Лучшие друзья (СИ)

Белоснежное существо, грива и хвост которого переливались серебряными оттенками жидкой ртути, а рог имел серпантинное строение конуса и цвет перламутрово-слоновой кости, лишь вопросительно посмотрело на сознательно корящего себя даузера и, кажется, даже с сожалением к его судьбе ответило:

– С тобой всё предельно понятно, и не мне тебя судить, – в этот момент всем показалось, что Кларум показал своё второе лицо, которое было более благосклонно к посетителям его родной планеты, как, например, в момент повествования о том, что же происходит и куда попали шаманы. Однако в какие-то моменты он снова становился, грубо говоря, противной задницей, которая упрямо не хотела их пропускать.

– Как тебе может быть всё понятно, если ты его совсем не знаешь? – поинтересовался Йо, вопрос которого был по интонации и по спокойному и даже хладнокровному выражению лица похож на заявление о том, что единорог просто не знает, с каким ужасным (что сердцем, что душой) человеком он разговаривает.

– Я знаю его, и знаю всех вас, – в глазах животного была видна лёгкая усмешка, будто он смеялся над маленькими детьми и их детскими поступками. – Как только вы коснулись меня, я тут же всё про вас узнал – это мой дар, – пояснило и расставило всё на свои места существо, взгляд которого снова стал хмурым и недовольным, когда он перевёл его на Рена, отпихнувшего своих друзей от себя. – Хотя один из вас этого не сделал...

– Пф... вот ещё, не собираюсь я тебя трогать, – отдёрнув плечо, чтобы к нему не прикасалась Юи, пытавшаяся усмирить его непонятно откуда взявшуюся враждебность, откинул в сторону чёлку Тао, становясь земной копией характера Кларума – наверное, поэтому они и не поладили друг с другом. Рен сам не любил в себе свои ужасные черты характера, с которыми ничего не мог поделать, а когда встретился с подобным себе, стал и вести себя соответственно.

– И именно он пройдёт это испытание! – с нажимом закончил свою мысль единорог, который разом вызвал два ярких проявления мыслей на лицах, окрасивших накалённую атмосферу между представителями разных миров: насмешку – у Тао и чувство обречённости – у его друзей, знающих, что с эгоизм Рена не даст ему далеко пройти.

Говоря языком философов и мыслителей, страх после лжи вызван тем, что мы боимся общественного или же индивидуального порицания. Непонимание и, как следствие, отчуждение дорогого или близкого человека куда страшнее, чем сам факт того, что было совершено.

У молодой девушки, прогуливающейся вдоль серпантинной лестницы в каменном городе и постоянно кидающей взгляд на главные ворота, в сердце было два таких человека, перед кем она испытывала страх разоблачения. Однако на данный момент осуждение первого было не столь значимо, так как сама их встреча могла и не состояться, если она встретится лицом к лицу с разоблачением и чувством предательства как раз таки со вторым парнем, который, увы, стал для неё небезразличной пешкой.

Сейчас мысли Анны были поглощены только Генрихом, а точнее тем, как уже наконец открыть ему правду обо всём. Слова Валери были для неё предельно понятны, но в итоге, снова оставив Шварца и королеву наедине, она не могла найти способа больше не врать Генриху, когда каждая секунда наоборот лишь усугубляла эту ложь.

В мыслях медиум уже до бессознательного состояния смогла заучить те слова, которые она должна была бы сказать аристократу в момент разоблачения истины, однако что-то ей подсказывало, что ей просто-напросто не удастся договорить и главное – объяснить причины своих поступков до конца.

Главный упор нужно будет сделать на первые слова, которые, как думала девушка, и решат её судьбу: будет ли она говорить дальше или же раздастся незамедлительный выстрел и её в последствие обведут мелком. Однако как бы она не задумывалась и не репетировала удачные и подходящие слова, одно незыблемое правило преследовало её всю дорогу – она не имеет больше права лгать. Чтобы она не сказала Генриху, Анна дала себе слово, что больше не соврёт человеку, который дорог ей, как друг... как брат. Жаль лишь только, что он этим же ответить ей не сможет.

