Жидкий пепел (ЛП)

Я увидел, как что-то похожее на понимание промелькнуло в ее зеленых глазах. Она всегда насквозь видела мою ложь. Я в равной мере и любил, и ненавидел это. Я никогда ни перед кем не чувствовал себя таким беззащитным.

— Но я хочу, — это тоже было ложью.

Я не хотел ее любить. Любовь всегда несла за собой страх, а страх делал меня слабым. Я не мог выбрать слабость, даже если это значило, что я причиню боль тем, кого люблю больше всего.

Она кивнула, и я взглянул на слово «СТРАХ» на своих пальцах. Я хотел стереть чернила со своей кожи, но знал, что они там навсегда.

— А как же «никогда не притворяться»? — спросила она, скрестив руки на груди.

Я закрыл глаза, стараясь не поддаваться своим эгоистичным потребностям. Я должен защитить ее, и даже если она может подумать, что я пытаюсь ее ранить, правда в том, что все как раз наоборот. Я прекращал боль там, где она была еще не слишком сильна, прежде чем она станет такой сильной, что никто из нас не сможет справиться.

Я чертовски сильно любил Пенелопу, чтобы предоставить ее своим демонам.

— Я не притворяюсь. Я не могу любить тебя, Пенелопа. Я не люблю тебя.

Между нами пролетело несколько тяжелых секунд.

— Ну, тогда, полагаю, у меня нет причин оставаться здесь, — пробормотала она.

Ее слова раскололи мое сердце на миллион кусочков.

Я хотел умолять ее остаться. Ничего в своей жизни я не хотел больше, чем любви Пенелопы. Но мои страхи были слишком велики, ненадежность — слишком опасной, и потому, вместо этого, я стоял там, слушая ее удаляющиеся шаги и молясь, чтобы однажды она меня простила.

— Папочка, остановись, пожалуйста! — крикнул я, когда он снова ударил мамочку по лицу.

Я плакал, пока из ее носа капала кровь, и пока она смотрела на меня извиняющимся взглядом. Она всегда чувствовала себя так плохо из-за меня, и я не понимал почему. Он делал ей больно, а я только наблюдал и плакал.

— Ей не должно сойти это с рук, сын! Ты слышишь меня? Не позволяй ей промывать свои мозги этой херней! Она лгунья, неблагодарная сука!

Меня трясло, но я кивнул и попытался вытереть сопли и слезы тыльной стороной ладони. Он ненавидел, когда я плакал. Я не хотел, чтобы ей было еще хуже.

— Ты это видишь, сука? Видишь, что сделала с моим сыном? Ты превращаешь его в чертову девчонку!

Он отвел руку и ударил ее по щеке, кровь забрызгала пол. Я прикусил губу, пытаясь сдержать рыдание, потому что ее тело обмякло.

Пожалуйста, не умирай, мамочка. Пожалуйста. Очнись. Очнись.

— Ох, мы еще не закончили, — сказал он, присев с ней рядом и подняв ее голову за волосы.

Я заметил, что ее глаза движутся под опухшими веками, и облегченно выдохнул. Она все еще жива. Но что-то изменилось. Она не умоляла его остановиться. Она не пыталась спастись, как обычно.

Борись, мамочка! Не сдавайся.

Папочка потянул сильнее, и она села. Он прислонил ее спиной к кровати, перед тем как вышел из комнаты. Я был так напуган, что думал, могу описаться. Я вытянул перед собой руки и попытался привлечь внимание мамочки. Я не хотел, чтобы она сдавалась.

Словно услышав мои мысли, она повернула голову и посмотрела на меня сквозь маленькие щели ее черных глаз. Кровь капала из ее носа, покрывая губы.

— Я люблю тебя, детка, — прошептала она.

— Я т-тоже люблю тебя, м-м-мамочка, — заикался я. Моя нижняя губа дрожала, а из глаз хлынуло больше слез.

Она втянула воздух, когда папочка вернулся, и я быстро повернулся к нему. Это случилось, когда я заметил пистолет в его руке, тот самый пистолет, которым он учил меня пользоваться. Я видел, как он поднял руку и нацелился ей в голову. В следующую секунду у меня зазвенело в ушах, и мир завертелся вокруг меня.

