Запретный плод

— Скотина! — с негодованием сказал Стернин. — Я с ним разберусь, с гаденышем этим! Но вы! Человек, которому я доверял, как вы могли поверить в такое?!

Защелка, сдерживающая ненависть Сушиной, вмиг исчезла.

— Да ты сам грязная скотина! — закричала она. — Соблазнил женщину, золотые горы обещал, а потом пытался от нее откупиться своими гнилыми долларами! Как ты живешь после ее гибели?! Она тебе не снится?

— Что это значит? — растерянно пробормотал Стернин. — Какая еще женщина?

Хайрутдинов перевел свой взгляд на Стернина, Лилия Максимовна тоже уставилась на мужа, ожидая ответа, а Сушина поняла его растерянность как признание вины.

— Не можешь вспомнить?! Ольга Горохина, ты с ней путешествовал по Италии в марте! Это моя сестра, родная, любимая сестра! Поэтому я попросила Игоря приударить за твоей дочкой! Я хотела сделать тебя несчастным, гад!

Стернин развел руками, посмотрел на жену:

— Лиля, я где был в марте? Кажется, не выезжал из Москвы.

— В марте — точно. Может быть, дама что-то путает? В апреле ты летал в Париж.

— В марте! — кричала Сушина, не в силах остановиться. — А потом ты бросил ее, негодяй! Шестого мая назначил встречу в клубе «Без мазы», предложил деньги, чтобы она забыла, а она… направила свою машину в лоб «КамАЗу»! Она, интеллигентка до мозга костей, погибла из-за тебя!

— Лиля? — сказал Стернин.

— Это было самоубийство? — спросила Лилия Максимовна.

— Именно!

— Тогда послушайте меня внимательно. Все майские праздники мы с мужем провели на Канарах. И я вам гарантирую, что ни в каком московском клубе мой муж просто не мог быть шестого мая. И седьмого, и пятого. Кстати, это можно доказать, если связаться с нашим турагентством. Нашим — в том смысле, что мы всегда пользуемся именно его услугами.

Сушина теперь только поняла, что все ее доводы рухнули.

Так, значит, это был не Стернин… Но Осколков сказал же… Деньги получил за эти сведения…

— Ну, знаете, это уж слишком! В марте по Италии! — обрел уверенность Стернин. — За такие дела, милочка!..

— Пожалуйста, успокойтесь, Иван Тимофеевич, — сказал Хайрутдинов. — Татьяна Илларионовна, а кто вам сказал, что это был Стернин?

— Вася Осколков, частный детектив. Я ему деньги заплатила, чтобы выяснил… Он и сказал, что видел их в этом клубе… — растерянно пробормотала Сушина и зарыдала, размазывая по щекам слезы с тушью для ресниц.

— Телефон у вас есть? Разберемся с этим детективом, — сказал Хайрутдинов.

Он записал номер телефона, который Сушина помнила наизусть, достал мобильник, но набрал совсем другой номер. Продиктовал записанный и коротко приказал, чтобы человек был у него в течение часа.

Лилия Максимовна посмотрела на плачущую Сушину, тяжело вздохнула, достала из бара бутылку коньяку, рюмку, наполнила ее, протянула Сушиной:

— Выпейте, Татьяна. Вас так глупо подставили, что мне даже скучно и мужа не в чем упрекнуть.

— Спасибо… извините, я… — сквозь слезы пробормотала Сушина. — Если это все чушь… не могу!..

Через двадцать минут Хайрутдинов и Сушина вышли из квартиры, сели в «Волгу», в которой их ждал Муравьев.

— Прости, Игорь, я… — давясь слезами, повторяла Сушина, забираясь в машину. — Я не хотела, меня так жестоко обманули! Сказали, что с Ольгой встречался Стернин, из-за него она погибла, но это ложь! Госпо-о-ди!..

Муравьев обнял Сушину, погладил по плечу.

— Ладно, Тань, я на тебя не в обиде. Равиль умный мужик, я думаю, он найдет того подонка, так, Равиль?

— Буду стараться, начальник. Но к тебе у меня вопросов нет. На Ярцевскую, да? Татьяна Илларионовна, не возражаете, если мы сначала забросим Игоря?

Сушина торопливо закивала, соглашаясь. Черная «Волга» выехала из престижного двора с охраной, поехала к Рублевскому шоссе.

Глава 31

«Москвич-408» оказался довольно-таки приличной машиной и резво пробежал от Агаповки до Москвы. Марина вышла из машины у дома на Ярцевской, наклонилась, чмокнула Гену в щеку.

