Держа океан (ЛП)

Потом он нажал кнопку вызова помощи на своем кресле, и я практически попал в беду, но мой гнев уже испарился.

— Я хороший парень для Джереми. Он сказал, что любит меня, а не тебя, мудак, но ты все равно пытаешься его отбить. Меня не волнует, что ты прикован к инвалидному креслу и не можешь двигаться. Мне тебя не жаль. Я ненавижу тебя! Ты прям как те сопляки в школе, которые издевались надо мной и обзывали дауном. Ты, наверное, тоже так называешь меня и смеешься за моей спиной. Думаешь, что можешь забрать у меня Джереми? Хм-м-м-м… — Я так разозлился, что позволил своему гневу перейти в напевание. — Ты его не заберешь. Я пытаюсь быть для него хорошим парнем. Ты не сможешь забрать у меня Джереми. Я никогда этого не позволю!

Дэвид собирался что-то мне сказать. Он открыл рот и поднял свою неуклюжую руку, призывая меня остановиться, но я этого не сделал. Он отошел от лестницы, и я поднялся на свой этаж так быстро, как только смог. Я запер дверь в квартиру, зашел в свою комнату и закрыл и эту дверь. Схватив надувную кувалду, я стал молотить ею по кровати снова, и снова, и снова, но этого было недостаточно. Все, что я видел в своей голове — это образ Джереми, держащего Дэвида за руку. Джереми признался мне в любви, но теперь я знал, что Дэвид хочет у меня его забрать.

Дэвид солгал. Он был геем и хотел отбить у меня Джереми. Джереми же нравилось разговаривать с Дэвидом, нравилось, как тот выглядит. Уже не имело значения, что я почти был готов к анальному сексу, и то, что Дэвид сидел в кресле. Дэвид сделал это все неважным.

Дэвид с Джереми не были аутистами, и если Дэвид хотел найти способ заставить Джереми передумать, то я не смогу с этим бороться. Поскольку я аутист, а их отношения, в отличие от нас с Джереми, были бы нормальными. Я никогда не смогу ему это дать.

Я обрушил свою кувалду на мои книжные полки и снова закричал. Потом пришла очередь моей постели — я стал разрывать и раскидывать лоскуты от простыни по всей комнате. Мою подушку постигла та же участь. Я молотил ею по двери, пока она не разорвалась, и перья разлетелись по всей комнате.

Гнев и печаль были моим океаном, держать который я был больше не в силах.

Никто не сможет меня полюбить. Не тогда, когда у них есть выбор полюбить кого-то другого.

Вот вам еще один пример, когда высказывание людей о том, что аутисты не способны испытывать эмоции, ошибочно. Я чувствовал огромные всплески эмоций, когда речь заходила о Дэвиде, но обычно не позволял эмоциям взять надо мною верх. Хоть я и кричал на него, ударил, я все равно затолкал большинство эмоций поглубже в себя и выпустил их, только когда поднялся к себе. Нехорошо, когда люди говорят, что я безэмоционален, я просто лучше контролирую свои эмоции.

Хотя в тот день я не чувствовал себя способным ими управлять. Даже после того, как разозлился и разгромил свою комнату, эмоции все равно били через край. Слишком сильные, слишком громкие. Мне хотелось закрыться ото всех, залезть в мой шкаф и сидеть в темноте и тишине, пока все не успокоится, но я все равно слышал бы людей в квартире за стеной.

Ногой я почувствовал вибрацию телефона — Джереми написал мне сообщение. Скорее всего, они уже знали о том, что я вышел из себя и ударил Дэвида. Я никогда не терял самообладание перед ними, поэтому не знал, как они меня накажут. Иногда хорошим людям неприятна злость аутистов.

Я не знаю, что Джереми почувствовал, когда узнал, что я ударил Дэвида. Конечно, я подумал, что он, возможно, меня больше не любит, поэтому я хотел спрятаться в своем шкафу. Раскачиваясь, я сидел на краю своей кровати с закрытым глазами, ожидая, что же произойдет дальше. Тэмми попробует поговорить со мной? Или Салли? Может быть, мама? Захочет ли Джереми со мной поговорить или он уже настолько зол, что разговаривает с Бобом по поводу моего переезда? Они хотят выгнать и отправить меня домой, потому что я плохой? Это несправедливо, ведь я попытался уйти от Дэвида. За стеной все смолкли. И как только я подумал, что, возможно, моих соседей напугал мой шум, в мою дверь постучали.

