Люси Салливан выходит замуж

— Морковь, — ответила Шарлотта угрюмо.

— Что это за морковь? — медленно и многозначительно произнесла Карен, держа в вытянутой руке чищеную морковь.

— Чищеная.

— Чищеная! — с торжеством в голосе повторила Карен. — Она говорит, что это — чищеная морковь. Могу я спросить тебя, Люси Салливан, похоже ли это на чищеную морковь?

— Похоже, — ответила я из солидарности с Шарлоттой.

— Нет, не похоже! Если это и чищеная морковь, то ее очень плохо почистили. Все переделать, Шарлотта, и на этот раз постарайся, чтобы все было правильно.

— Хватит, Карен, — вырвалось у меня. Я была слишком сердита, чтобы контролировать свои слова. — Мы делаем тебе одолжение.

— Прошу прошения? — Карен повернулась ко мне. — Вы делаете мне одолжение? Мне так не кажется, Люси. Но ты можешь идти, если хочешь, только не думай, что тебе и Гасу завтра найдется место за столом.

Я немедленно притихла.

Гас так обрадовался, когда я сказала ему о предстоящем ужине и о том, что все должны нарядиться. Если все отменится, то он огорчится. Итак, я проглотила свой гнев. Еще один шаг по дороге к язве желудка.

— Я выпью вина, — буркнула я и потянулась к одной из бутылок. — Ты будешь, Шарлотта?

— Ничего ты не выпьешь! — взвизгнула Карен. — Это вино для завтрашнего вечера… а, ладно, открывай. Я тоже с вами выпью.

И так продолжалось до глубокой ночи. Мы чистили, терли, резали, бланшировали, фаршировали, взбивали и пекли.

Мы седлали столько, что Карен почувствовала что-то вроде благодарности по отношению к нам с Шарлоттой, но только на секунду или две.

— Спасибо, и тебе, и тебе, — сказала она и наклонилась, чтобы вытащить очередное блюдо из духовки.

— Что? — переспросила я. Я так устала, что подумала, что мне это послышалось.

— Я сказала спасибо, — повторила Карен. — Вы обе очень… О, черт! В сторону! Прочь! — заорала она, сбивая меня с ног и отбрасывая от себя противень с венским печеньем в миску с рататуем. — Я обожглась до самой кости! — пожаловалась она. — Эти варежки никуда не годятся.

До кровати я добралась около двух часов, с красными израненными руками, пропахшая чесноком и французским сыром и со сломанным ногтем на мизинце.

Глава тридцать девятая

На следующее утро по дороге на работу нам с Шарлоттой страшно повезло: в электричке метро мы сумели найти свободное местечко. А иначе пришлось бы просто ложиться на пол. А так мы уселись и принялись устало обсуждать, сколь противной задавалой была, по нашему мнению, Карен.

— Нет, что она о себе думает? — зевая, возмущалась Шарлотта.

— Да! — зевнула я в ответ. Я заметила, что мои туфли были грязными и выглядели поношенными. Это расстроило меня. Я выпрямилась и откинулась на спинку сиденья, чтобы не видеть их, но тогда мой взгляд уперся в ужасного мужчину, сидящего напротив и пялившегося на грудь Шарлотты. Каждый раз, когда она зевала и поднимала грудь, в его глазах вспыхивала похоть. Мне захотелось ударить его, отхлестать по голове и шее его же газетой.

Я закрыла глаза с твердым намерением не открывать их, пока не приедем.

— И ее роман с Дэниелом долго не продлится, — неуверенно произнесла Шарлотта. — Его скоро затошнит от нее.

— Гхм-м, — согласилась я, приоткрыв один глаз. Я тут же зажмурила его, но все равно успела заметить объявление на противоположной стене с призывом сдавать пожертвования на бездомных собак, которое иллюстрировала душераздирающая фотография тощей, несчастной собачки.

Я была почти рада, когда добралась до работы, хотя там Мередия и Меган набросились на меня с упреками: они решили, что прошлым вечером я где-то пила пиво, а их не позвала.

— Нигде я не была, — слабо отнекивалась я.

— Ага, как же, — фыркнула Меган. — Ты бы себя видела.

