Мозаика любви

— Не мудри, мать, рассказывай, а я сам разберусь с прошлым и настоящим, — твердо велел Лобанов и протянул Ольге следующую порцию виски. Она заметила этот жест и рассмеялась:

— Мак, ты что, напоить меня хочешь, чтобы Танькины тайны узнать? С ума сошел, надеюсь, от любви? Давай за нее выпьем, и я тебе скажу, что знаю, ничего в этой истории ужасного нет, только противное, — и, чокнувшись с Лобановым, синьора выпила, продемонстрировав неутраченную московскую сноровку, затем продолжила: — После школы мы виделись редко, но друг через друга узнавали о свадьбах, детях и прочих житейских подробностях. Первой родила Михайлова, так мы по очереди бегали на дочку ее смотреть, так интересно было настоящего младенца увидеть. Татьяна ничего про личную жизнь не рассказывала, больше нас слушала. Когда учиться большинство закончили, мы стали чаще встречаться. Татьяна появлялась одна, но ее стал провожать и встречать с наших сборищ кавалер. Он был явно старше нас и казался нам стариком. Парни Татьяну все время подкалывали, мол, где ты взяла этого «папика»? Она сказала, что это то ли ученик, то ли помощник ее отца. Мы тогда новую программу сделали, и я позвала всех на премьеру. Татьяна явилась с этим типом, он ее все время за руку держал, и объявила, что приглашает нас на свадьбу. Я не была — гастроли, но народ рассказывал, что гуляли в ресторане «Берлин». Он еще существует? — спросила Ольга, прерывая рассказ.

— Да, но теперь называется «Савой», как раньше. Давай без подробностей, синьора, — попросил Лобанов.

— Я всех подробностей и не знаю, — успокоила словоохотливая Ольга. — У них своя квартира появилась у первых, но нас туда не звали. Девчонки обижались, ведь собраться вечно было негде. Думали, что Татьяна зазналась, она на телевидении тогда начала работать, но дело было не в ней. Муж, я не помню, как его зовут, своей любовью Татьяну совсем затиранил. Я это поняла, когда заехала к ним на свою свадьбу звать. Они уже года два как были женаты, так он словно молодожен обалдевший, только о своей жене и говорил. Мы приехали неожиданно, стали на стол собирать — майонеза на салаты не оказалось. Она просит его как-то неуверенно: «Сходи в магазин», а он, твердым тоном, глядя ей в глаза: «Ты со мной пойдешь». Так и ушли, оставив нас на хозяйстве. Я потом Таньку стала упрекать, что она смылась и заставила меня салаты резать, а она со слезами: «Он меня так любит, что ни на минуту не оставляет одну». Я говорю: «Радуйся!», а она: «Я так ребенка хочу, но не получается».

Посидели мы невесело, она все со мной хотела остаться наедине, но я своим типом была занята, боялась, как бы он лишнего не выпил. Больше я Татьяниного супруга не видела. Через год или два у нее дочка родилась, а муж ушел. Квартиру, правда, им оставил. Я ее спрашивала: «Как же это его любовь кончилась?» Она ответила: «Это мое терпение кончилось, когда он хотел запретить ребенка рожать, чтобы меня ни с кем не делить». Вот что это — безумная любовь или эгоизм невероятный? Дочку, насколько мне известно, он никогда не видел, а Татьяне ко дню рождения букеты преподносит каждый год. Может быть, уже надоело, не знаю, — закончила рассказывать чужие секреты синьора Пачолли и требовательно помахала стаканом перед носом у задумавшегося Мака: — Наливай по последней. Замуж надо только по любви выходить, это я теперь по себе знаю после первой неудачной попытки. Успеха не гарантирует, но хоть смысл этому занятию придает. Я моего Джанкарло так люблю, что готова ради него в Италии сидеть, талант свой зарывать. Но если разлюблю, то сразу же домой вернусь. Может, все-таки квартиру не продавать пока?

— Если есть на что жить, не торопись. Цены растут, и сын растет, — посоветовал Анатолий пригорюнившейся подруге. — Рад был тебя повидать, Оленька. Спасибо, что рассказала мне про Татьяну, получается, что она с любимым под одной крышей никогда не жила.

— Может, у нее и был кто еще, но мне казалось, что она замуж долго не выходила — тебя ждала. Хотя, не слушай меня, чужая душа — потемки. Ты ее не обижай, она девка серьезная, может, даже чересчур, но искренняя, правда, легко с ней не будет, — предупредила Ольга, собирая свои сумки, платки и перчатки.