— Спасибо вам, ребята, от меня и от Игоря. Как-нибудь, я думаю, встретимся на шашлыках.

— А меня? — дурашливо возмутился Котович. — Меня поцеловать не хочешь, да?

— Потом, Славик. Ты лучше думай, как появишься дома в своих клоунских штанах.

— И появлюсь! А когда расскажу, что с нами случилось в эту ночь… знаешь, как зауважают?

— Удачи вам, ребята.

Она помахала рукой вслед отъезжающей машине и пошла во двор. Дома Игорь или нет, в конце концов, это не важно. Даже если и задержали его на ночь, утром отпустят, да еще и с извинениями. В чем его могут обвинить? Она объяснит, что пригласила его в гости! А если отец будет против нее, такое скажет — на всю Москву опозорит! Сегодня или завтра Игорь будет дома, а она — уже через несколько минут. Дома? Ну да. А куда она бежала из-под домашнего ареста? Не в родительскую же квартиру!

После всего пережитого за этот вечер хотелось прежде всего принять душ и завалиться спать! Если Игоря дома нет. А если он дома — завалить в постель, чтобы потом уснуть.

Марина, улыбаясь своим мыслям, уже подходила к подъезду, когда навстречу ей шагнул крепкий мужчина, загородил дорогу.

Она его сразу узнала — Федченко, сторожевой пес отца! Ну и что все это значит?

— Извините, Марина, ваши родители очень волнуются, Иван Тимофеевич просил вас немедленно приехать домой. Я с машиной, доставлю.

А она так хотела принять душ!

— Вы что, совсем дурак? — спросила Марина. — Элементарных вещей не понимаете? Я только что сбежала из дому, куда меня отвезли при вашем участии. Хотите, чтобы опять вернулась туда? Тупой и еще тупее просто академики по сравнению с вами!

— Марина, меня ваши элементарные вещи достали уже! — с раздражением сказал Федченко. — Я мог бы отдыхать дома, а торчу тут, жду вас. Садитесь в машину, дома с родителями разберетесь, кто прав, а кто виноват.

— Отстаньте от меня! Скажите им — больше там не появлюсь! Отойдите с дороги немедленно!

Федченко мрачно усмехнулся, качая головой:

— У меня приказ Ивана Тимофеевича, Марина. Это последний такой приказ, но я его выполню. Садитесь в машину, прошу вас по-хорошему.

Метрах в пяти от подъезда стояла черная «БМВ» с распахнутой дверцей. Марина, поколебавшись, пошла к ней, сунув руку в карман куртки. Быстро пошла, оставив Федченко в трех шагах позади, и у машины не раздумывая достала баллончик со слезоточивым газом, распылила его в салоне «БМВ». Потом резко повернулась, прыснула в сторону Федченко и со всех ног помчалась обратно к Ярцевской. Резиновые сапоги — не туфли на шпильках, бежать можно, а она умела быстро бегать. Как матерились охранники в «БМВ», не прислушивалась, как они выскакивали из машины — не смотрела. Выбегая на Ярцевскую, обернулась, заметила, что на Федченко газ не подействовал и он, хоть и отставал от нее метров на десять, но стремительно бежал следом.

Куда она бежала, Марина и сама не знала, мчалась к Рублевскому шоссе, инстинктивно надеясь поймать там машину или увидеть милиционера, все же правительственная трасса. Бежать в противоположную сторону, к метро «Молодежная», бессмысленно, метро закрыто, там тишина…

Федченко стремительно нагонял ее. Уже совсем близко за спиной стучали его башмаки по мокрому асфальту, слышалось хриплое дыхание. Она бежала, но подсознательно понимала — не уйти, не уйти!..

Впереди, метрах в десяти, остановилась, взвизгнув тормозами, черная машина, из нее выскочил человек и через мгновение поймал Марину в свои крепкие объятия.

— Пустите! Не трогайте меня! — закричала она.

— Маринка, это я, я… Игорь, — услышала она взволнованный голос. — Успокойся, это я…

— Игорь? — Она подняла голову, увидела его бледное лицо, глупо улыбнулась. — А что ты тут делаешь?

И тут же поняла, что вопрос был не менее глупый, чем ее улыбка.

— Отойди в сторону, артист, — тяжело дыша, сказал Федченко. — Девушка едет домой, не мешай ей, если не хочешь неприятностей.