«Вся правда о слове «Навсегда» (ЛП)

- Это было очень плохо, - заявила она, сочувственно поглядывая на

меня. – Очень.

- Я не могу видеться с друзьями, - убито прошептала я. – Я вообще

ничего теперь не могу делать.

- Она успокоиться, - потрепала меня по плечу Кэролай.

- Надеюсь.

Но я знала, что сестра была неправа. Мама была недовольна уже долгое

время, и наш разговор был лишь вершиной айсберга. Мама хотела держать

все под контролем, теперь в зоне ее пристального внимания оказалась я, и

вряд ли мне удастся избавиться от него.

После рабочего дня с мамой в офисе, я вернулась домой, открыла книгу

и уставилась в нее невидящим взглядом. С улицы доносились веселые голоса

детей на велосипедах, шелест листвы, звук газонокосилки. Аккомпанемент

моих вечеров, от которых я так отвыкла. В девять я услышала чьи-то шаги на

нашем крыльце и, спрятавшись за шторой, выглянула в окно. У дверей стоял

Уэс. Он позвонил в дверь, но мама была еще на работе, а Кэролайн снова

уехала. Мне же открывать дверь было нельзя.

Постояв на крыльце еще некоторое время, Уэс окинул взглядом дом и

медленно пошел обратно. Он пару раз оглянулся, прежде чем выйти за

калитку и пойти вниз по улице. Я смотрела ему вслед, не поднимая шторы.

Глава 17

Вечер вторника, шесть пятнадцать. Мы с мамой ужинали и беседовали.

Теперь, когда мы работали вместе, это было куда легче, чем раньше, к тому

же, у нас были общие темы для разговоров.

- Думаю, на этой неделе в строительстве произойдет настоящий скачок

вперед, - сказала мама, доставая еще кусочек хлеба. Затем протянула тарелку

мне, но я покачала головой. – Интерес клиентов тоже возрос, тебе не

кажется?

Когда мое наказание только вступило в силу, я едва открывала рот и

еле-еле отвечала на ее вопросы, всем своим видом показывая, насколько не

согласна с тем, что она сделала. Впрочем, вскоре я поняла, что это ничуть не

помогает мне в моей ситуации, поэтому я заняла позицию вежливости, что

означало, что я отвечаю на все вопросы, но в дискуссии не ввязываюсь.

- Многие заходили, - согласилась я, - это правда.

Мама подняла вилку.

- Посмотрим, - она принялась за еду.

Когда мы закончили ужин, до моего комендантского часа оставалось

еще полтора часа. Если я не шла на йогу или не ехала в книжный магазин, то

смотрела телевизор или гладила белье, а потом сидела за книгами к

экзаменам. Сейчас было несколько странно видеть сделанные мною ранее

заметки на полях пособий, ударения, поставленные в трудных словах, или

аккуратно выделенные суффиксы. Я не могла вспомнить, как я вообще

делала их – они были словно знаки из другой жизни. Раньше эта самая жизнь

мне нравилась, но сейчас я не понимала, как могла думать, что это именно то,

чего мне хочется. Я желала движений, действий, а не монотонности и

молчания, но, кажется, теперь это было невозможно.

- Кэролайн приезжает на следующей неделе, - мама отложила вилку и

вытерла губы салфеткой.

- Да, в четверг.

- Нам стоило бы запланировать ужин всем вместе, чтобы пообщаться в

спокойной обстановке.

Я глотнула воды.

- Конечно.

Мама должна знать, что я несчастна, но это ее не волнует. Все, что ей

хотелось видеть, она видела – я снова стала ее Мейси, той девочкой, которая

была дома по вечерам и до которой всегда можно было дотянуться. Утром я

приходила на работу и сидела за столом, отвечая на телефонные звонки и

приветствуя потенциальных клиентов, заполняла их анкеты и улыбалась.

После ужина я проводила полтора часа своего свободного времени,

занимаясь приемлемыми вещами – книжный магазин, йога или кофейня

неподалеку. Когда я возвращалась, мама ждала меня, и приветственно

поднимала голову, чтобы удостовериться, что да, ее дочь находится именно

там, где и должна быть. В нужное время. В нужном месте.

