Лебединая песня

У завхоза, затевающей свое мстительное мероприятие, и в мыслях не было заходить так далеко. Да, она хотела осуществить небольшую интрижку, которая немного расшевелила бы сонную директрису и доставила бы несомненное удовольствие другим ее участникам (за исключением, разумеется, обманутого мужа). Все сошло бы гладко и в рамках приличия, без излишней огласки – она, завхоз, лично позаботилась бы об этом.

Насколько спокойнее было бы сейчас завхозу, если бы Аделаида Максимовна хоть как-то отозвалась на ее провокационные реплики – ну, засмущалась бы или, наоборот, рассердилась и поставила ее на место.

Но ничего подобного не случилось. Аделаида Максимовна молча допила свой чай, поблагодарила и пододвинула к себе выставленные завхозом коробки, коробочки и флаконы.

– Я возьму это, это, это и это, – заявила она, даже не спросив о цене, – и еще, пожалуй, вот это, – она поднесла к глазам пузырек с бледно-розовым, под цвет выбранной помады, лаком для ногтей.

– О... а... – на какую-то долю секунды растерялась завхоз, – разумеется. Прекрасный выбор. Только вы, Аделаида Максимовна, с вашим тонким, неподражаемым вкусом... А деньги можно потом, в аванс или в следующую зарплату.

– Нет, зачем же потом, – светло улыбнулась директриса и достала из сумочки бумажник (тоже новый, кожаный, дорогой, машинально отметила про себя завхоз).

Отсчитав деньги, она поднялась, собираясь уходить.

– Я тоже пойду, – сказала завхоз, взглянув на часы, – посмотрю, что там в спортзале делается.

– А что может делаться в спортзале? – удивилась директриса. – Вы, помнится мне, говорили, что заперли его до конца четверти. Так сказать, во избежание...

– Говорила, – усмехнулась завхоз, – но он попросил меня открыть, и я не смогла ему отказать.

И снова никакой ожидаемой реакции, ни малейшей тени, ни облачка на гладком белом лбу, словно и нет нужды в дополнительных разъяснениях и уточнениях.

– А зачем ему понадобился спортзал? – с интересом спросила Аделаида Максимовна.

– А у него в половине второго бой с физруком, – небрежно ответила завхоз, – из-за Манечки.

Тут уже усмехнулась Аделаида Максимовна, а у завхоза возникло крайне неприятное (но, к счастью, быстро прошедшее чувство), что она пропустила нечто очень важное.

– Ну, если бой, то, наверное, не стоит им мешать, – мягко заметила директриса.

– Да там сейчас соберется вся школа, – горячо возразила завхоз, – спасибо Ксюше Бельской! Вы как хотите, Аделаида Максимовна, а я пойду. Пропустить такое зрелище! Да ни в жизнь!

– Ну, раз вся школа, – улыбнулась директриса, – тогда идемте. А по дороге расскажете мне, при чем тут Бельская.

* * *

Если завхоз и преувеличивала, утверждая, что в спортзале соберется вся школа, то лишь незначительно. Даже начальные классы, давно отпущенные по домам, сочли своим долгом прислать отдельных, заслуживающих доверия, представителей. Совсем маленькие дети, впрочем, не допускались; в дверях образовался спонтанный face-control из двух учительниц начальной школы и троих дюжих старшеклассников. Группа учеников 3-го «А», пыхтя, тащила из холла длинные деревянные скамейки и под этим предлогом была беспрепятственно пропущена в зал; а вот Кольке Белому из 8-го «Б» и другим хулиганам не повезло – стоящий за спинами контролеров Лешка Морозов отрицательно покачал головой, и их завернули.

Хихикая и оживленно сплетничая, прошла стайка девятиклассниц – длинноногих, светловолосых и в свежих веснушках. Следом одиноко, мрачно проследовал Саша Горчаков; ему бы надо было готовиться к зачетам по геометрии, истории и английскому – последнему шансу получить по этим предметам государственную оценку; но мог ли он усидеть за партой в душном классе, когда все, и Настя в том числе, снялись с места и повалили в спортзал? Прошел Сашин друг Серега, на ходу обсуждая с товарищами расстановку сил в предстоящем поединке; тут уже разговор велся серьезный, мужской, на исход боя делались нешуточные ставки, а причины никого особенно не интересовали.

