глубине души женщину сложившаяся ситуация вполне устраивала. После рождения девочек, убедившись, что её красота не увяла, а скорее наоборот оформилась и расцвела, да и замечательно тонкая талия осталась прежней, Рада, неожиданно для всех, успокоилась и следующие два года прошли относительно мирно. Она продолжала вести привычный образ жизни среди бомонда, Алек делал бизнес. Постепенно, когда девочки повзрослели и перестали быть пищащими комочками, завёрнутыми в пелёнки и пачкающими подгузники, начали разговаривать и ходить, Рада уже стала получать определённое удовольствие от игр с детьми. Но если точнее, то занималась и уделяла внимание, женщина только Кетрин, рождённой второй. Именно благодаря матери ребёнок получил столь удивительное для американки имя Катерина. Елену же назвали в честь невестки какой-то из нянь и забыли об этом. Кит, как сокращённо прозвали Катерину все кроме её матери, была с первых дней гораздо активнее своей сестры и чем сильнее она взрослела, тем очевиднее это становилось. Яркая и весёлая, она уже в два года бурей носилась по дому, но Раду это нисколько не смущало. Женщине казалось, что девочка похожа на неё, в отличие от миленькой и во всём послушной Елены. Миссис Пирс любила собирать волосы Кит в причёски, наряжала, словно куклу, баловала, позволяя и прощая всё на свете, даже порчу эксклюзивной косметики. Елена же тихонько росла под присмотром нянь, а с матерью говорила только по большим праздникам. Это было тем более странно, что сёстры жили в одном доме, постоянно общались друг с другом, их вместе кормили, вместе водили гулять, но старшую девочку Рада просто не замечала. Алек, делящий внимание между дочерями, пропадал в разъездах, что тоже не добавляло радужных красок в жизнь Елены. Прошёл ещё один год. Различия в характере близнецов очерчивались с каждым днём всё резче, в основном благодаря «усилиям» их матери, но на отношениях между детьми это отражалось мало: они предпочитали компанию друг друга всем остальным, включая и мать с отцом. Так продолжалось до тех пор, пока в прелестный весенний вечер Рада не сбежала в Европу с каким-то художником, специализирующимся по рисованию с обнажённой натуры, и по совместительству её последним любовником. Девочкам сообщили, что мама уехала, но со временем вернётся. Елена интереса к новости не выказала, её не слишком беспокоило отсутствие непутёвой родительницы, когда рядом была Мери, любимая няня. Катерина, наоборот, по матери явно скучала, и каждый день начинала с пробежки до её комнат, состоявших из ванной, гардеробной, спальни и будуара. Но постепенно она научилась сдерживать и эти порывы. О маме Кит рассказывала только Елене, которая как все маленькие дети, долго не видящие человека, уже забывала лицо Рады и живо интересовалась ею только потому, что та была дорога сестре. С Алеком было сложнее, выбитый из колеи уходом жены, скандалом, свалившимся на его плечи воспитанием девочек, он начал всё больше задерживаться на работе и пить. А после допускать промахи, срывать переговоры. Не являться на совещания… Состояние таяло на глазах. Дошло до того, что дом пришлось продать, а им самим переезжать в другой город. Только когда Пирс увидел заходящуюся в рыданиях обычно столь спокойную Елену, прощающуюся с Мери на крыльце, в голове мужчины что-то щёлкнуло. Он ринулся спасать всё то, что уцелело из их материального благополучия. Примерно через год он купил дом на Юге, в небольшом городке, чтобы девочкам было легче жить и учиться, вернул себе предприятие и уже всерьёз занялся воспитанием дочерей. Они прожили год без Рады, жизнь текла размеренно ровно до тех пор, пока четырёхлетняя Кит впервые не увидела похороны соседки. Женщину хоронили в закрытом гробу, но сующая в каждую щель любопытный нос девочка решила, что она просто спит, а усыпили её злые родственники. И в кудрявую, забитую сказками Шарля Перро, голову Катерины пришла мысль, что папа точно так же засунул маму в