Жёлтый бриллиант

Сара заорала на всю больницу:

— Буду! Это мой Принц!

Олегу Сара все объяснила через две недели, когда была уже дома. Олег и Сара развелись. Махмуд и Сарья с маленьким сыном улетели в Париж. Их план удался.

Олег Сикорский впал в депрессию. Почему? Сару он не любил, ребенок ему не был нужен. Он даже диссертацию защитил без триумфа, как дежурное событие. Олег не видел смысла в жизни. Он, конечно, живет и будет жить, но цели — не было.

Отец Олега серьезно заболел. Обострились фронтовые ранения. Опять грозила ампутация ноги. Перед тем как лечь в больницу, Борис позвал к себе в кабинет Олега, они просидели в кабинете всю ночь. Борис передавал сыну архивы. Архив «Голдин Леди» вызвал у Олега шок, почти обморок.

Борис Евграфович Сикорский не перенес операцию, в возрасте 68 лет скончался, и был похоронен со всеми почестями на Волковом кладбище города Ленинграда.

Олег буквально не вылезал из архивов. Он систематизировал материалы, вел строгий учет, перекладывал старые листки в новые, прочные папки. Некоторые листки, особенно по фирме «Голдин Леди», приходилось собирать по клочкам и наклеивать на пергаментную бумагу специальным реставрационным клеем. В ржавой коробке из-под монпансье в угол забился комок грязной, полуистлевшей мешковины. Олег брезгливо выбросил его в последний, опустевший ящик, теперь весь этот мусор можно отдать дворникам для прошлогодних листьев. Олег взял ящик за боковую стенку, внутри, что-то тихонько загремело, как бы перекатилось. Олег поставил ящик, заглянул внутрь. В углу ящика — тот же комочек старой тряпки. Олег равнодушно посмотрел на мусор, взял ящик за край и решил оставить в комнате отца да завтра. Он устал, чихал от бумажной пыли и липкого, синтетического клея. Олег поговорил с мамой, помог ей по хозяйству. В кабинет отца Олег зашел дня через два, не раньше. Уборщица, тетя Тома, которая помогала маме, должна прийти сегодня, надо проверить, чтобы не выбросила лишнего.

Уборщица придет и все подметет. На полу, в центре комнаты, валялся комочек мешковины. Олег махнул рукой — тряпочный комок. Однако почему-то нагнулся и поднял комок. Внутри было что-то твердое. В мешковину было завернуто старинное кольцо. Видимо, он сам вчера выбросил эту гадость, не подозревая, что там находится вместе с ржавой коробкой, оставшейся от архивов «Голдин Леди», кольцо, которое просто закатилось в угол ящика. На внутренней стороне кольца стояли инициалы «ПГ» и дата 1848. Олег повертел кольцо — мутный, желтоватый камень, слабая, еле заметная огранка. Оправа из золота, но странного, необъяснимого цвета, скорее — кованая, нежели, литая и шлифованная. Четыре лапы, которые удерживают камень, похожи на когти дикой птицы или древней земноводной твари. Олег сморщился, кольцо было ужасным. Он даже не стал показывать его маме. Он положил кольцо в ящик стола, сел за стол. Работать — не получалось.

Олег попил с мамой чаю, опять вернулся в кабинет. Уборщицу не пустил, и так все чисто. Достал кольцо. Ему показалось, что кончики пальцев, которыми он держит кольцо, покалывает, как слабым разрядом тока. Он подошел к окну, полюбовался облупленными куполами Храма Спаса-на-Крови. Низкое серое ленинградское небо неожиданно разорвал мощный луч солнца. Камень «поймал» солнечный луч и в ответ отправил несколько лучей такой силы, что Олег сощурил глаза. Камень ожил. Это был бриллиант, огромный бриллиант весом не менее 30 карат. Более того, это был редчайший желтый бриллиант, обработанный в середине ХIХ века. Он стал примерять кольцо на разные пальцы левой руки. Кольцо легко наделось на безымянный палец. Снять его Олег не смог. С этого момента у Олега Сикорского началась совсем другая жизнь.