— Уже нелегко. Отвык я от душевной близости. Вредное это для бизнеса дело. Голова должна работать, а душа — спать. А с Татьяной так нельзя, ей надо чтобы сердце говорило, а не язык. Очень тонко она все чувствует, а я такой уровень отношений не потянул, — признался Анатолий.

— Ты что, опять к другой сбежал, как после выпускного? Слабак ты! — возмутилась одноклассница.

— Получается, что так. Но после Татьяны просто сексом заниматься стало скучно, — посетовал Лобанов.

— Не знаю, как у мужиков, а меня в постель без любви сейчас не заманишь, хватит, напрыгалась. Спать надо с любимыми в нашем зрелом возрасте, вот мой тебе совет, Мак. — Она, вздохнув, достала пудреницу и помаду.

— Оля, я каждый год приезжаю в Альпы. Хочешь, в следующий раз я твоему семейству номер оплачу? Повидаемся, сыновей познакомим, я их по-взрослому на лыжи поставлю? — неожиданно предложил Мак.

— Спасибо, хорошо было бы. Ну, я поехала, мне четыре часа дороги предстоит. Будь здоров, Мак, — попрощалась Ольга и на выходе столкнулась в дверях с другой женщиной.

Елена вошла в палату, опустив глаза на бумаги, выставленные впереди, как щит.

— Синьор Лобанов, мне необходимо уточнить, каким рейсом вы предпочитаете лететь: утренним или дневным?

— Самый удобный вечерний, разве вам это неизвестно? — раздраженно спросил Анатолий.

— К сожалению, на указанную вами дату можно забронировать места на рейс, вылетающий в шесть тридцать или в четырнадцать пятьдесят. Я проверила наличие мест в экономическом и бизнес-классах и не рассматривала перелет с пересадкой на рейсы других компаний. Ваше решение? — не реагируя на его тон, энергично спросила Елена.

— Я полечу в шесть тридцать, — развел он руками в знак отсутствия выбора.

— Переоформленный билет, счет за услуги мэтра Берти, документы по страховке я занесу вам через сорок минут.

Елена повернулась к двери, но Лобанов остановил ее:

— Я также хочу, чтобы вы оформили мою выписку из больницы и обеспечили меня транспортом до Курмайера.

— Для этого понадобится дополнительное время, — мгновенно откликнулась ассистентка адвоката.

— Хорошо, учтите его. — Лобанова утомила эта игра.

— Вам нужен билет на поезд, машина с шофером или автомобиль в аренду? — Елена наконец-то смогла продемонстрировать квалификацию.

— Ваш шеф был прав, рассыпаясь вам в комплиментах. Надеюсь, он платит вам не только похвалами? — съязвил Лобанов.

— Мои условия работы — это конфиденциальная информация, которую я не имею права обсуждать ни с кем. Ваши пожелания по транспорту? — Елена была несокрушима.

— Я хотел бы получить приглашение от мэтра Берти занять место в его машине в качестве бонуса за своевременную оплату его счета. Могу я рассчитывать на такую любезность? — Тон Лобанова был издевательски-учтивым, ему хотелось продолжить подспудный конфликт с Еленой, но та невозмутимо выслушала его и, кивнув, молча вышла из палаты.

«Рано она из Питера сбежала, — подумал Анатолий, откидываясь на подушки снова и прикрывая глаза тыльной стороной ладони. — Сейчас у нас таким, как она, толковым, дисциплинированным, грамотным, платят раза в три больше, чем здесь. Но кто же знал, что так будет? Вот лучшие и уехали, а на Родине остались те, у кого шансов тут не было. Поэтому готовых толковых помощников не найти, а пока вырастишь, столько нервов испортишь! Так что рад любые деньги платить, да некому… Что-то я все о делах: то ли соскучился, то ли отдохнул. Пора домой.

Домой я могу ехать, но не могу приехать. Нет у меня дома. Нельзя же считать домом офис, а семьей — жуликоватых компаньонов, где в качестве любящей тетушки выступает пожилая секретарша».

— Алле, сын, это я! Привет! Как ты там? Я скоро возвращаюсь. Как откуда? Я же тебе звонил перед отъездом в горы. Не важно. Я ребра себе переломал, так что будешь увечного папашу на костылях водить и кормить с ложечки. А если я не хочу никого нанимать? Ах, у тебя качалка? Ну, тогда сдашь меня в богадельню. Пока! — Лобанов отключил телефон.