Вернувшись с работы, я еще не успела закрыть входную дверь, как Карен уже влетела в прихожую. Она взяла на полдня отгул, чтобы сходить в парикмахерскую и прибраться в квартире. От нее тут же поступили указания:

— Так, Люси, немедленно в душ, а потом одеваться. Ты мне понадобишься через пятнадцать минут.

Надо отдать ей должное: квартира выглядела безукоризненно. А убогий кухонный стол, установленный посреди гостиной, теперь был накрыт белоснежной скатертью, и в его центре возвышался великолепный канделябр с восемью красными свечами.

— Надо же, а я и не знала, что у нас есть канделябр, — сказала я, прикидывая, что в моей спальне он смотрелся бы совсем неплохо.

— У нас его и нет, — коротко проинформировала меня Карен. — Я одолжила его.

Когда я была в ванной, раздался стук в дверь. Это была Карен с очередным указанием:

— Я повесила свежие полотенца. Не вздумай даже прикасаться к ним!

Пробило восемь. Мы были готовы.

Стол был накрыт, свечи зажжены, электрическое освещение убавлено до минимума, белое вино убрано в холодильник охлаждаться, красное вино открыто и оставлено «дышать» на кухне; кастрюли, сковородки и миски с едой выставлены на плиту, готовые к разогреванию и подаче на стол.

Карен включила стерео, и квартиру наполнили странные звуки.

— Что это? — спросила Шарлотта в полном недоумении.

— Джаз, — несколько смущенно ответила Карен.

— Джаз? — насмешливо выгнула брови Шарлотта. — Но мы же ненавидим джаз, да, Люси?

— Да, — с удовольствием подтвердила я.

— А как мы называем людей, которым джаз нравится, Люси? — спросила Шарлотта.

— Анораки-извращенцы? — предположила я.

— Нет, не так.

— Козлобородые последователи бит-культуры?

— Точно, — возликовала Шарлотта. — Парни, которые носят черные рубашки поло и спортивные штаны.

— Может, и так. Но мы теперь тоже любим джаз, — твердо сказала Карен.

— То есть Дэниел любит джаз, — пробормотала Шарлотта.

Карен выглядела изысканно — или смехотворно, в зависимости от того, с какой точки зрения на это посмотреть. На ней было бледно-зеленое платье с открытыми плечами, греческого типа. Волосы были убраны наверх, но на шею и виски ниспадало множество локонов и завитков. Она сияла, она выглядела куда более шикарно, чем я или Шарлотта. Я надела свое золотистое платье, так как это было мое единственное нарядное платье, но великолепие Карен превращало его в невзрачную и замызганную тряпку. Шарлотта же, честно говоря, выглядела еще хуже, чем я. Она тоже нарядилась в свое единственное выходное платье — то, которое надевала на свадьбу старшей сестры. В нем она была похожа на огромную красную меренгу из парашютного шелка. И со времени свадьбы старшей сестры Шарлотта очевидно поправилась: ее грудь буквально выпрыгивала из узкого лифа без лямок.

На лице Карен отразилось сомнение, когда Шарлотта прошелестела из спальни в гостиную, пропела «Та-да-да-дам!» и сделала пируэт. Вероятно, Карен пожалела, что не разрешила Шарлотте надеть ковбойский костюм.

Мы ждали прибытия гостей под аккомпанемент последних инструкций со стороны Карен:

— Когда они придут, я займу их разговором в гостиной. Ты, Люси, сразу беги на кухню и включи духовку на самый медленный огонь, чтобы разогреть картошку, а ты, Шарлотта, помешивай…

Она неожиданно замолчала с выражением полного ужаса на лице.

— Хлеб, хлеб, хлеб! — заголосила она. — Я забыла купить хлеб. Все пропало, все пропало. Придется отправить их домой.

— Карен, успокойся. Хлеб на столе, — сказала Шарлотта.

— О. О. О, слава богу. Точно? — Она чуть не плакала. Мы с Шарлоттой переглянулись.

На секунду Карен замолчала, потом взглянула на часы.

— Да где же они запропастились? — рявкнула она и зажгла сигарету. Ее руки дрожали.

— Дай им шанс, — мягко посоветовала я. — Еще только восемь часов.

— Я сказала им, что начало ровно в восемь, — агрессивно вскинулась Карен.

— Но ведь никто не относится к этому серьезно, — ворковала я. — Это считается плохим тоном — приходить точно в назначенное время.