Папочка убил мамочку прямо у меня на глазах. Простым нажатием на спусковой крючок он отобрал ее жизнь и разорвал мое сердце в хладнокровном порыве ярости.

Я сильнее сжал пальцы вокруг стального ограждения, пытаясь справиться со слезами, текущими по щекам. Это не сработало.

Я поднял голову к небу.

— А-а-а! — я кричал так громко, как только мог, напрягая все тело, пытаясь высвободить всю ненависть и злость, которые затаил в душе.

Я хотел, чтобы весь мир меня услышал. Я хотел, чтобы отец услышал мою ярость, но он не мог. Он убил себя через секунду после того, как понял, что натворил. Он оставил меня в одиночестве рассказывать полиции, что я видел, в одиночестве собирать себя по кусочкам.

У меня за плечами годы терапии, а его поступки все еще управляли моей жизнью. Тот случай до сих пор контролировал меня. Я дурачил себя мыслью, что все позади. В некотором смысле так и было, но я до сих пор был в ужасе от того, что могу закончить, как мой отец, поэтому я никогда не рискну выяснить, произойдет ли это.

Глава 27

Я не видела Брендона уже десять дней. Он не появлялся на работе и, казалось, никто не знал, где он.

Конечно, я притворялась, что меня это не волнует, но на самом деле я волновалась и скучала по нему. Я знала, что это глупо, ведь он не хотел меня. Должно быть, он просто ждал, когда я уеду, прежде чем смог бы вернуться к работе. Так было лучше. Я знала, что если бы мне приходилось каждую ночь видеть, как он флиртует с другими женщинами, при этом делая вид, что меня не существует, я бы потеряла все свои последние силы. А сейчас, сейчас это с каждым днем все больше теряло значение.

Но завтра ночью я уеду, и мысль о том, что я больше никогда его не увижу, разрывала меня изнутри. Я знала, что он солгал, когда сказал, что не любит меня. Я ощущала его любовь, даже когда он произносил те слова. Он боялся меня любить, и я не могла понять почему. Он был таким бесстрашным, когда дело касалось всего остального.

Я просто хотела провести с ним еще одну ночь, получить еще одну возможность почувствовать рядом с собой его тело, посмотреть ему в глаза и сказать, что люблю его. Это могло быть моей последней возможностью сказать эти слова мужчине, действительно имея их в виду.

Дотянувшись до телефона, я прерывисто вздохнула, понимая, что рискую получить новую трещину в моем уже разбитом на куски сердце, но я должна попытаться.

Дрожащими пальцами я отправила Брендону сообщение.

Пенелопа: Мы можем притвориться? Только на одну ночь.

Я сидела на своем надувном матрасе, уставившись в телефон, желая, чтобы он ответил. Я ощущала, как секунды отбивают ритм с моим пульсом.

Через несколько минут он ответил.

Брендон:Приходи.

Боже, что же ты делаешь?

Мое сердце снова ожило лишь от созерцания его ответа. Я знала, что для нас не осталось никакой надежды, но этой ночью я смогу притвориться, что она еще есть.

— Привет, — неуверенно произнесла я, когда Брендон открыл мне дверь.

Я проехала на велосипеде пять километров от своего дома под дождем. Одежда и волосы промокли насквозь.

— Что с тобой случилось? — спросил он и отступил в строну, наблюдая, как я вхожу.

Я стояла в прихожей, пока он направлялся к бельевому шкафу за полотенцем.

— Я продала машину.

Он обернул теплым хлопком мои плечи, и я сильнее закуталась в него, найдя утешение в его запахе.

— Почему ты ничего не сказала? Я мог бы забрать тебя.

Я заметила темные круги у него под глазами, и волосы у него были грязными. Он выглядел измученным.

— Все в порядке? Ты неважно выглядишь.

Он усмехнулся, и этот звук казался почти неестественным из-за напряжения, возникшего между нами.

Брендон провел пальцами по волосам.

— Нет, видимо, не в порядке.