Прошла, теребя тонкую косу и скромно опустив довольные глазки под круглыми очками, зубрила и дурнушка Света Лебедева. То есть это до понедельника она была дурнушкой, но после того, как немецкий профессор во всеуслышание назвал ее «милой фрейлейн», парни начали посматривать в Светину сторону с определенным интересом, а кое-кто из девушек – даже и с завистью. Света горячо и искренне желала красивому и галантному немцу победы над угрюмым, мрачным, противным физруком; в сплетни же насчет него и секретарши она просто-напросто не верила.

Да и никто, в общем-то, не верил, несмотря на все старания Оксаны Георгиевны, которая, естественно, находилась тут же. Учителя отворачивались от нее с неопределенными улыбками, а обсуждать эту тему со старшеклассницами Оксане Георгиевне не позволяла профессиональная этика.

Что-то здесь было не так, какое-то «несоответствие калибров», как выразилась дама, преподающая в старших классах неудобопонятный предмет под названием ОБЖ.

С дамой соглашались, глубокомысленно кивали, но все же с любопытством поглядывали на вход, ожидая явления Манечки. А Манечки не было – нарыдавшись вволю в медицинском кабинете, она тут и прикорнула на жесткой кушетке. Сердобольная медсестра прикрыла ее своим халатом, выключила свет и ушла.

Ровно в половине второго к дверям спортзала подошел физрук.

– А вы что тут делаете? – нахмурившись, спросил он у face-control’я.

Учительницы переглянулись и хихикнули. Старшеклассники на всякий случай отошли за их спины.

– Ты, Андрюша, главное, не волнуйся. Ты иди... там тебя все уже ждут.

– Кто это – все? – начал багроветь физрук. – Что это еще за шутки?

– Это не шутки, – услыхал он сзади голос завхоза, – у вас с иностранным гостем ведь запланирована тренировка? Ну, так мы хотим посмотреть.

Физрук, скрипнув зубами, обернулся и увидел, что рядом с завхозом стоит директриса.

– Прекрасная мысль, Андрей Павлович, – сказала она одобрительно, – дать открытое спортивное занятие, так сказать, мастер-класс...

Физрук снова развернулся и, по-бычьи наклонив голову, ни на кого не глядя, устремился в спортзал.

Выросшие вдоль стен трибуны встретили его гулом, свистом и беглыми, неровными аплодисментами. Середина зала была пуста, и одиноко синел на дощатом полу старый, вытертый борцовский ковер.

Физрук у ковра остановился, дико посмотрел по сторонам (передние ряды несколько притихли) и, казалось, хотел еще что-то сказать или спросить. Но потом передумал, махнул рукой и быстро пошел, почти побежал, уронив с плеча свою спортивную сумку, в дальний конец зала, где за неприметной дверцей было у него собственное убежище – учительский кабинет с раздевалкой, душем и туалетом.

Он толкнул незапертую дверь, мельком вспомнив, что сам же и оставил ее так, когда в спешке переносил свои лыжи к завхозу. Ничего удивительного поэтому не могло быть в том, что противник ждал его именно там; но физрук, и без того раздраженный неожиданным многолюдством в зале, усмотрел в этом еще одну личную обиду.

Немец, одетый в белое кимоно, сидел за егостолом, на егостуле и с интересом изучал взятую с егополки старую подшивку газеты «Советский спорт». При виде хозяина он вежливо поздоровался и встал, освобождая место.

– Зрителей пригласил, да? – криво усмехнулся физрук, не ответив на приветствие. – Хочешь, чтобы я набил тебе морду при всех?

– А я думал, что это ты их позвал, – спокойно возразил немец, снова проигнорировав «морду».

Физрук мысленно досчитал до десяти. Стало только хуже – от неожиданно прозорливой мысли, что противник просто-напросто не воспринимает его всерьез.

– Мне надо переодеться, – физрук с грохотом водрузил свою сумку на стол.

Немец кивнул без малейшей злобы и вышел.

Зал разразился восторженным ревом.

Физрук, окончательно потемнев лицом, достал из сумки черные, с острыми опасными шипами футбольные бутсы.

* * *

Завхоз, сидевшая на скамейке рядом с директрисой, хмуро озирала волнующийся в предвкушении зал.