ящик, чтобы она от него не сбежала. Прибежав к отцу в кабинет в разгар совещания, Кит громогласно потребовала, чтобы он выпустил жену из коробки. Дальше разразилась истерика с угрозами вырасти и всем показать, где раки зимуют, если собравшиеся не вразумят отца освободить её маму. С помощью Елены визжащего и топающего ногами ребёнка удалось как-то успокоить, но она перестала разговаривать с Алеком и окружающими, общаясь исключительно с Еленой. Сначала все решили, что блажь скоро пройдёт, но не тут-то было. Прошло два месяца. Девочка через Елену требовала у отца вернуть мать, где бы она ни была и молчала как рыба. Поняв, что выхода нет, мужчина решил рассказать неприглядную правду. Однако, к удивлению отца, Катерина восприняла новость, что мама решила от них уйти и начать другую жизнь абсолютно, пожалуй, даже слишком спокойно, и вместо того, чтобы расплакаться, лишь сердито спросила, почему он не объяснил это с самого начала. Тогда бы она не ждала Раду. Стоявшая неподалёку Елена не по-детски разумно ответила за отца, что скажи он сразу, то Кит бы рыдала круглыми сутками, а это неприятно. Катерина согласилась с доводом, обняла Алека, и в доме вновь воцарился относительный покой, такой, который возможен там, где растут двое не самых смирных детей. О Раде они больше не слышали, да и не слишком стремились что-то узнавать, выбросив даже фотографии. Наверное, где-то остались свадебные или какие-то иные, но в закромах никто не шарил. Елена окончательно забыла её лицо. Хотя и забывать-то, по большому счёту, было нечего – даже сразу после родов женщина не пожелала видеть детей. Но жизнь, словно испытывая семейство на прочность, решила преподнести ещё один сюрприз, правда, этот эпизод так и остался, никем не замечен. Когда близняшкам едва исполнилось пятнадцать, школьники Мистик Фоллз отправились на экскурсию по Нью-Йорку и среди всего прочего, дети побывали и на выставке живописи. В одном из выставочных залов всеобщее внимание привлекла картина, изображавшая роскошную даму, сидящую в венецианском кресле. Томность сквозила в небрежной позе, каждой чёрточке лица этого надменного светского создания. Художнику удалось в совершенстве передать тёмное сияние глаз, янтарный отлив волос, бархат всё ещё свежей, несмотря на то, что женщина не была юна, кожи. Никакая рама не могла приглушить триумфальной жизненной силы незнакомки. Окинув портрет восхищённым взглядом, и внимательно прослушав гида, Елена прошла мимо неизвестной модели в следующий зал, а вот Кет, на мгновение встретившись глазами с изображённой женщиной, вздрогнула и остановилась. Через несколько минут она вернулась в школьный автобус, сославшись на мигрень. Голова проболела три дня, и Елена, приносившая ей еду в тёмную спальню, уже начала подумывать о враче – так плохо выглядела её всегда фонтанирующая энергией сестра. Да и ей самой было не хорошо, девушка чувствовала себя так, словно её придушили, не могла спать. Своеобразное проклятье близнецов. Но на следующее утро Катерина проснулась бодра и весела, с аппетитом позавтракала и, хотя какое-то неприятное ощущение у Елены оставалось ещё пару дней, но постепенно и оно прошло. А её сестра, словно специально, училась очаровывать людей, и Елена с удивлением отмечала, как постепенно нарабатывая коммуникабельность, она превращает способность привлекать к себе внимание в настоящий талант. Если бы не одно «но». Попутно Катерина упражнялась и в манипуляции чувствами и душами людей, и со временем Елена внутренним чутьём поняла, что это и впрямь тренировка. От отца, решившего ради того, чтобы почаще видеть дочерей, не расширять бизнес, а остановиться на золотой середине, которая обеспечивала безбедное существование ему и его детям, перемены тоже не укрылись. Он мрачнел, глядя на дочь, всё чаще вспоминая её мать, пытался как-то переломить ситуацию – но всё было без толку. Любя его и сестру, Кет становилась всё более неспособной полюбить кого-то ещё.