Поникнув и омрачив свои воинственно настроенные решения этой, так сказать, ложкой дёгтя, японка остановилась на верхней ступеньке, тяжело выдохнув и прижавшись спиной к стене. Она чувствовала, как от постоянных мыслей, которые словно клубок, ещё сильнее путались, её голову начинало разрывать от боли и желания закричать, да и послать всё к чертям. На какой-то момент девушке даже казалось всё произошедшее дурным сном, и она как-то даже по-детски, но всё же ущипнула себя за плечо, дабы ещё раз осознать, что всё происходящее с ней реальность, в которой нет места лёгким путям и тем более решениям.

Внезапно в её личное слуховое пространство вторглись чужие голоса, стоило ей лишь повернуть вглубь города, откуда уже не виднелась высота и главные, тщательно охраняемые ворота. Сама не осознавая, почему она поступила именно так, Анна быстро и без раздумий завернула за угол другого коридора, тем самым избегая столкновения с подручными Вальдемара, который, скорее всего, проклинал её самыми омерзительными словами, теперь находясь у главных ворот.

Однако она, наверное, не желая встречаться с прихвостнями Вольфа, сама не поняла насколько правильно поступила, притаившись в тени и слыша всё, о чём говорили двое недовольных положением дел парней.

– Не понимаю я Вальдемара, – донесся до слуха японки молодой голос парня, который попал в орден не так давно, как его собеседник. – Нам надо было убрать Шварца, и дело с концом. На кой чёрт он нам вообще сдался?

– Ты просто не знаешь Вальдемара, – раздался в ответ второй голос более взрослого мужчины, который был сторожилой секретов ордена и сейчас был готов непроизвольно поведать множество секретов не только своему младшему союзнику, но и шпионке, укрывшейся за поворотом. – После смерти Герберта и Маргарет Шварц он даже не осмелится поднять на Генриха руку, если на то не будет веских причин.

– Как-то странно получается, ведь, насколько я знаю, именно он и убил Шварца-старшего и его жену, – с абсолютным спокойствием рассуждал юноша, даже не подозревая, что буквально в нескольких метрах от них стоит, притаившись, девушка, услышавшая эти слова и сильно прикусившая нижнюю губы от досады.

У неё не было телефона, иначе бы этот разговор был записан и так спасительно для неё самой предоставлен Генриху в качестве доказательств своих подозрений. Она сгорала от желания выбежать и поволочь этих двух подручных к Шварцу, чтобы они слово в слово повторили то, что сказали, однако она лишь сильнее кусала губу, радуясь уже тому, что была права насчёт того, кто являлся истинным убийцей четы Шварцев. Тем не менее её радость и воодушевление резко упало и притаилось, когда последовала следующая порция откровений более взрослого мужчины, знающего, что именно произошло в тот злосчастный для Генриха день.

– Убить-то он убил, но каких усилий ему это стоило, – придаваясь собственным воспоминаниям, произнёс мужчина. – Все видели, что Герберт сдаёт позиции, как лидер, ведь он даже хотел распустить орден, но Вальдемар уверял, что это лишь минутная слабость, и Шварц справится.

– А почему Шварц хотел распустить орден? – будто бы считав мысли японки за углом, спросил парень.

– Говорят, что якобы из-за Генриха, ведь он на тот момент не одобрял политики ордена. Однажды я лично слышал то, как Генрих заявил в обществе, что у него нет отца, видимо, это и добило сентиментального Герберта.

– Но в итоге-то Вальдемар всё равно убил Шварца и его жену, – задумавшись, как и девушка, над этим немного нелогичным рассказом, произнёс юноша, думая над причинами того, что же могло сломать невероятную преданность Вольфа. – Что же могло этому послужить? – не найдя ответа, решил разузнать об этом побольше парень, которого стало хуже слышно. Анне пришлось тихонько следовать за ними на расстоянии, чтобы дослушать до конца ту историю, которая её всё больше и больше заинтересовывала.