Тук. Тук. Тук.

Это был странный стук, непохожий ни на один из установленных мной сигналов. Стук был грубым и нервным.

— Эммет? Это Дэвид. Можешь не впускать меня, если не хочешь, но я хочу с тобой поговорить.

Я замер, но ничего не ответил. Мне не хотелось разговаривать с ним и тем более его слушать. Но я не знал, кто еще может сейчас нас слышать, а неприятностей больше не хотелось. Поэтому просто ждал, что будет дальше.

А дальше Дэвид продолжал говорить. Его голос был более мягким и печальным, чем обычно. Как будто со мной разговаривал совсем другой человек.

— Я… Допустим, ты меня слушаешь… Наверное, я разговариваю сам с собой, но как бы то ни было… —Оон вздохнул, — Прости, ты был прав. Я придурок и не стал слушать тебя, когда ты отказался идти на улицу. Я был эгоистом. Мне хотелось отвести тебя к Джереми и показать, какую тыкву он сделал. Это особенная тыква. Ты должен на нее взглянуть.

Я сидел, закрыв глаза и мягко покачиваясь. Мне хотелось напевать, но я не хотел, чтобы он понял, что я слушаю его, поэтому я молчал.

— В общем… Я не хочу быть придурком. Я пытаюсь поладить с тобой, но все время делаю что-то не так. Прости. Я думал, что делаю это, потому что не нравлюсь тебе. Хотя ты один из очень немногих людей, которым наплевать на то, что я в кресле. Знаешь, Джереми очень хороший, но ты все равно единственный, кто сначала видит меня, а потом мои травмы. Тебе не нравится то, что ты видишь, но… Сейчас это прозвучит пафосно… Ты не жалеешь меня. Ты думаешь, что я придурок, и не хочешь иметь со мной ничего общего. Думаю, что часть меня мечтает завоевать твое расположение, убедить… хм-м-м… единственного человека, не обращающего внимания на мою инвалидность, встать на мою сторону. Пускай это тупо. И эгоистично. Наверное, я такой и есть. Тупой, эгоистичный придурок.

Теперь я немного напевал. Я не знал, что мне думать. Он не врал, когда сказал, что хочет мне понравиться? Это было похоже на кукую-то уловку, но, кажется, он не шутил.

Дэвид продолжал говорить:

— А что касается Джереми — я врал, что собираюсь флиртовать с ним или отбить его у тебя. Я говорил не серьезно, но должен был понимать, что этим тебя лучше не дразнить. Как ты сам это не понял? Очевидно же, что я врал. Я не могу никого ни у кого украсть. Даже если бы я был геем или он был бы девушкой. Как бы я это сделал, а? Забудь про секс, этим я, наверное, никогда больше не буду заниматься. Как я вообще могу дотронуться до кого-то? Ударить его моей более-менее рабочей рукой? Или мне стоит привязать ремень к моему запястью и играть роль зверушки?

Он засмеялся, но это был не веселый, а скорее печальный смех.

— Чувак! Даже если бы я смог его отбить, он бы все равно тебя не бросил. Он любит тебя. Джереми сказал, что ты ревнуешь его ко мне. Господи, это такая хрень! Я завидую тебе. И не только потому, что у тебя есть такой человек, как Джереми, который заботится о тебе. Я завидую тому, что твоя инвалидность всегда была с тобой. Она всегда была частью тебя, поэтому ты не думаешь о том, каким ты был раньше, до того, как превысил скорость, и на трассу перед твоей машиной выбежал олень. Тебе легче, потому что аутизм часть тебя. Ты не знаешь другой жизни, а я каждый день думаю о том, как бы все могло сложиться. Как должно было сложиться. Каждый день я думаю о том, сколько я прожил здоровым человеком, и эти девятнадцать лет висят на моей шее как хомут, не давая мне двигаться дальше.

Злость на Дэвида прошла, но я боялся того, что он меня обманывает.

— Ты все еще придурок, — сказал я, но уже без злобы. Я перестал напевать и качаться.

Он снова горько засмеялся, но уже более громко.

— Вот почему, Эм, я хочу с тобой дружить. Я рассказал тебе все, о чем думаю, и ты не стал меня жалеть. Ты думаешь, что я флиртовал с Джереми. Выкинь из головы это дерьмо. Я флиртую с тобой. Ты тот, кого я хочу завоевать.