Кольцо Олег Сикорский все-таки снял один раз в жизни, незадолго до смерти. Он подарил его как свадебное, как обручальное кольцо единственной женщине, которую он страстно полюбил. Кольцо само соскочило с пальца без особого усилия. Впрочем, господин Сикорский был уже очень болен, и пальцы рук, возможно, стали тоньше. Но до этого события была еще целая жизнь.

Новый, 1980 год, Олег Борисович Сикорский встречает в одиночестве. Недавно не стало мамы. Она умерла от сердечного приступа, дома, на руках у Олега, в присутствии врачей «скорой», которые долго боролись за ее жизнь. Маму похоронили рядом с папой.

Телевизор работает, но Олег Борисович его не смотрит. Принципиальной позиции здесь нет, просто смотреть нечего. Через месяц — защита докторской диссертации. «Неожиданностей» не будет. Высокая оценка его научной деятельности очевидна. Экономический эффект от внедрений и предложений в области нефтедобычи, газовой индустрии приносит в государственную казну миллиарды рублей и долларов. Геолог Сикорский известен на «самом верху». Сикорский дважды был в геологических экспедициях в Сибири. На комфортабельном самолете Министерства нефтегазовой промышленности летели до Красноярска или Новосибирска. Прямо с аэропорта — в «охотничий домик» первого секретаря местного Обкома КПСС. На следующий день два — три часа на военном вертолете летали над тайгой. Олег Борисович смотрел в окно и думал: неужели его отец прошел все эти тысячи километров пешком, с тяжелым рюкзаком, по болотам, бурелому, без дорог и тропинок, с одним компасом и планшетом для записей и чертежей? Вечером — ужин, баня, «задушевные» беседы. Баня Сикорского не привлекала, но из бесед с местными чиновниками Олег Борисович узнавал много нового, полезного, того, о чем в столицах помалкивали. На следующее утро возвращались в Ленинград.

Защита диссертации прошла с блеском. Новому талантливому доктору наук недавно исполнился всего 41 год. Присутствовал первый секретарь Ленинградского Обкома КПСС, из Москвы прилетел заместитель министра нефтяной и газовой промышленности.

На банкете в лучшем ресторане Ленинграда, который временно закрыли «на учет», столик Олега Борисовича обслуживала молоденькая официантка Катенька. Катенька была скромна, вежлива и чудо, как хороша. Олег Борисович слушал хвалебные тосты, безусловно, со всем соглашался, благодарил всех присутствующих. Но ему постоянно мешали длинные ноги официантки и ее высокий бюст, плотно застегнутый на все пуговички белой блузки. Катенька помогла захмелевшему от счастья профессору дойти до черной институтской «Волги». Она открыла входную дверь в дом, приготовила постель и помогла новоиспеченному доктору наук почувствовать себя «настоящим мужчиной». Катенька осталась в старинном особняке на берегу канала Грибоедова в качестве жены.

Тетя Тома приходила ежедневно, стирать, убирать, готовить. Катенька целыми днями смотрела по видику такую «непотребщину», что немолодая тетя Тома хватала свои веники, тряпки и убегала. Катенька вслед убегающей женщине свистела, хлопала в ладоши и кричала:

— Ату ее, ату!

На робкие попытки со стороны Олега предложить жене пойти поучиться, она громко смеялась.

— Я и так самая умная, такого карася поймала!

Она начинала щекотать, щипать, дергать за нос «любимого муженька», и он все прощал.

Профессор Сикорский часто выезжал в страны Северной Европы по приглашению ведущих университетов. Он читал лекции в Стокгольмском университете, в Высшей технической школе города Осло. Несколько раз его приглашали в США. Помимо лекций, которые планировались обычно на май-июнь, после окончания летнего семестра в Горном институте, Сикорский часто выезжал на международные конференции, «круглые столы». Он с удовольствием соглашался с любыми предложениями. Впервые в жизни он видел совсем другой мир. Во всех заграничных поездках профессора сопровождал молодой офицер КГБ Андрей Степанович Кротов. У Кротова была тяжелая работа — все время «быть» и делать вид, «что тебя нет». Степаныч, как окрестил его Олег Борисович, не только не мешал профессору, а наоборот очень даже помогал. Степаныч был защитой, помощником внешне застенчивого и физически слабого профессора. Вечерком было с кем выпить коньячку, поговорить «по душам».