- Этот салат, - говорила она сейчас, делая глоток вина из своего бокала,

- просто великолепен.

- Спасибо. Курица тоже очень вкусная.

- Правда?

Дом был темный и тихий. Пустой. Единственное пятно света – кухня и

мы с мамой за столом, слишком большим для нас двоих.

-Да. Правда, - кивнула я.

Я скучала про Кристи, Делии, но больше всего – по Уэсу. Он звонил

мне в первый вечер, когда «не застал» никого дома. Телефон вибрировал,

лежа на тумбочке у кровати, а я смотрела на него и вслушивалась в этот

сигнал начала моей второй половины лета – гладкой и распланированной, как

школьное расписание уроков. Весь день мне было очень плохо, и в тот

момент стало еще хуже, поэтому я нажала на кнопку «Принять вызов».

- Привет! Как дела? – зазвучал у меня в ушах его голос.

- Даже не спрашивай.

Уэс все же спросил, и я рассказала ему о том, что произошло. Мне не

было страшно или боязно рассказывать ему обо всем этом, ведь я вообще

могла больше никогда с ним не встретиться. Впрочем, я не смогла зайти так

далеко, чтобы Уэс знал о том, что он и все остальные из «Wish» теперь для

меня под запретом, но, думаю, он догадался.

- Все будет в порядке, - сказал он, наконец. – Могла быть и хуже.

- Как?

На том конце провода повисла тишина, изредка прерываемая треском

телефонной линии.

- Все могло продолжаться вечность.

- До конца лета, - вздохнула я. – Это практически вечность.

- Нет. Тебе только сейчас так кажется, это ведь первый день. Вот

увидишь, все пройдет куда быстрее, чем ты думаешь.

Легко ему говорить. Моя жизнь сбросила темпы так, что практически

остановилась, а вот Уэс был занят, как никогда раньше. Когда он не работал

над своими статуями, он ездил по городу, принимая заказы от садово-

парковые декораторов, которые заинтересовались им и его работами. В тот

вечер, когда он мне позвонил, я узнала, что теперь он работает над заказом от

магазина «La Carte», специализирующегося на украшениях интерьера. Пока я

сидела в комнате и мрачно смотрела в окно, Уэс сновал по гаражу, держа

трубку в руке, а другой рукой что-то перекладывал и чем-то шуршал. Его

жизнь кипела.

Я всегда была счастлива слышать его голос, но это было уже не то же

самое, что раньше. Мы не говорили о нашей игре и не задавали друг другу

вопросов. Наверное, это было правильнее, ведь игра и рассчитана на то, что

люди смотрят друг другу в глаза, спрашивая и отвечая. Иногда, сидя вечером

в одиночестве в своей комнате, я вспоминала вопросы и ответы, которыми

мы обменивались все это время. Почему-то я боялась, что забуду хотя бы

один из них, а потому повторяла и старалась заучить все наши истории,

словно они были параграфами книг для подготовки к экзаменам.

Кристи тоже была на связи, она звонила мне и приглашала загорать или

прийти на вечеринку. Подруга была в курсе моего наказания, но говорила,

что мои свободные полтора часа – как раз-таки идеальное время для того, что

она предлагает. Иногда она рассказывала о своем новом парне. Его звали

Бакстером, и они встретились очень мило: она сидела в саду Стеллы, а он

проезжал мимо. Он остановился, вышел, и они разговаривали почти два часа

напролет, а на следующий день он пришел к ней с букетом огурцов. Это,

действительно, было оригинально.

В последние дни Кристи тоже была занята. Вот, в чем весь ужас того,

чтобы быть взаперти – для тебя жизнь останавливается, а для других

продолжает кипеть. Наверное, в покое нет ничего дурного, но, когда его

становится слишком много, это уже начинает давить на тебя.

Я скучала. Мне было грустно и одиноко. Когда я сломаюсь – лишь

вопрос времени. Половину дня я проводила в офисе, чтобы затем поехать

домой, где буду готовить один и тот же ужин (курицу и салат), потом